Юрий Корольков - ДОГОВОР ТРЕХ ДЕРЖАВ
Наступил вечер. В раздвинутые окна проникало легкое дуновение ветра, которое колебало пламя свечей, стоявших на столе в тяжелых литых канделябрах. Пламя озаряло середину зала, матово поблескивающие циновки, лица людей за столом да золоченую статую Будды в дальнем углу. Будда в обрамлении мрака, в неярком сиянии огня приобретал особую красоту, так же как и висящая рядом картина, изображающая скалистый берег моря, выписанная двумя красками – золотом и чернотой.
– Рембрандт, – сказал Зорге.
– Нет, это японский культ тени, – возразил Миягн. – Вы обратили внимание: золото днем выглядит сусально, но в темноте, освещенное живым огнем, приобретает очарование и красоту.
– Я люблю Рембрандта, его манеру высвечивать главное, на чем он хочет сосредоточить внимание, остальное пребывает в тени... – Одзаки усмехнулся родившейся ассоциации: – Разве мы с вами не высвечиваем главное...
Порыв ветра пригнул листки пламени, Будда перестал светиться. Одзаки ударил в ладоши. Вошла молодая женщина с высокой прической, остановилась в дверях.
Одзаки попросил закрыть окна. Когда японка ушла, Ходзуми сказал:
– Теперь давайте поговорим.
Их было трое – Одзаки, Мияги и Зорге. В Киото они приехали разными поездами, встретились во дворце, в чудесном саду камней. В каждый свой приезд Рихард готов был часами созерцать это чудо, сотворенное древними японскими художниками. Это неповторимое зрелище! За высокой стеной – большая, как теннисный корт, площадка, ровно засыпанная мелкой галькой. Через весь сад тянутся легкие, едва заметные бороздки, оставленные граблями. А посредине, в классическом совершенстве, – пять камней, пять островков в сером океане гальки. Удивительное чувство гармонии подсказало художникам это единственное решение, этот внутренний ритм каменного сада. Здесь, как на море, можно без конца смотреть, забывая обо всем.
В саду камней лишь условились о вечерней встрече. С началом европейской войны немецкий корреспондент доктор Зорге держался с русскими подчеркнуто вызывающе, с англичанами перестал здороваться, с Вукеличем – французским корреспондентом – говорил свысока, как с представителем побежденной нации. По-старому он мог общаться только с японцами – просто и дружелюбно. Теперь уже нельзя было, как раньше, открыто сидеть с Вукеличем в ресторане Ламайера. Для тайных явок Рихард стал использовать и свою квартиру на улице Нагасаки, но это не всегда удавалось, и на этот раз Зорге предпочел встретиться со своими друзьями в Киото.
В самые первые дни войны Рихард Зорге получил категорическое указание Центра установить, намерена ли Япония использовать представившуюся ей выгодную возможность и нанести Советскому Союзу удар с тыла на Дальнем Востоке. Знать это было особенно важно. Германское правительство всячески стремилось вовлечь Японию в войну с Советской Россией. Центр приказывал группе Рамзая оставить всю иную разведывательную работу и сосредоточить усилия на решении главной проблемы. По этому поводу Зорге и решил посоветоваться с ведущими членами своей группы. Помимо всего прочего, нужно было продумать и обсудить все аргументы, которые можно будет привести в защиту японского нейтралитета в сложившейся обстановке.
Рихард писал об этом позже:
«Советский Союз не собирается нападать на Японию, и даже если последняя вторгнется в Сибирь, он будет просто обороняться. Война с русскими явится близоруким и ошибочным шагом, так как империя не получит от нее каких-либо существенных политических или экономических выгод, если, не считать неосвоенных просторов Восточной Сибири. С другой стороны, Великобритания и Соедиценные Штаты будут только рады, если Япония ввяжется в войну, и не упустят возможности нанести свой мощный удар после того, как ее запасы нефти и стали истощатся в борьбе с русскими. Если же Гитлер одержит победу, то Сибирь и Дальний Восток и так достанутся Японии, причем для этого ей не придется шевельнуть даже пальцем».
Одзаки одобрил доводы Рихарда и только добавил:
– Я думаю, что с различными людьми надо говорить в разных аспектах... Я поясню свою мысль: если я, предположим, буду внушать принцу Коноэ, что мы недооцениваем силы России, то в штабе военно-морских сил надо предупреждать адмиралов об опасности, которая грозит в Тихом океане со стороны той же Англии или Соединенных Штатов, убеждать их в том, что эти страны, несомненно, ввяжутся в войну с Японией, как только императорская армия застрянет в России...
В тот вечер наметили имена политических, военных деятелей, с которыми нужно вести разговоры в первую очередь. Прежде всего – это премьер-министр принц Коноэ и участники сред – представители «мозгового треста» Японии. Назвали имя принца Кинкадзу, внука покойного члена Генро Сайондзи. Принц Кинкадзу работал консультантом в японском министерстве иностранных дел и пользовался большим авторитетом среди дипломатов.
Назвали также Кадзами Акика, правительственного секретаря в кабинете Коноэ, некоторых работников управления Южно-Маньчжурской железной дороги, связанных с промышленными магнатами страны, с адмиралами из главного штаба военно-морских сил. Мияги назвал еще нескольких сотрудников генерального штаба, которые занимали особенно агрессивную позицию и являлись сторонниками нападения на советский Дальний Восток.
– А вы знаете, кого я недавно встретил? – сказал Мияги, когда все вопросы были уже решены. – Тетушку Катабаяси из Сан-Франциско, она была хозяйкой пансиона, где я жил. Она теперь тоже в Токио. Не привлечь ли ее к нашей работе?
– Это кто такая? – настороженно спросил Зорге. Он очень неохотно привлекал в организацию новых людей, тем более теперь, когда группа была сформирована.
– В Сан-Франциско она помогала нам.
– Лучше не надо, – возразил Зорге. – У нас и без того достаточно решительных и смелых людей.
На том и закончился разговор о Катабаяси.
Берлин начал оказывать давление на Японию сразу же после того, как Германия напала на Советский Союз. Гитлеру пришлось срочно перестраиваться – ведь последние месяцы он всячески направлял японскую агрессию на Сингапур, желая заполучить действующего военного союзника против англичан. Теперь ситуация изменилась, и громоздкую военную машину Японии приходилось поворачивать в другую сторону – на Россию. Занимался этим фон Риббентроп, всячески изощряясь, чтобы быстрее достичь своей цели. Он то выступал в роли змия-искусителя – обманывал, шантажировал, обещал быструю победу, то уговаривал, то начинал торопить, словно дело было уже решено.
Риббентроп действовал через Эйгена Отта, и поэтому Зорге – ближайший друг посла – оказался в центре секретных закулисных дел. Чтобы добиться цели, не допустить сговора двух агрессивнейших государств, Рихард умело опровергал в разговорах доводы фашистских дипломатов, стремился посеять недоверие и рознь между Японией и Германией. Шла напряженная борьба умов, о которой Рихард Зорге потом говорил:
«Конечно, я вовсе не думаю, что мирные отношения между Японией и СССР были сохранены на долгие годы только благодаря деятельности нашей группы, но остается фактом, что она способствовала этому. Именно эта идеологическая основа отличает нас от тех, кого обычно называют шпионами...»
В первый день войны фон Риббентроп пригласил к себе в Берлине японского посла генерала Осима. Министр был притворно вежлив, он заявил генералу:
«Продвижение Японии к Южным морям имеет, конечно, громадное значение, но, учитывая неполную готовность к такой операции, вы могли бы пока решить русский вопрос и присоединиться к Германии в ее войне против Советского Союза. После быстрого краха России Япония обеспечит свой тыл и тогда совершенно свободно двинется на юг».
Осима сообщил об этом в Токио, и содержание беседы стало известно Одзаки. Как бы мимоходом он сказал принцу Коноэ:
– Господин Гитлер теперь говорит нашему министру иностранных дел совершенно иное. Немцы все время уверяли, что наш тыл на севере давно обеспечен. Не хотят ли они, чтобы мы доставали для них тигрят из пещеры?..
Вскоре Эйген Отт получил из Берлина шифрованную телеграмму, как обычно совершенно секретную, не подлежащую оглашению нигде, кроме как в узком кругу доверенных лиц.
«Я достиг соглашения с послом Осима, – писал Риббентроп, – о том, что он повлияет на свое правительство, чтобы последнее предприняло быстрые действия против Советской России, и прошу вас со своей стороны использовать все возможности, чтобы повлиять в этом направлении на правительство Японии и влиятельные круги страны.
Учитывая быстрое развитие событий, Япония должна не колеблясь прийти к решению о военных действиях против Советской России. Укажите в своих беседах, что действия против России после того, как она будет разбита, лишь пошатнули бы моральное и политическое положение Японии. Риббентроп».
