Николай Жданов - В окрестностях тайны
Снаряды падали совсем близко, но рвались глубоко в воде, выбрасывая вверх седые столбы.
С берега засигналили фонарем. Пулеметчик с лотом в руках протискался к борту и стал мерить глубину.
Снаряды стали падать еще чаще, круг разрывов сжимался.
Пароходик все больше кренило на левый борт, где-то образовалась течь, и он с каждой минутой зарывался все глубже в волну. Пулеметчик и санитарка принялись откачивать воду ручным насосом.
Вдруг пароходик дернулся, процарапал днищем по твердому грунту и встал.
Тонким срывающимся голосом капитан скомандовал:
— В воду!
К счастью, до берега оставалось всего несколько десятков метров. Смолинцев плавал хорошо. Но сейчас он так продрог, что спускаться в одежде в озеро казалось немыслимым.
— Давай, давай, вода не деготь, поплывешь — не запачкаешься, — подзадорила его санитарка и первая, широко, по-мальчишески, взмахнув руками, бросилась в воду и поплыла к берегу. Гимнастерка у нее на спине надулась, как парус.
Смолинцев швырнул в сторону свой пустой рюкзак, крепче подобрал под ремень штаны и поплыл следом. Вода оказалась неожиданно теплой. К тому же скоро под ногами стало прощупываться плотное песчаное дно и можно было вброд идти к берегу.
Откуда-то из береговых щелей и кустов появились бойцы. Они полезли в озеро и буквально на плечах выносили боеприпасы и провизию.
Уже совсем рассвело. Медленно поднявшееся солнце осветило бирюзовую воду озера, и низкий лесистый берег, удалявшийся к чистому горизонту. Было почти совершенно тихо, никто не стрелял, и только печальный силуэт полузатонувшего судна, погнутая мачта и разбитая снарядом труба напоминали о том, что произошло здесь так недавно.
— Пойдем, парень, — капитан тронул Смолинцев а за плечо, и они двинулись по траншее, которая скоро вывела на опушку и потянулась еще дальше поперек сильно вытоптанного, но несжатого овсяного поля.
Боец — должно быть связной, бойко шагавший впереди, не. раз делал знаки, чтобы они пригнулись. Это заставляло догадываться, что противник где-то совсем близко, хотя вокруг по прежнему стояла тишина и незаметно было никаких признаков опасности.
Траншея еле заметно поднималась на небольшой холм. Тут, среди овсяного поля, наполовину врытые в землю и замаскированные снопами стояли на некотором расстоянии друг от друга три полевых орудия — обыкновенные семидесяти-шестимиллиметровки. Все они разместились на внутреннем склоне, как бы таясь от противника.
Траншея повернула влево и, заметно углубясь, ушла под брезентовый настил. Некоторое время они пробирались ощупью в полной темноте. Наконец впереди появился желтый колеблющийся полусвет.
Они очутились в просторном, хотя и низком блиндаже. Вдоль стен здесь были устроены нары из белых березовых жердей, вероятно недавно срубленных. На самодельном, врытом в землю столе горела тонкая восковая свечка. Коптящее пламя ее изгибалось от малейшего дуновения, и тогда по земляным оводам перемещались пугливые тени.
— К вам, товарищ командир, — сказал куда-то в темноту сопровождавший их боец.
И тут только Смолинцев увидел скрытого за пламенем свечи человека, стоявшего во весь рост у — стены в шинели, накинутой на плечи, как бурка, в сдвинутой на затылок фуражке, из-под которой открывался крепкий, решительный лоб, пересеченный вертикальным, свежим еще шрамом. Этот человек был удивительно знакам Смолинцеву. Да неужели это капитан, что был там в госпитале? Конечно. Вон и рука у него забинтована…
— Привез? — спросил между тем командир пятачка, протягивая руку капитану буксира.
— Гранаты только, товарищ командир, ни одного снаряда нет, — .виновато сказал тот.
— Зарезал ты нас! Впрочем, я не мог и надеяться. А вчера мы тут танк подбили.
Он поискал глазами солдата, который привел их.
— Свагин! Стоит там еще танк подбитый?
— А как же, товарищ командир, куда ж ему теперь деться? Только из траншей не видно, с бугра надо смотреть.
Но тут командир пятачка взглянул на Смолинцева, на одно мгновение замер нахмурясь, и вдруг широкая улыбка осветила его лицо.
— О, старый знакомый, как ты сюда попал?
Он шагнул вперед и обхватил Смолинцева правой рукой за плечи.
— Не узнал?
— Что вы, товарищ командир, я сразу вас узнал, — сказал Смолинцев, радуясь, что знаменитый командир «пятачка» тоже сразу узнал его. — А почему вы здесь оказались? Я думал, здесь совсем и не вы!
— Думал! Куда же я денусь? Наткнулся в лесу на брошенную батарею, собрал, кого мог! Вот и стоим тут насмерть. Все будут драпать, тогда и государству ее сдобровать, — он наклонился и достал с нар немецкий автомат, очевидно, тот самый. — Твой трофей храню. Только все патроны поистратил. А (все-таки держу, другим на зависть, хвастаю!
Он рассмеялся. Недавнюю озабоченность его как рукой сняло.
— Да как твоя нога-то, в порядке? — вспомнил он.
— Зажила почти. Я к вам по важному делу, — сказал Смолинцев.
Он наклонился и стал расшнуровывать ботинок.
— Сообрази там чего-нибудь, Свагин. Видишь, капитан промок, да и замерз… Где там наши? Сводку информбюро привезли? — продолжал командир.
— Отходят опять, — капитан буксира уныло махнул рукой.
Командир пятачка сердито стукнул о стол длинной рукояткой автомата.
Наступило тяжелое молчание.
— Ну, что там у тебя такое важное? — спросил он, беря протянутый ему Смолинцевым пакет в жесткой пергаментной бумаге.
— Помните, товарищ командир, немца, в госпитале у нас на перевязке был? Все тогда про него забыли…
— Не до него мне было. Кто же он оказался такой?
— У него были вот эти записки. Их доктор нашел. Мы решили, что их надо отдать нашему советскому командованию. Там они, знаете, что задумали?..
— Погоди-ка, погоди, — перебил его командир «пятачка», к чему-то настороженно прислушиваясь.
Снаружи донесся равномерный гул, глухой и в то же время тяжелый.
Командир вскинул голову. Темные в белых белках глаза его грозно сверкнули. Он нагнулся к маленькому зеленому ящику, стоящему у нар, и взял телефонную трубку.
— Наждак! Наждак! — позвал он. — Багрейчук у телефона!
В трубке послышался чей-то голос, но слов Смолинцеву не удалось разобрать.
— Сколько? — спросил командир. — Да нет, снарядов у тебя сколько? Всего девять? По девять на орудие? Так ты до меня не открывай огонь! Понял? Будем бить только прямой наводкой! Я сейчас!
Он положил трубку и выпрямился.
— Ну вот, этого я и ждал, — сказал он. — Пойдемте, товарищи! Поговорим после боя, а то, чего доброго, обойдет и отрежет!
Он небрежно засунул пакет за голенище.
По той же траншее все торопливо выбрались в поле.
Командир решительно шагал впереди не пригибаясь, придерживая рукой у ворота свою шинель. Смолинцев спешил за ним. Капитан и связной остались где-то сзади.
Глухой и казавшийся таким далеким рокот теперь придвинулся. Близкий выстрел внезапно распорол воздух. Это ударило ближнее орудие.
— Не стреляй! Что я сказал, мать вашу!.. — хрипло закричал командир и бегом устремился вперед.
— Кузьмиченко, кто разрешил? — с ходу набросился он на стоявшего у орудия худого, с перевязанной шеей бойца в ватнике.
— Так мы же прямой! Взгляните, товарищ командир, мы. ему гусеницу перебили!
Командир привстал на станине и посмотрел куда-то за бугор. Лицо его просияло неудержимой мальчишеской радостью.
— Ну, ладно, ладно, — счастливо и примирительно проговорил он и похлопал артиллериста по плечу. — Так и бей до последнего!
В это мгновение где-то совсем рядом раздался короткий ухающий шум, и позади на опушке, прошумев вершиной, рухнуло дерево.
— Ого! — насмешливо сказал командир, — метко берут!
Они пошли по траншее к другому орудию.
Подтянутый, аккуратный боец в каске, в начищенных до блеска сапогах, увидев командира, закричал:
— Смирно! — и, должно быть, хотел отдать рапорт, но Багрейчук предупреждающе махнул рукой.
— Ну что, Федюничев, на твою долю не досталось сегодня? — спросил он.
— Придут еще! — весело отозвался тот. — Снаряды вот только совсем на исходе, — добавил он озабоченно.
И тут Смолинцев, наконец, узнал его. Это был тот часовой, что привел в лазарет пленного немецкого лейтенанта.
Как странно, что они тут еще ничего не знают, не подозревают даже, что это был за немец!
— Товарищ командир, идут! — тревожно сказал один из бойцов, что стоял у самого бруствера.
Все прислушались.
Сплошной, все нарастающий гул, какой бывает от мчащегося по мосту товарного состава, приближался к ним.
— Приготовиться! — быстро оглядывая разместившихся у орудия солдат, крикнул командир «пятачка».
Отчаянное лукавство светилось теперь в его глазах, и только глубокая сосредоточенность лица выдавала напряжение воли.
