Сергей Кольцов - Тихая разведка
Штальберг, отбросив в сторону разряженное ею оружие и не оглядываясь, медленно, будто меряя свои шаги, направилась к стенке, в которую разрядила всю обойму. Русская и на этот раз обставила ее, обвела вокруг пальца!.. Нервно нажала на чуть выдающийся выступ в разнесенном разрывными пулями фанированном квадрате стены, и Коврова увидела поручни спиральной металлической лестницы.
Они шли то опускаясь, то поднимаясь на три-четыре ступени по переходам и мостикам… Позади оказалось последнее препятствие: широкая стальная заслонка, имитирующая окно, выведшее их в кирпичную пристройку к особняку.
«Мерседес» стоял совсем рядом. Коврова, настороженно поглядывая теперь уже на свою пленницу, услужливо усадила ее на сидение. Было безлюдно. Только часовой, завидев свою госпожу и очень похожую на нее молодую женщину в штатском, молча ткнул пальцем в кнопку механизма ворот.
Машина, чуть скрипнув тормозами, остановилась у начала проулка, за которым широкой лентой поблескивал асфальт проспекта кардинала Шептицкого. Коврова должна была, сделав левый поворот, напрямую мчаться до района Старых Мельниц.
— Прощайте, Эмилия! — смотря в неподвижное, застывшее алебастровой маской лицо Штальберг, почти крикнула Коврова. — Да будет тебе удача!
«Мерседес» Ковровой успел пройти до первого перекрестка большую часть пути, когда приближающийся к нему мощный «хорх» вдруг рванулся влево, на встречную полосу движения: казалось, неотвратимо столкновение обеих легковых машин в лоб, если Наталья не решится свернуть в сторону, в первую попавшуюся улицу. В ту же минуту она отчетливо, слева от водителя, через ветровое стекло, увидела удивленное лицо начальника гестапо оберштурмбанфюрера СС Крюгера.
Улица, на которой волей судьбы оказалась Коврова, была по длине небольшой — четыре стометровых квартала, сразу же заканчивающаяся полевой дорогой, идущей прямо на север.
Уже где-то посередине улицы Наталья почувствовала толчки неизвестного металлического предмета, методически бьющего по заднику ее босоножка на левой ноге. Скорее, из-за острого любопытства, чем по необходимости, остановила машину и заглянула за спинку сидения водителя: на полу салона виднелась рукоятка «шмайссера», уходившего своим стволом под ноги шофера. Присутствие оружия объяснить было очень просто, и она, достав автомат из-под сидения, тщательно осмотрела его: магазин имел полную укладку боеприпасов, а сам автомат готов к стрельбе. Держа оружие в руках, оглянулась назад. Оттуда, где проходил проспект кардинала Шептицкого, легавой собакой выскакивал уже знакомый ей «хорх», а за ним — две небольшие грузовые машины с солдатами.
«Амба, Василий Иванович!» — из известного кинофильма словами Петьки сказала она себе, имея в виду то, что к Старым Мельницам ей никак не прорваться, не встретиться больше с оставшимися в живых и все закончится прозаически просто с последней пулей, пущенной в висок.
Уже на подскоке к матерому лесному массиву кузов «мерседеса» был изрешечен ружейными и автоматными пулями, но ни одна из них не коснулась тела разведчицы, и машина, не снижая скорости, продолжала двигаться вперед, держа преследователей на прежней дистанции. Несмотря на адское напряжение всех своих сил и безысходность ситуации, Коврова не потеряла себя и благодаря своей чрезвычайной собранности вовремя успела заметить впереди преграду. На дороге лежало большое сухое дерево. Оно и стало преддверием ее судьбы…
Машина вспыхнула смолянистым факелом, едва сумев отвернуть от препятствия и юркнуть с дороги на ромашковую полянку. И здесь же, выбрасываясь из машины, Коврова почувствовала сильнейший удар в правое плечо, как будто к тому месту с потягом приложил добрый молодец боевую палицу. Такое ощущение появляется у человека от попавшей в его тело, имеющей полную силу, пули.
Вторая прошила ей ладонь той же руки. Третья чиркнула по ее высокому чистому лбу, а четвертая пронзила грудь. И она, запрокидываясь навзничь, прежде чем упасть, зарыться в цветастый ковер и в последний раз вдохнуть валерьяновый запах ромашек, различила над собой синее-синее, как у Черемушкина глаза, небо и прошептала: «Женя»…
К неподвижно лежавшей среди лесных цветов с залитым кровью лицом и окровавленной грудью женщине стали подходить участвующие в погоне офицеры. Один из них, гориллообразный, поднял в тяжелом ошипованном сапоге ногу и с силой опустил ее на мертво откинутую в сторону руку Ковровой и, как гасят брошенный окурок, произвел движение ступней… Никакой реакции у поверженной не было. Шипы, разрывая ткани руки, не вызвали повторного кровотока.
Подошел Крюгер. Он продолжительно и пристально рассматривал распластанное перед ним тело, о чем-то напряженно раздумывая. Затем с хмурым лицом ушел прочь, к своей машине.
Ромашковая поляна опустела, и только тогда из-за кустов к павшей приблизились двое немецких солдат из войск СС: молодой и постарше, чем-то похожие друг на друга.
Молодой не раздумывая потянул на себя затвор «шмайссера» и направил его ствол в лицо лежавшей.
— Не стреляй! Сами под богом ходим… Если тебя вот так же добьют?..
— Приказ командира…
— Иди! Я как-нибудь сам, — продолжая свою мысль, сказал старший по возрасту молодому. И когда тот удалился к машинам, стоящим на дороге, полоснул короткой очередью застывшее серовато-синим пятном небо.
С тех пор след Ковровой для всех затерялся, будто слизанный соленой морской водой на пологом морском берегу…
…На душе как-то сразу стало тревожно, грустно. Чего опасался, то и впрямь произошло. Встреча с агентом С-42, фашистским разведчиком Отто Вебером состоялась. Отлично зная характер и способности Вебера, Черемушкин понял, что тот обязательно в его нынешнем положении попытается сразу же ухватить быка за рога, и тем самым взять реванш за свой давний, но громкий провал. Нет слов, Вебер, как разведчик экстра-класса, не лишен был дара аналитического мышления и считался в своем кругу, в известных инстанциях Рейха, удачливым, знающим свое дело агентом — разведчиком божьей милостью. И конечно, Вебер сейчас же, несмотря на пролетевший год с небольшим, распознал в появившемся перед ним гауптштурмфюрера СС командира взвода войсковой разведки из соединения генерала Чавчавадзе. По известным ему причинам он решил не посвящать стоящего рядом с ним оберштурмфюрера в свои личные, широко осмысленные намерения.
Раньше, до печального случая с Ковровой, Черемушкин не помышлял о встрече с опасным и коварным противником, но теперь, при новых обстоятельствах, она для него становилась просто необходимой.
Для Вебера не существовало тайны ареста Ковровой гестапо и, ее естественно, он не мог не знать дальнейшей судьбы. Что же касается назначенной с Еремеем Матвеевым встречи по ряду вопросов на Ратной, то она состоится, а рядом расположенный городской парк станет по-видимому некой мини-ареной без зрителей, на которой и произойдет для бывших сослуживцев короткое, но предельно ясное по исходу столкновение их личных интересов. Доля капитана Черемушкина, оказавшегося в чрезвычайно сложной ситуации, любой шум в преддверии комендантского часа, мог оказаться роковым. Причем, ни при каких обстоятельствах он не желал гибели противника. Логически так и должно было быть, но Вебер мыслил по-иному…
Бывший вражеский лазутчик в советской дивизии отреагировал на появление русского разведчика своеобразно. Во время короткой беседы с ним, а то, что она состоится, оберштурмбанфюрер СС был уверен на все сто, так как Черемушкину, как воздух для дыхания, необходима любая информация о своей радистке, он намеревался просто выстрелить в непрошеного гостя, стрельбой привлечь патруль, а там, в контрразведке, обстоятельно побеседовать, на тему, кто есть кто, если тот в состоянии будет говорить.
О судьбе же Ковровой Вебер знал понаслышке: убита при попытке к бегству на северной опушке чернолесья.
Он потерял Черемушкина, когда тот, перейдя дорогу, оказался в парке. Не спеша, расчетливо извлек из кобуры парабеллум, дослал в канал ствола патрон, заботливо поставил пистолет на предохранитель. При входе в парк осмотрелся: ни вблизи, ни вдали никого не было. Однако вдруг почувствовал себя неуютно. По асфальтированной дорожке пошел к павильонам детского аттракциона.
Черемушкин, как в незабытой им с детства игре в прятки, стоял у комнаты кривых зеркал, стараясь слиться с ее стенкой. Нервы чуть пощипывал приближающийся цокающий звук кованых сапог Вебера. Сердце уходило куда-то и вновь возвращалось на место. Он попробовал рукоять трости: острый и тонкий клинок послушно покидал ножны, а при обратном движении щелчком фиксировался в прежнем положении. Вскоре показалась знакомая голова в фуражке с высокой тульей. Глаза подходившего к комнате кривых зеркал были устремлены на левую по движению оконечность задней стенки павильона. Рука Вебера, подчиняясь внутреннему напряжению, извлекла из правого кармана френча и сжала в ладони «парабеллум».
