Станислав Мыслиньский - Над Припятью
Отдавали ли себе отчет Олива и другие командиры и офицеры Армии Крайовой в том, что они должны стать лишь пешками в партии, которую разыгрывали те, для кого собственное благополучие было важнее, чем кровь и страдания народа? К сожалению, время показало, что многие из офицеров не только знали об этом, но и рассчитывали на это…
А результат этой игры предстал перед нашим народом во всей своей трагичности в августе 1944 года на улицах и баррикадах столицы. Там разыгрался финал плана «Б», или операции «Буря». «Тогда-то… — вспоминает бывший командующий 1-м Белорусским фронтом, наступавшим в направлении Варшавы, маршал К. К. Рокоссовский, — те, кто толкнул жителей Варшавы на восстание, не думали об объединении усилий с приближающимися армиями Советского Союза и польскими вооруженными силами, созданными в СССР. Они думали о захвате власти в столице еще до вступления советских войск. Так им велели хозяева из Лондона».
* * *— Да, майор Киверский, наступило время испытаний… — сказал, прощаясь, генерал Сергеев.
Командир партизанской дивизии Армии Крайовой молча крепко пожимал руки хозяевам. В течение нескольких часов беседы они не только обсудили интересные, хотя и щекотливые политические темы, но и договорились по ряду организационно-технических и оперативно-тактических деталей. Олива был доволен гостеприимством и доброжелательностью советских офицеров.
«Сразу же по возвращении Оливы мы отредактировали тревожную телеграмму № 629 главному командованию», — вспоминает Жегота — тогдашний начальник штаба, а немного позже командир 27-й Волынской пехотной дивизии Армии Крайовой (теперь уже умерший полковник Войска Польского Штумберк-Рыхтер). Вот содержание этой телеграммы:
«26. III я разговаривал с командующим советской армией, действующей в направлении Ковеля, генералом Сергеевым {6} и полковником Харитоновым. Советское командование намерено сотрудничать с нашей дивизией и ставит следующие условия:
1. Полное боевое подчинение советскому командованию здесь и за Бугом;
2. Признание нас польской дивизией подчиненной Варшаве и Лондону;
3. Дивизия может без ограничений поддерживать связь со своим руководством;
4. Мы должны реорганизоваться из партизанских отрядов в регулярную дивизию;
5. Советское командование исключает оставление в своем тылу каких-либо партизанских отрядов;
6. Взамен мы получим полное оснащение, необходимое дивизии: оружие, боеприпасы, артиллерию, автомобильную технику и продовольствие.
Я условился, что дам ответ после получения приказа от своего командования».
В тот же день генерал Бур-Коморовский, командующий Армией Крайовой, с интересом прочитал эту телеграмму, а затем произошел обмен мнениями между Варшавой и Лондоном… Ответа Олива был вынужден ждать больше двух недель…
* * *…До Бергхофа Модель добрался в полдень. Бергхоф — это комфортабельная горная усадьба Гитлера на Оберзальцберге в Баварских Альпах. Во время пребывания на этой горе Гитлер, как он сам говорил, восстанавливал внутреннее спокойствие и уверенность, необходимые для принятия зачастую неожиданных решений. Там он также писал свои важнейшие доклады и речи, либо сидел погруженный в раздумья, глядя через огромное окно в сторону Унтерсберга, Берхтесгадена и Зальцбурга. Однако чаще его взор был обращен на Унтерсберг, откуда, если верить легенде, вышел однажды еще погруженный в сон император Карл, чтобы воскресить прошлое великолепие рейха. Гитлер видел в легенде связь с собственной персоной.
16 марта 1944 года вконец утомленный Гитлер прибыл сюда из Кентшина, чтобы немного отдохнуть от военных дел. Но положение рейха и здесь, вдали от фронтов, этого не позволяло. В конце марта 1-я германская танковая армия с огромным трудом вышла из окружения под Каменец-Подольском, а войска маршала Жукова двинулись на Коломыю и Черновцы.
Ставка главного командования вермахта была напугана этим и решила укрепить восточный фронт всеми имеющимися силами, поскольку продвижение русских в сторону Боху угрожало потерей Плоешти — важного нефтяного района Румынии. Гитлер приказал передать группе армий «Юг» пять дивизий, в том числе бронетанковый корпус, чтобы создать возможность для контрнаступления… Но было уже слишком поздно. 27 марта 2-й Украинский фронт форсировал Прут и верхнее течение Днестра, достиг границы Советского Союза с Румынией и продолжал наступление. Тем временем в Румынии шла подготовка к вооруженному восстанию. Гитлер намеревался предотвратить это выступление и приказал с этой целью собрать в Бергхофе некоторых командиров…
Когда генерал-полковник Модель прибыл в Бергхоф, в приемной Гитлера уже находился генерал Шёрнер, тоже заядлый нацист. Генералы ждали недолго. Время торопило. Именно им надлежало задержать и повернуть назад стремительно двигавшуюся вперед советскую военную машину. Вскоре кабинет Гитлера покинули два фельдмаршала: Манштейн и Клейст. Оба они, обвиняемые в том, что стали причиной поражений на Украине, получили отставку. Проходя мимо вытянувшегося Моделя, фельдмаршал Манштейн только кивнул седой головой и едва заметно улыбнулся печально сжатыми губами. Клейст шел, расправив плечи, и делал вид, что никого не замечает.
Адъютант Гитлера пригласил сначала генерал-полковника Шёрнера. Тот недолго задержался в кабинете Гитлера и вышел оттуда уже командующим группой армий «Южная Украина», называвшейся прежде группой армий «А».
Затем генерал Шмундт ввел в просторный кабинет командующего 9-й армией, и тот, войдя, неподвижно замер, вытянув вверх правую руку…
Гитлер ждал Моделя в окружении нескольких высоких лиц рейха, которые всегда обычно сопровождали его в таких случаях. Здесь были рейхсмаршал Геринг и доктор Геббельс, фельдмаршал Кейтель и группенфюрер СС Фегелейн — постоянный представитель Гиммлера при Гитлере, генерал-полковник Йодль…
Поздравляя Моделя с присвоением звания фельдмаршала, Гитлер пожал ему руку и добавил, что назначает его на место Манштейна и что группа армий «Юг» будет переименована в группу армий «Северная Украина».
Сообщив это решение, которое застало врасплох и ошеломило новоиспеченного фельдмаршала, Гитлер начал излагать свои мысли относительно стратегических операций, намечаемых на лето, которые должны будут вернуть утраченные позиции и обеспечат полную победу на восточном фронте. Присутствующие неподвижно сидели в удобных креслах и внимательно слушали фюрера. А тот, осветив военные планы, которые старательно записывали Кейтель и Йодль, глядя на огромную карту, продолжал:
— Усилия наши, господа, вскоре дадут плоды. Жертвы немецких матерей принесут прекрасный урожай. Прошу передать это, фельдмаршал Модель, на фронте. Пусть моя мысль дойдет до всех солдат, находящихся в окопах, в штабных блиндажах… Получите подкрепление — людей и вооружение. Но не это будет самым важным! Скоро мы покажем врагам новое оружие. И тогда, если не покорятся, сметем их города с лица земли, превратим их в пыль…
Вены пульсировали на шее Гитлера. Толстый нос, выступающие скулы, морщины вокруг припухших век сильно его старили. Безукоризненно скроенный серый мундир сидел на нем мешковато и казался слишком большим, словно был сшит для кого-то другого. Но Гитлер носил его постоянно, так как в свое время заявил перед рейхстагом, что снимет мундир только после победоносного завершения войны. Вероятно, вождь третьего рейха хотел разыграть из себя Изабеллу Кастильскую, которая тоже давала клятву сменить траурную одежду только после освобождения своей страны от мавров. А то, что идеи этих сражений были крайне противоположными, Гитлера не волновало.
…Гитлер говорил в экстазе. У него дрожали щеки, лоб покрывался капельками пота. Все сидящие вокруг стола казались загипнотизированными. Геринг и Геббельс с благоговением взирали на вождя. Кейтель и остальные тупо смотрели перед собой. Мускулы на их лицах как бы застыли.
— …Вы, господин фельдмаршал Модель, должны удержать фронт. Должны любой ценой… Строить там заграждения, препятствия, устанавливать минные поля, простреливать каждый кусочек земли, откуда могут наступать большевики… Войска должны вгрызаться в землю и стоять там до последнего патрона и до последнего солдата. Ничто иное в расчет не берется: стоять насмерть, не отступать ни на шаг… Необходимо постоянно внушать солдатам, что нет иного пути, кроме того, который ведет к победе или к смерти. Это единственный рецепт: стоять и ни шагу назад, удерживая фронт любой ценой, любой…
Над Альпами показалось солнце, и через широкое окно в кабинет заглянули его золотые лучи. Посветлели серые стены, но не лица находящихся там людей. Те угрюмо молчали, продолжая слушать вождя. И на них даже не произвели впечатления страшные по своему смыслу слова: «…до последнего патрона и до последнего солдата… Любой ценой, любой…»
