Пётр Андреев - Повесть о моем друге
Из ФРГ ответ пришел значительно позже, но радости моей конца не было: в Мюнхене живет писатель, искусствовед, выпустивший несколько книг по истории французских импрессионистов, ныне работающий над монографией о Глазунове. Жену его зовут Елена Александровна, она русская, единственная на всем белом свете наследница нашего великого композитора.
Через несколько дней в Мюнхен вылетел наш товарищ Володин, занимавшийся вопросами культуры. Я с нетерпением ждал его возвращения — мы условились, что в тот же день, сразу после беседы с Еленой Александровной, он вернется, чтобы рассказать о том, как прошла встреча. Однако ни в тот день, ни утром следующего дня Володин не вернулся. Лишь только поздним вечером он пришел ко мне — усталый, но счастливый.
— Ну, как? — спросил я.
Ни говоря ни слова, Володин достал из кармана конверт и протянул его мне.
Елена Александровна Глазунова писала, что она благодарна советским людям за память об ее отце, и выражала согласие на перенос праха композитора на его Родину, в Ленинград. Имея согласие единственной наследницы, я во время моей очередной поездки на берега Сены договорился о встрече с Перетти, председателем Национального собрания Франции, который одновременно являлся мэром города, где был похоронен Глазунов. Приехав к господину Перетти, я сказал:
— В Нейи покоится прах композитора Глазунова, автора «Раймонды».
— О, это великий балет! — воскликнул Перетти. — Кто бы мог подумать, что этот замечательный русский спит вечным сном у нас!
— Вы должны понять меня: Глазунов рожден в России, он заявил себя выдающимся композитором в России, первые его произведения прозвучали в России, оттуда, из России, он пришел в мир. Следовательно, и возвратиться он должен туда, где начал.
Председатель Национального собрания задумался.
— Видите ли, я, конечно, понимаю вас и не могу оспаривать ваши доводы, но по законам моей страны перезахоронение возможно лишь в том случае, если на это есть согласие наследников усопшего.
Я достал из кармана письмо Елены Александровны Глазуновой и протянул его — вместе с приложенным переводом — господину Перетти.
Внимательно прочитав письмо дочери Глазунова, председатель Национального собрания вернул его мне, сказав:
— У меня одно непременное условие.
Я подумал: «Ну вот, началось».
— Слушаю, господин председатель.
— Все расходы, связанные с транспортировкой праха господина Глазунова по территории Франции, вплоть до аэродрома, принимает на себя наша мэрия.
Я вернулся от председателя Национального собрания в дом, где жил тогда в Париже, счастливым. То и дело я ловил себя на том, что снова и снова вспоминаю Сергея; его уроки — трепетное отношение к искусству, к творчеству, ко всему тому, что помогает формированию внутреннего мира гражданина, а что, как не книга, музыка, живопись, оказываются неким «фундаментом» интеллигентности?! Недаром ведь Владимир Ильич так часто цитировал великих русских писателей, недаром он так любил поэзию, музыку, живопись!
(Уже через много лет, после того как кончилась война, Сергей, находясь на военной службе, да и после демобилизации, продолжал отдавать весь пламень своего сердца работе по охране памятников старины, помогал — чем мог — тем друзьям из мира искусства, с которыми его сводила жизнь и в горькую годину войны и в дни мира; не по приказу помогал, не по указанию, а по велению сердца, ибо так уж он был воспитан. Партия его научила этому, Советская власть. О некоторых эпизодах его деятельности в области культуры и истории нашей страны я позже расскажу. Читатель поймет, что моя эпопея с Глазуновым началась благодаря Сергею — таков уж этот человек, обладавший даром «заражать» идеями.)
…Вечером, после того как я договорился с ленинградскими товарищами о времени и месте захоронения праха Глазунова, раздался телефонный звонок.
— Здесь Мюнхен.
— Слушаю.
— Добрый вечер, — слышу молодой голос.
— Добрый вечер.
— Это говорит Елена Александровна Глазунова.
— Здравствуйте, Елена Александровна. Я только-только сел писать благодарственное письмо — спасибо большое за то, что вы остались патриотом Родины.
— Я всегда была и буду патриотом Родины, — ответила женщина — по голосу ее чувствовалось, как она волновалась. — Мой отец умер гражданином СССР, он с советским паспортом умер, отказался его поменять, говорил: «Кто не хочет меня впускать дирижировать в ту или в другую страну — пусть не впускает, а я был, есть и останусь русским»… Так вот, у меня есть одно условие, которое я не высказала вашему коллеге, оставшемуся у меня переночевать, — он ведь поэтому на день задержался.
— Слушаю вас, — ответил я, но без того волнения, которое испытал, разговаривая с председателем Национального собрания Франции, потому что сразу же услышал и почувствовал в голосе этой женщины из Мюнхена что-то наше, родное. — Условие мое состоит в том, чтобы при перезахоронении праха отца могли присутствовать я и мой муж — не только, естественно, в Париже, но и на Родине.
…Через несколько дней улицы Ленинграда были заполнены тысячами людей, почитателями таланта великого композитора. Через репродукторы, установленные по пути следования кортежа, передавали музыку Александра Глазунова. Могила его в Ленинграде стала громадным холмом из цветов — так много венков принесли граждане города-героя своему композитору.
…Спустя несколько лет я встретился с Еленой Александровной Глазуновой и ее мужем.
— Мы недавно еще раз побывали в Ленинграде, — сказала она, — и были поражены, как много цветов приносят на могилу отца советские люди; только на Родине умеют так хранить благодарную память о тех, кто вдохновенно творил для народа.
4
Сергей умел моментально откликаться на все важнейшие дела в жизни страны — страсть организатора, казалось, была в нем заложена с самого пионерского детства. Помню, как он забежал ко мне в общежитие и сказал:
— Немедленно собери в цеху митинг!
— Тема?
Сергей посмотрел на меня изумленно:
— Принятие Конституции! Не понятно разве?! Накидай тезисы. Звучать они должны примерно так:
С радостью и гордостью встречает народ своих избранников, возвращающихся с Чрезвычайного VIII съезда Советов. С жадностью вслушиваются трудящиеся в каждое слово делегатов о съезде, о Конституции.
И хотя уже получили широкую известность в народе речи руководителей партии и правительства, каждому хочется услышать рассказ о съезде из уст своих избранников — делегатов съезда. Каждому хочется услышать тех, кому выпало большое счастье присутствовать на съезде лично, обсуждать, дополнять и утверждать окончательный текст Конституции — Основного Закона страны социализма. В числе участников съезда было немало молодых делегатов, их имена составляют честь и гордость советской молодежи. Они спешат в родные места, в свои цехи, бригады, первичные комсомольские организации, чтобы поделиться с товарищами чувствами, заполнившими их молодые сердца…
Комсомол обязан с предельной четкостью разъяснить молодежи, что права, которыми она широко пользуется — право на труд, право на отдых, право на образование, — завоеваны годами суровой борьбы, ценою крови и лишений лучших представителей пролетариата.
Большую помощь окажут комсомольским организациям в этой пропагандистской работе молодые делегаты съезда. О чем они расскажут молодежи?
Они расскажут о Большом Кремлевском дворце, где проходили заседания съезда. Они расскажут о грандиозной демонстрации трудящихся Москвы, которые прошли через Красную площадь миллионноликой колонной, горящей одним чувством, одной волей.
Пусть позовет молодежь на свои собрания, — продолжал Сергей, — посвященные обсуждению отчетов молодых делегатов, старых рабочих, старых колхозников, участников гражданской войны. Старые рабочие расскажут молодежи о каторжном труде на капиталистической фабрике; старые колхозники поведают правду о подневольном труде на кулака и помещика; участники гражданской войны вспомнят о боевых днях, когда с оружием в руках боролись за то, что записано сейчас как добытое и завоеванное в новой Советской Конституции.
Эти рассказы помогут молодежи лучше осознать все величие наших побед, еще крепче полюбить свою социалистическую Родину. Эти рассказы зажгут молодые сердца ненавистью против всех тех, кто пытается поднять руку на наше счастье.
Собрания, посвященные отчетам делегатов съезда, должны сопровождаться повышением политической активности всех граждан Советского Союза.
Рабочие завода им. Менжинского, — особо отметил Сергей, — на своем митинге по отчету делегата съезда, Героя Советского Союза, воспитанника комсомола летчика Каманина приняли резолюцию:
