Андрей Геращенко - Учебка. Армейский роман.
Посмотрев на схему метрополитена, висевшую на стене, Игорь обрадовался, что линия только одна и заблудиться трудно и решил поехать в более длинную сторону. Подошел состав, и Тищенко быстро юркнул в вагон, опасаясь, как бы его не прижало автоматически закрывающимися дверями. Расположение сидений внутри вагона было каким-то странным и еще больше усиливало для Игоря впечатление необычности.
— Наступная станцыя — плошча Перамоги, — объявил диктор и через некоторое время продублировал то же самое по-русски:
— Следующая станция — площадь Победы.
Состав тронулся с места, и едва Игорь успел прочесть на противоположной стене «Плошча Якуба Коласа», как все поглотил узкий туннель, опутанный, словно артериями, многочисленными системами кабелей, управляющими и оживляющими весь механизм метрополитена. «А вот интересно — если бы я сейчас был в туннеле. Раздавил бы меня состав или нет? Пожалуй, если прижаться к стенке, то нет. А вдруг какой-нибудь кабель оголенный? Но все равно выбора бы не было. И страшно очень было бы», — неизвестно почему подумал курсант, глядя в ближайшее окно. В стене туннеля иногда попадались небольшие, тускло освещенные проемы, ведущие куда-то вглубь. «Наверное, для ремонта метро», — решил Игорь. С непривычки от быстрого движения состава у Тищенко заложило уши, и он даже на мгновение испугался за свои барабанные перепонки. Но, взглянув на невозмутимые лица, окружающие его со всех сторон, курсант успокоился и стал делать вид, что совершенно ничего не ощущает. Минуты через две состав вынырнул в ярко освещенную подземную полость, и Игорь услышал объявление диктора:
— Плошча Перамоги.
Игорь плохо знал Минск, поэтому решил просто прокатиться до конечной, а затем вернуться назад. Проехав «Октябрьскую» и «Площадь Ленина», Тищенко вышел на станции «Институт культуры». Дальше состав не шел, потому что «Институт культуры» была конечной станцией.
Правда, Игорь вспомнил, как Лупьяненко рассказывал о том, что поезд все же идет дальше. Он даже выходит на поверхность, а потом вновь едет под землю и оказывается уже на противоположном перроне «Института культуры». После этого состав едет в обратном направлении. «Может быть, не выходить, а прокатиться? Посмотрю, как состав на поверхность выходит. А вдруг кто вагон проверять станет — для профилактики там или для какого ремонта? Ну а что мне, солдату, могут сделать? А вдруг в часть сообщат?» — после недолгой внутренней борьбы курсант не выдержал напряжения соблазна и выскочил из вагона, услышав за спиной звук сомкнувшихся дверей и шум тронувшегося состава. Выскочив на перрон, Игорь едва не сбил с ног летчика-майора, ощутимо толкнув его в плечо.
— Ты что, боец, взбесился, что ли?! — недовольно спросил майор, схватив Игоря под руку.
— Виноват, товарищ майор! — испуганно пролепетал курсант.
Но майор уже отпустил Игоря и пошел своей дорогой, даже не оглянувшись на курсанта. Обругав себя за неосторожность, Тищенко решил быть впредь повнимательнее. У него был полиэтиленовый пакет, в который курсант положил купленные «Известия» и «Крокодил» и свою медицинскую книжку. Груз не бог весть какой, но все же Игорь взял пакет в правую руку, решив, что так легче будет оправдываться в том случае, если он пропустит какого-нибудь офицера и не отдаст честь. Только он подумал про отдание чести, как впереди показался какой-то полковник-танкист. «Ну и много же в Минске военных — как собак! Вот возьму и не буду честь отдавать — у меня все равно правая рука занята», — решил Игорь. Но это было бы явным нарушением устава, потому что все свертки и пакеты нужно было носить в левой руке, оставляя правую свободной. Игорь хорошо это знал и вдобавок так был вышколен за месяцы учебки, что за несколько шагов до полковника почти помимо своей воли резко перебросил пакет в левую руку и отдал честь. Полковник ответил легким кивком головы. «Ух, ты, козел — честь отдать в ответ ему трудно», — зло подумал Игорь, раздосадованный тем, что ему не удалось осуществить свой план. Но, приглядевшись повнимательнее, он увидел, что полковник в одной руке нес чемодан, а в другой пухлый портфель и отдать честь в ответ не смог бы при всем своем желании. Это обрадовало курсанта: «Вот молодец полковник — кивнул, а ведь мог бы и мимо пройти — чего на каждого «душару» внимание обращать!» Подойдя к противоположному перрону, Игорь дождался состав и поехал назад.
Теперь уши закладывало меньше, и курсант удивился такой быстрой адаптации. Тищенко изменил свое первоначальное намерение и вышел за одну остановку до «Площади Якуба Колоса» — на «Площади Победы». Когда Игорь оказался на поверхности, его взору открылся величественный Монумент Победы, построенный еще в тысяча пятьдесят четвертом году и уже давно ставший таким же символом Минска, каким является Кремль для Москвы и Эйфелева башня для Парижа. Игорь замер, восхищенно разглядывая монумент. Его волновал не столько сам монумент, сколько то, что он наяву находится рядом с сооружением, олицетворяющим собой белорусскую столицу и в значительной степени саму Белоруссию. Тищенко никак не ожидал, что случайно увидит главную достопримечательность города, и теперь был рад такому сюрпризу. Игорь решил больше не ездить и пройти пешком. Еще раз оглянувшись на стелу, взметнувшуюся под самые облака, Игорь зашагал по Ленинскому проспекту и вскоре дошел до перекрестка, где проспект пересекался в улицами Варвашени и Козлова. Тищенко сразу же узнал этот перекресток и обрадовался, что попал в относительно знакомое место. По улице Варвашени он уже гулял, а вот по Козлова только ехал и, не долго думая, курсант повернул направо.
Улица Козлова мало отличалась от Ленинского проспекта, разве что была немного скромнее в архитектурном изяществе. Почти все дома обоих улиц были построены еще до шестидесятых, и это был именно тот стиль, который больше всего нравился Тищенко. Внимательно рассматривая здания, курсант набрел на небольшой специализированный магазинчик кондитерских изделий. Войдя внутрь, Игорь осмотрелся по сторонам. Глаза разбегались от выбора сладостей. Но все это изобилие в любом случае не поместилось бы в желудке курсанта, и Игорь купил то, что привлекло его сильнее всего: две знаменитые «корзинки» по двадцать две копейки каждая и по стакану березового и мандаринового сока. Заняв один из столиков, Тищенко положил фуражку на самый край, повесил пакет на специальный крючок внизу и принялся за сладости. В магазинчик-кафе вошел младший сержант милиции и тоже купил себе кое-то из пирожных и соков. Больше свободных мест не было, и милиционер пристроился рядом с Игорем, положив свою фуражку на другой край столика почти симметрично фуражке курсанта. Это показалось Игорю забавным и вместе с тем символичным: два человека в форме встретились именно за этим столиком и вели себя почти одинаково. Тищенко внимательнее всмотрелся в младшего сержанта. Было видно, что младшему сержанту года двадцать два — двадцать три и он лишь немногим старше курсанта. «Мы чем-то похожи — одинаково выделяемся среди гражданских людей, и между тем, нас разделяет целая пропасть. Он, хоть и в форме, но человек свободный, а я полностью завишу от приказа. Он может придти в это кафе и завтра, а я, пожалуй, может быть здесь в первый и последний раз. Я был бы не прочь поменяться с ним местами, да только он не согласится. Он ведь тоже был, наверное, в армии. Может быть, даже сразу и пошел в милицию после дембеля. Эх, дембель! Для этого младшего сержанта дембель — один из этапов личной биографии, а для меня — что-то далекое и несбыточное, словно тот коммунизм, который мы все время строим: вроде бы и будет когда-то, да вот только когда…», — Игорь с завистью взглянул на милиционера. «Наверное, салабон — вон как пирожные за обе щеки уплетает. Да и парадка совсем новая. Связист. Может из учебки, что на Маяковского. Бежит время — вроде бы и я недавно таким был, а вот уже почти пять лет с тех пор прошло», — в свою очередь подумал младший сержант, глядя на Игоря.
Покончив со сладостями, курсант вспомнил о казарме и товарищах и решил кое-что купить с собой.
С хорошим настроением Тищенко вышел из магазина. На дне пакета лежали шоколадные конфеты и коржики. Игорю надоело ходить, и он решил отыскать какую-нибудь скамейку, чтобы немного передохнуть. Еще издали он заметил несколько скамеек на бетонном возвышении и поспешил прямо к ним. Оказалось, что они были установлены перед кинотеатром с лаконичным, но красивым названием «Мир». «Может, в кино сходить — все равно времени много?» — подумал Игорь и, забыв о скамейках, принялся изучать афиши, расклеенные на деревянных щитах, висевших прямо на стене кинотеатра. Прочитав одно из рекламных объявлений, Игорь чуть не подпрыгнул от радости. Афиша гласила: «Дорогие товарищи, предлагаем вам посмотреть новый художественный широкоэкранный стереофильм «И смех, и слезы». В главных ролях снимались…» Фамилии актеров были Игорю незнакомы, и он не стал дочитывать афишу до конца. Но самым главным было то, что Тищенко случайно набрел на стереокинотеатр. Курсант еще в школе знал, что в крупных городах есть такие кинотеатры, но теперь у него появилась реальная возможность впервые в своей жизни посмотреть стереофильм. «Здорово все-таки, что я в Минск попал! Где бы я это все увидел, если бы меня в какую-нибудь дыру, к примеру, отправили?! А вдруг билетов нет?». Поспешив к кассам, курсант купил билет на ближайший сеанс. До его начала было еще минут сорок, и Игорь расположился на одной из скамеек. Достав «Крокодил» Тищенко принялся разглядывать журнал. Добрую половину «Крокодила» занимали карикатуры на пьяниц и алкоголиков. Просмотрев картинки, Тищенко принялся за чтение. В первой же статье критиковали хозяйственных руководителей Армении, которые по своей несознательности слабо боролись с зеленым змием и медленно сокращали площади, занятые под виноградники. «Зачем же сокращать — можно ведь не вино делать, а просто продавать виноград?! За ним вечно или очереди, или такой страшный продают, что никто и покупать не хочет», — подумал Игорь и вспомнил, как в фильме «Отец солдата» пожилой грузин выговаривал молодому танкисту: «Ты эту лозу не сажал, не поливал, от града не спасал — зачем же ломаешь, а?!» В самом конце автор статьи призывал расставаться с отжившими обычаями и превратить Армению из края вин в край трезвого образа жизни. В принципе Игорь был не против трезвого образа жизни (если читатель помнит, он еще перед самой армией решил больше не пить), но что-то в этой статье ему не понравилось. Тищенко не покидало ощущение, что автор статьи не очень-то верит в то, что написал, а написал многое просто для красного словца. Либо журналист был неисправимым оптимистом, либо просто работал на конъюнктуру. «Может и сам пьет порядочно, а все туда же — всех остальных, как оракул, поучает!» — Игорь недовольно перевернул страницу. Статья оставила у него на душе какой-то неприятный осадок.
