Мумтоз Мухамедов - Вслед за героем
— Быть не может, чтобы у вас не было материала, — послышался в ответ голос Лебедева. — А вы напишите про котелок с кашей.
«Уж не смеется ли надо мной полковник?» — подумал я, слушая его ответ.
— Про какой котелок? — спросил я робко и, наверное, так робко, что на другом конце провода послышался смех.
— Вы, кажется, сомневаетесь в серьезности моего предложения. Вы там поразведайте… А сейчас передайте трубку старшему лейтенанту Головне.
Пока Головня гудел в телефонную трубку, я размышлял над предложением полковника. Мне оно показалось очень странным.
— О котелке с кашей думаете? Знаю, знаю… Меня сейчас, между прочим, полковник посвятил в эту историю, — вывел меня из задумчивости Головня. — Только уговор: сначала мы немножко отдохнем, благо тихо кругом, а потом приступим к делу. Договорились?
Только я лег, как глаза мои автоматически сомкнулись, а сознание затянуло плотной пеленой крепкого сна без сновидений.
Разбудил меня громкий голос Головни. Я приподнялся и увидел такую картину: вокруг маленького круглого столика сидело несколько офицеров, Головня, открывая окно, укоризненно бубнил:
— Ну и начадили, дышать нечем!.. Что это у вас за привычка, товарищи командиры?
В комнате действительно все было серо от табачного дыма.
Офицеры, смеясь, стали подниматься. Головня, заметив, что я не сплю, крикнул в мой угол:
— Вставайте, лейтенант! Хотя и к шапочному разбору, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда…
Я быстро вскочил, слегка привел себя в порядок, а Головня тем временем представил меня. Послышались голоса.
— Это хорошо, что о нас вспомнили!
— Лейтенант, приглашаю в мою роту…
— А чем взвод саперов хуже?..
Голос Головни перекрыл все другие голоса:
— Мы с ним везде побываем, — сказал он. — Все вы хороши, когда за вами во все глаза смотришь. — На шутку командира офицеры ответили дружным смехом.
После ужина, которым накормил нас Вахаб, Головня предложил:
— Так вот, если не возражаете насчет еще одного котелка с кашей, то сходим к саперам — они мастера угощать.
Я догадался, что речь идет о той самой истории, о которой намекнул мне по телефону полковник Лебедев.
Головня снова затянулся в ненавистные ему ремни, от чего, как мне показалось, он стал еще выше.
Уходя, Головня приказал Вахабу:
— Искать меня у саперов…
Вышли мы в плотные сумерки. Первые звезды робко мигали в небе.
Было очень тихо. Я выразил удивление по поводу такой необычной тишины: ведь батальон Абдурахманова по существу во вражеском кольце.
— О нет! Вы плохо информированы, товарищ военный корреспондент, мы уже прорвали вражеское кольцо и сейчас соединены со своим полком весьма просторным коридором… А вот рота Александрова действительно окружена. Случилось это прошлой ночью, когда танковый десант прорвался к нам.
Как, рота Александрова окружена? Ведь немногим более суток тому назад я был в подвале командного пункта капитана Александрова. Перед моими глазами, как наяву, встала скромная фигура капитана. Мне казалось, что я еще слышу его спокойный голос.
А Мадраим, а Андронов!.. А напористый старшина Сметанин!..
В одном месте, на развилке дороги, нас окликнули:
— Кто идет? Пропуск?
— Одер, — тихо ответил Головня.
— Это вы, товарищ старший лейтенант? А я и не признал сразу-то…
— В эдакой темени отца родного не узнаешь, — заметил другой голос.
— Товарищ старший лейтенант, не одолжите спичек, — вопрошающе обратился первый голос.
— А ты знаешь, что полагается за курение на посту?
— Никак нет, товарищ старший лейтенант. Четыре года курю на фронте и все еще никак не узнаю, — в тон шутливо ответил тот.
— Лейтенант, у вас есть спички? — обратился Головня ко мне, — дайте ему. А на обратном пути я его за нарушение устава под суд отдам…
Я подал спички. Невидимая рука взяла их. Мы услышали чирканье спички о коробок, до наших ноздрей дошла струя махорочного дыма, но огня или мерцания цигарки мы так и не увидели.
— Вот что значит курить по-гвардейски, — засмеялся Головня.
— Так точно, товарищ старший лейтенант!
— Война научит, — сказал другой голос.
Мы еще немного постояли, помолчали.
— Ну, как, все тихо? — спросил, наконец, мой спутник.
— Тихо, товарищ старший лейтенант, — ответил первый голос.
— Не иначе, как по-пластунски немцы решили выбираться из наших клещей.
Помолчали еще немного.
— Да-а, — протянул нараспев Г оловня, — чтоб им лихо було… Пошли, лейтенант.
Я шел позади Головни, и в темноте его фигура служила для меня ориентиром.
— О чем вы сейчас думали? — неожиданно спросил Головня.
Я ответил не сразу.
— Вот о чем: история о котелке с кашей имеет слишком большое предисловие.
На что мой спутник ответил:
— Да, это так. История эта коротенькая. Можно сказать, что ради нее и не стоило бы семь верст киселя хлебать… Но предисловие у нее большое. Если правильно рассказывать — много лет понадобится, столько лет, сколько потрачено на формирование советского характера, характера нашего солдата.
Помолчав, Головня продолжал:
— Вы, лейтенант, извините, что я философией занялся. Это не мое дело — я военный. Но в этой истории без философии не обойдешься… Ну вот и пришли!
За годы войны мы привыкли ночью ходить в потемках. Шоферы ухитрялись водить свои машины на первой скорости там, где в обычное время они не согласились бы ехать и на телеге. В темноте все казалось пустынным — улицы, по которым, однако, проходили полки и дивизии, дома, в которых за плотными занавесками светомаскировки шумели станки, делались операции, работали штабы. С восходом солнца обычно все живое радуется и тянется к нему. Но в дни войны все живое, чтобы сохранить возможность радоваться, старалось спрятаться в тень. Пустели автострады, машины и танки искали прибежища под ветвями кудрявых деревьев. Даже пехотинцы, по воле случая оказавшиеся вне родной траншеи, старались воткнуть возле себя хоть куст крапивы.
Но чем более солдаты маскировались, тем охотнее они шли на «огонек», тем роднее казались им люди, которые собирались вокруг тусклого огонька под надежными накатами блиндажей.
С таким же чувством вошли мы в помещение, занятое саперным взводом.
В большой комнате подвала было так светло, как будто здесь горело электричество. Светили, однако, не электрические лампочки, а множество трофейных стеариновых плошечек, которые были расставлены повсюду, даже на полу.
Наш приход заметили не сразу. Шел какой-то оживленный разговор. У стены сидел тот самый офицер, который на совещании у Головни приглашал меня в свой взвод, утверждая, что взвод саперов не только не хуже, но даже лучше других. Он-то первый и увидел нас. Но не успел он сказать и слова, как Головня строго спросил:
— Разве это порядок? Вас гитлеровцы всех до одного перевяжут, а вы и пикнуть не успеете.
— Ну, нет, товарищ старший лейтенант, — ответил офицер. И тут же громко крикнул:
— Шкураков!
На пороге подвала появилась невысокая фигура солдата с автоматом на груди и гранатами на поясе.
— Почему плохо смотришь? — строго спросил командир.
Солдат, видимо, уже догадался, в чем дело.
— Никак нет! Я товарища старшего лейтенанта сразу по голосу узнал, потому и не задержал… Я даже помню, что он говорил.
— А ну, скажи, — обратился Головня к Шкуракову.
— Вы говорили насчет философии, что, дескать, советский характер у нашего солдата…
Головня в восхищении похлопал солдата по плечу:
— Да где же ты был, Шкураков?
— А там, где меня сейчас уже нету, товарищ старший лейтенант!
Все громко засмеялись. Дальнейший разговор шел под непрерывный смех.
— Наверно, опять за котелком с кашей ходил?
— Никак нет! Тотальным фрицам русской каши не видать, как своих ушей. Они галеты жрут…
— А ты бы за галетами сходил.
— Не стоит сапоги топтать: дюже жесткая пища.
Когда смех затих, Шкураков спросил:
— Разрешите идти, товарищ старший лейтенант?
— Нет, погоди.
— Лейтенант Муратов, — обратился Головня к офицеру, — нам Шкураков сейчас нужен, пошли на пост кого-нибудь другого.
Сняв шинель и аккуратно повесив автомат на гвоздь рядом с шинелью, Шкураков подсел к столу. Какой-то услужливый товарищ подставил ему кружку с кипятком, но он ее отодвинул и, обратив свои небольшие серые глаза на Головню, вопросительно ждал.
— Вот лейтенант, военный корреспондент, хочет услышать твою историю с кашей. Да и мы все с удовольствием послушаем, — сказал старший лейтенант, глядя на окружающих. — Верно говорю?
Гул одобрения послужил ответом.
Судя по тому, как охотно солдаты сгрудились вокруг стола, я понял, что либо Шкураков хороший рассказчик, либо сама история действительно интересна.
