Александр Марков - По обе линии фронта
Тверия была основана в самом начале новой эры. Город входил в четверку святых еврейских городов, наряду с Иерусалимом, Хевроном и Цфатом. Список достопримечательностей, которые рекомендовалось посетить, занимал приличных размеров столбец. Посетить все — не хватило бы и дня, пусть в очереди стоять не придется, потому что хоть и была Тверия курортным центром, но отдыхающие отсюда поспешили убраться до лучших времен.
Город лежал на юго-западном берегу озера Киннерит. Они уже поднялись немного по склону горы, застроенному жилыми кварталами, и отсюда открывался превосходный вид на озеро.
«Киннерит», — повторил про себя Сергей, посмотрев на озеро. Название было красивым, каким-то таинственным.
— Снимаем? — поинтересовался Илья, поглядывая по сторонам.
— Тебе нравится? — спросил Сергей.
— Нормальный городишко.
— Тогда валяй.
— Общаться с кем-нибудь будем?
— Только с поваром или официантом, когда поедим.
— Отлично, — сказал Илья, — тогда я штатив и камеру возьму, а остальное в машине оставлю.
Беда была в том, что все заведения общепита в городе были закрыты. Пришлось целое расследование проводить и отлавливать на улицах призрачных полицейских. Но те о голоде не думали, потому что у них с собой были, завернутые в пакеты и бумагу бутерброды, которыми их снабдили жены.
Жизнь обнаружилась на центральной площади города. Там сидели солдаты прямо на бордюрных камнях или вовсе на газонах, прячась в тени от солнца. Кто-то спал, закрыв лицо кипой, подложив под голову рюкзак, другие сидели в обнимку с автоматами, третьи читали книжки, четвертые ели. Среди солдат было много девушек. В израильской армии ведь все равны и девушки служат наравне с мужчинами, таскают такие же тяжелые рюкзаки и такие же тяжелые автоматы, потому что облегченную версию для них не придумали. Сергей так и не успел расспросить их о том, где можно поесть. Приехало несколько грузовиков в сопровождении «хаммеров», солдаты попрыгали в них, и город опять опустел. Пока происходила погрузка людей, водитель одного из внедорожников рассказал, где располагается работающая фалафельная. Громов название не запомнил, водитель понял это по выражению его лица, ткнул пальцем в протянутую карту.
— Здесь, это. Запомнил?
— Да, — сказал Сергей, отмечая мысленно на карте место.
Делать на ней какие-то пометки было опрометчиво. Мало ли кто их обыщет, а потом, увидев карту в крестиках, начнет подозрительно задавать вопросы: «что это за пометки? зачем они?» Такое уже случалось в Югославии, Тогда Громова даже в тюрьму забрали, пока все не выяснилось. Фалафельную построили еще в тридцатых годах прошлого века. Ее передавали по наследству, а хозяева десятилетиями совершенствовали рецепт приготовления одних и тех же блюд, словно самураи, помногу лет оттачивавшие один и тот же прием. Она успела стать местной знаменитостью, так что ее впору было заносить в путеводитель для туристов. Хозяева наплевали на военные действия, бизнес свой не закрыли, туристов было не много, но зато много военных, которые не прочь полакомиться шавермой, сырными шариками, называемыми фалафель и хумусом — пастой сделанной из бобов.
Выбор был не богат, но Сергей согласился бы сейчас на что угодно, даже на гамбургер. Все заказали примерно то же, что ели военные, сидевшие на улице, за пластиковыми столиками. Автоматы они повесили на спинки стульев или положили на столы, если хватало места и те не мешали есть. Резервистам в Израиле автоматы выдают на дом. Оружие у каждого хранится в шкафу или под кроватью, но зато, благодаря этой системе в очень короткое время можно сколотить большую армию. Солдат, которые проходят срочную службу, домой на побывку тоже отпускают с оружием, поэтому на дороге часто можно встретить голосующего военного, который одной рукой просит проезжающие машины остановиться и подвести, а другой придерживает ремень заброшенного на плечо автомата.
Прежде чем добраться до фалафельной журналисты подвезли одного из таких солдат. Он был русским, вернее приехал из России, когда ему было всего 11 лет, а теперь уже перевалило за двадцать. В армии было много русских. В прошлый раз Сергей заблудился в центре Иерусалима. Впереди него шли два патрульных, которым было поручено охранять порядок в городе. Они переговаривались по-русски. Оказалось, что один из них приехал из Таджикистана, а другой с Украины.
— Нас в роте, — говорили они Сергею, помогая выбраться из центра города, — из ста пятидесяти человек семнадцать русских, ну вернее тех, кто из Союза приехал.
Сергей незадолго до этого был и в Таджикистане и на Украине, так что мог за помощь отплатить рассказами о том, что творится на родине этих ребят.
Голосующий на дороге солдат был танкистом. Его танк подбили сразу же, как только он в Ливан вошел. И пары километров не проехал, как ударили из «Мухи». Он так уверенно говорил, что это «Муха», что Сергей и не стал его переспрашивать, точно ли гранатомет был русским, а не каким-то другим. Пробить броню он не мог. Скользнул бы, да отскочил. Хотя если использовать двойную гранату, вот она могла броню прожечь. Но экипажу повезло. Только гусеницу у них разорвало. Слезла она, как кожа у змеи, танк еще проехал несколько метров и замер.
— Никто не пострадал, — рассказывал танкист, — вылезли мы, на танк посмотрели и за броню попрятались — вдруг стрелять начнут.
— Не стреляли? — спросил Сергей.
— Нет.
— Почему? Вы ведь беззащитные были. Могли вам огневой мешок устроить, что не приведи господь.
— Могли то могли, только мы же не в одиночку полезли. С нами еще два танка было и пехота. Они нас и прикрыли, обстреляли то место, откуда по нам саданули, а боевики отвечать больше и не стали.
Он говорил о том, что потом они пошли село зачищать. Были сведения, что в нем прячутся боевики «Хезболла». Но боевиков там не нашли, зато обнаружили подземные переходы между несколькими домами, укрепления, не такие конечно, как на высотках, да еще боеприпасы — патроны, фанаты, ПТУРСы. Село взяли под контроль. В нем осталось всего пять мирных жителей. Они сразу же, как только израильтяне вошли, высыпали из своих домов с поднятыми руками. Боевиками они не были, ну а то, что в селе появлялись боевики — это ведь не их дело. Солдаты извинялись за причиненное беспокойство.
— Танк уволокли в мастерскую. Она здесь недалеко. Скоро починят. А мне пока воевать не на чем.
— Где мастерская? — спросил Громов.
В мастерской кипела работа. Впору было бросать на помощь всех, кто не был занят в наземной операции, потому что сюда чуть ли не каждый час эвакуаторы привозили по три-четыре подбитых танка, выкрашенных в защитный песочно-желтый цвет. Повреждения были разные, в основном легкие, гусеница порвалась, катки после взрыва помялись. Тогда реанимировать танк получалось быстро и уже через несколько часов его вновь гнали на передовую. Экипаж едва успевал передохнуть и придти в себя, после того, как танк подбили. Ремонтники колотили по гусеницам тяжелыми кувалдами, скрепляли траки, снимали катки, ставили взамен новые, если не удавалось выправить старый. Они обливались потом, трудились на износ, но работы было невпроворот и постепенно росло число танков, которым требовался ремонт капитальный. В полевой мастерской их и не исправить. Похоже, что ливанцы отбивались очень упорно. Такого от них не ждали. Победной война может быть только, если она молниеносная. Тогда другие страны просто ставят перед фактом, но если война начинает затягиваться, то и внутри страны растет недовольство. А это грозит отставкой действующему правительству, да и в мире к войне начинают проявлять все больше внимания.
«Меркава» оказались хорошими танками. Башни у них были непривычной формы, походили на блин, слегка обвисший по краям. Некоторые считали «Меркаву» лучшими среди тяжелых танков в мире. Но они были очень дорогими. Не такими дорогими, конечно, как дредноуты времен первой мировой, когда адмиралы боялись выходить в море из-за того, что потеря даже одного такого корабля нанесла бы бюджету страны колоссальный ущерб. И все-таки, чем больше противник выведет из строя таких танков, тем меньше у страны возможности вести войну. Израиль и так здесь в одиночестве, а на стороне Ливана — Иордания, Сирия, в общем, весь арабский мир. Даже моральная поддержка этих стран, не позволит Израилю вести долгую войну.
Группа раввинов на нескольких автобусах приехала поддержать боевой дух солдат. Она чем-то напоминала агитбригаду, из тех, которые устраивают сборные концерты, приглашая не очень известных артистов, потому что известные — капризные и не будут выступать посреди дороги на импровизированной сцене, сделанной из кузова грузовика. Раввины пели какие-то патриотические песни через громкоговорители. Подобные митинги проводились по всей стране. Особенно массовыми они были в Тель-Авиве, куда приезжали люди со всех окрестных городов. Тогда все улицы, прилегающие к месту митинга, были забиты машинами. Платные стоянки тоже оказались переполнены. Сторожа разводили руками, совсем как те, что стоят на Новом Арбате, и говорили, что свободных мест нет. Но на Новом Арбате, если сунуть в руку охраннику достойную его внимания купюру, место найдется, а здесь их действительно не было. Митингующие держали в руках плакаты с именами похищенных соплеменников, пели патриотические песни и слушали рассказы тех, кто был на фронте.
