Виталий Мелентьев - Варшавка
Разговоры в траншеях кое-что прояснили, и старший лейтенант, отпустив Жилина, связался с командиром полка, доложил о ходе работ, предусмотрительно завысив размер разрушении, чтобы просьба о присылке саперов выглядела убедительней, в конце доклада сказал:
— Кстати, о связном комбата. Полагаю; что следует не судить, а писать наградной лист. — И рассказал, как проходил бой.
— Ты брось загибать! Что ж тебе, политики даром доносят?! Кривоножке расследовал и доложил.
Басин в свое время привык к директорским разносам и потому тактично промолчал, но как только командир полка приутих, жестко, может быть, даже излишне, жестко для первого доклада, сказал:
— Нельзя судить человека за то, что, выполняя обязанности на двух должностях, он с какой-то справился не так, как положено. Вначале следовало определить его положение.
Командир полка не привык к жесткости возражений. Поэтому поначалу неприятно удивился, а потом рассвирепел:
— Ты что там ерунду городишь?! Связной есть связной…
И тут Басин перешел грань. Перешел сознательно, преднамеренно, полагая, что должен с первой же минуты поставить себя, показать характер.
— Он командир отделения снайперов, — перебил командира полка Басин. — И это отделение следовало либо узаконить, и тогда у Лысова был бы настоящий связной, либо ликвидировать. Комбат и его комиссар не сделали ни того, ни другого. А штаб полка не проконтролировал. А он обязан был сделать это — дело-то новое. Снайперских отделений нет нигде. Насколько мне известно.
От этой наглости командир полка даже задохнулся. Вероятно, ему захотелось сразу же закричать что-нибудь вроде: «Вон из моего полка! Мальчишка! Не успел появиться, а уже учить!» Но он не сделал этого. Не сделал и не мог сделать, потому что. как и каждый командир полка, был немножко дипломатом. Он помнил, что Лысов докладывал ему об этом отделении, но он решил не спешить с его оформлением. Да и, честно говоря, не очень верил в него: поди проверь, убил кого-нибудь снайпер или нет?
— А комиссар вдобавок еще и приказал проводить охоту в свободное время. А может ли быть у бойца свободное время на передовой? В демократию, понимаете, играли. — Басин отлично знал, как действует на старых командиров это словечко — «демократия», сказанное в определенном, армейском звучании. За ним стояло обсуждение приказов командира, вообще приказов, своевольная их трактовка и прочие нетерпимые в армии грехи. И он не ошибся — командир полка кашлянул, а Басин продолжил:
— Снайперы эти — все как один — либо комсомольцы, либо кандидаты партии.
Все больше осознавая, что в случае с этим чертовым связным он в чем-то попал впросак:
«Комиссар, понимаешь, подвел… подвел… Наговорил семь верст», но стараясь сохранить свой настрой, командир полка заорал:
— А он что, этот самый снайпер, большевик?!
— Кандидат партии… — как о само собой разумеющемся сообщил Басин. — И, между прочим, газосварщик редчайшей квалификации. Рабочий класс! — И, не давая перебить себя, продолжил:
— Ну вот, понимаете, а этим ребятам даже отдохнуть не дают. Ночью на передовой, как все, а днем — на охоте. И это в то время, когда с нас требуют повышения боевой активности. Это же настоящий почин.
«Да… — вероятно, подумал командир полка. — Ничего себе комбат попался: не успел прийти, а уж такое…» Но эти мысли, если они даже и явились, скорее одобряли молодого комбата. Главным тут оказалось иное: Басни легко перешел от сугубо военных, тактических разговоров к политическим. А они волновали командира полка, потому что в эти дни они волновали всех. И он еще смутно, еще не все улавливая, подумал, что снайперское отделение и в самом деле может стать почином, и остановил подчиненного:
— Погоди ты! Уже и почин! Ты давай еще раз по-порядку расскажи, что ты там на расследовал.
Пришлось повторять то, что старший лейтенант узнал о снайперах, а командир полка слегка поддакивал: «Ну, взрыв-то я и сам слышал», «То-то я глядел с НП и удивлялся — чего ж это, думаю, фрицы пулеметов не тащат?» Он говорил искренне, потому что в горячке внезапного боя он, конечно, видел все его особенности, но осмысливать не успевал. Да, вероятно, и не мог — такого быстротечного боя еще не бывало, и к его оценке командир полка подходил со старыми, привычными мерками. А вот теперь открываются и новые подробности и новые возможности.
— Ну, хватит? — перебил командир полка. — Расследовать все равно придется, а вот начальнику политотдела я доложу. Что ты думаешь делать со снайперами?
— Как кончится расследование, узаконю отделение — и все дела. Надеюсь, что и вы поможете — выделите снайперок. — Басин примолк и опять, по бывшему своему, заводскому, опыту — добился победы над начальником — не вылазь, дай и ему отыграться, — сообщил:
— Правда, тут у нас есть еще и кое-что неприятное…
Командир полка насторожился: Басин не сказал «у меня». Он сказал «у нас». Это — тоже новые веяния… Впрочем, он только что с курсов — там могли и новому научить.
— Что там… у вас?
— Немцы захватили пленного, но утащить не успели. Жилин его отбил — застрелил конвоиров, пленный и вернись. Так что вот — политическая задача. С одной стороны, сдача в плен врагу, с другой — героический поступок: связанный, с кляпом во рту вернулся в свое расположение. Опять же требуется расследование.
— Кривоножко докладывал? — посопев, спросил командир полка.
— Не думаю. Не успел.
— Ну вот… Значит, первое ЧП имеется. С чем и поздравляю.
— Это опять-таки как посмотреть, — ответил Басин. — Можно как на ЧП, а можно и как на показатель высокого патриотизма. — Словно понимая, что командир полка насторожился от такой непривычной постановки вопроса, добавил:
— Словом, расследование покажет. У меня все.
Весь этот разговор происходил при молчаливом присутствии адъютанта старшего и телефониста. Конечно, Басин знал, что не то что завтра, а уже сегодня ночью его новые подчиненные сделают выводы.
Глава десятая
С Кривоножко, который расследовал дело пленного, старший лейтенант Басин встретился за полночь. Сам Кривоножко не очень торопился со встречей. Ощущение неудовлетворенности и даже обиды, появившееся в конце боя, окрепло. Что ж… Он просто замполит… Значит, лезть на глаза начальству не следует, нужно иметь скромную, но гордость. И он ждал, когда новый начальник хоть чем-нибудь проявит себя.
И он проявил — отозвал снайперов из рот и приказал им отдыхать. Правда, Кривоножко не знал, что так рассудил Жилин: если ему разрешили спать, так почему другие хуже?
Костя сам обошел ротных и передавал им приказание. И никто не удивился — все видели, как работали снайперы, и все понимали: отдыхать после такого им нужно не только ночь.
А главное: выставил Кривоножко в невыгодном свете перед командиром полка. И еще не зная старшего лейтенанта, замполит его невзлюбил, в душе решив, что представляться ему не станет. В конце концов он не мальчик! И он старше нового начальника по званию. И возрастом. И, уж конечно, образованием. Надо с первого же дня поставить на своем и показать, что хамства он не потерпит. Не угоден — пусть переводят! Меньше батальона все равно не дадут.
Внутренне бунтуя, но стараясь быть спокойно-решительным, Кривоножко вошел в свою землянку готовым к первой и последней решительной схватке. За столом сидел старшин лейтенант — ворот расстегнут, ремень без портупеи со старенькой кобурой небрежно валялся на топчане, возле каски, а автомат — прямо на столе, рядом с толстой тетрадью.
Старший лейтенант поднялся — статный, слегка полнеющий, с темными волнистыми, зачесанными назад волосами, высоким, уже тронутым морщинами лбом и крупными, хорошего рисунка губами. Цвет его глаз Кривоножко не заметил. Секунду они молча смотрели друг на друга, потом старший лейтенант протянул руку и, улыбаясь, спросил:
— Кривоножко, Павел Ефимович, из крестьян, образование высшее… ну и так далее?
— Так точно, — обескуражено согласился Кривоножко, не зная, как себя вести.
— А я — старший лейтенант Басин, Андрей Николаевич, год рождения десятый, инженер, сюда с высших командных курсов «Выстрел». Воевал на юге, ранен, контужен… Садись, замполит, будем держать совет.
Кривоножко медленно присел, снял каску и хотел было «рассупониться», но не посмел: вспомнил, как всегда на него косился Лысов. Басни заметил это и засмеялся:
— Привык к амуниции? А я все никак не могу привыкнуть… Гражданка, знаешь ли… посвободней хочется.
Кривоножко даже встряхнул головой, отводя наваждение. Все противоречило его представлению о командирах батальонов: и образование, и стиль поведения, и даже внешний вид. Пришел новый человек, такой, которого он не ждал и ждать не мог.
Кривоножко опять встряхнулся и поерзал — появилось ощущение подвоха: играет старший лейтенант, ждет, когда Кривоножко попадет впросак.
