Владимир Михановский - Прыжок над бездной
– Это как же?
– Бегом. Никто меня не догонит.
– А ежели препятствие встретишь? Обоз, к примеру?
– Перепрыгну, что твой кузнечик. И добегу, – громко произнес он и тряхнул чубом.
– Меня в монастыре чудаком почитают. А ты, гляжу, чудак меня похлеще будешь.
– Думаешь, сил у меня не хватит?
– Силенок у тебя хватит, Ваня. Чем-чем, а этим тебя Господь не обидел.
– Чего ж еще надо?
– Уменья.
– Уменья бегать, что ли?
– Вот именно. И прыгать тоже, – добавил Аникей.
Иван искоса бросил взгляд на приятеля: не шутит ли? Но лицо Багрова оставалось серьезным.
– Вроде умею я бегать да прыгать, Аникуша, – произнес с обидой Крашенинников.
– Да знаю я, что проворнее всех в округе, – хлопнул его по плечу Аникей, – что никто не догонит тебя. Но речь о другом веду: бегать и прыгать – великое искусство. И ему нужно учиться, как, например, грамоте. В древности оно ведомо было, а потом утрачено.
– Откуда знаешь?
– Да уж знаю.
– Кто сказал?
– Сорока на хвосте принесла, – рассмеялся Аникей.
Крашенинников задумался. Так что же это получается, люди добрые? Он бегает быстрее всех, прыгает выше и дальше всех – не зря же люди прозвали его прыгунком! – а приятель этак небрежно, походя замечает, что он толком не умеет ни бегать, ни прыгать.
А может, Аникей прав? Каждый раз, легко обгоняя других, Иван смутно ощущал, что способен на большее. Может, и впрямь уменья ему не хватает?
От всего этого вдруг повеяло жгучей тайной, но Иван в расспросы не стал вдаваться: как говорится, всякому овощу свой час. Голова его теперь была занята совсем другим.
Дождь припустил сильнее, но приятели не обращали на него внимания. Монастырские окрестности затуманились, затянулись косой сеткой.
Плотно сжав губы, Аникей вглядывался в даль, думая о чем-то своем. Казалось, он видит нечто, не видимое другим.
– Если ты провидец такой, то ответь на вопрос, – начал Иван.
– Ну?
– Удержим мы крепость али отдадим ее ворогу ненавистному? – голос Ивана задрожал от волнения.
– Того не ведаю, – покачал головой Багров. – Смотря как сражаться будем.
Снизу, с монастырского подворья, донесся жалобный плач: беженка тащила за руку орущего мальчишку, награждая его тумаками.
– Аникей, – взмолился Крашенинников. – Придумай, как супостатов истребить али от стен отогнать. Сожги их, али утопи, али еще чего сообрази. Ты все можешь! О прошлом годе вы со своим монашком придумали штуку, чтобы мужикам легче было бревна таскать да каменные глыбы ворочать.
– Думаю над этим, Ваня. Но силенок да знанья не хватает мне…
Вверху, на пронзительном ветру, оба основательно продрогли. Миновав стражника, который спрятался от дождя в будку, они пошли вдоль крепостной стены: здесь народу было поменьше.
– Пойдем ко мне, – предложил Аникей. – Сбитнем горячим погреемся.
– Пойдем! – с радостью согласился Иван, прибавляя шаг. С тех пор как у Аникея появился новый приятель, пришлый монах, Багров крайне редко приглашал к себе Крашенинникова.
Жил Аникей бобылем, обслуживал себя сам, однако избу содержал в порядке.
В последнее время поползли упорные слухи, что-де Багров знается с нечистой силой. Архимандрит монастыря Иоасаф на всякий случай даже приставил к нему соглядатая, но тот исправно доносил, что Аникей держит себя скромно, тихо, ни дыма, ни тем паче адского пламени в подслеповатых окошках его избы не наблюдается. Правда, справедливости ради нужно заметить, что Аникей, раскусив соглядатая, щедро угощал его брагой.
Так или иначе, а всемогущий старец успокоился насчет Багрова и нечистой силы.
Чем ближе к центру пробирались Иван и Аникей по улицам, тем теснее и суматошней на них становилось. Не оставалось ни клочка свободного пространства – все было запружено беженцами. Ранние холода осложнили их и без того бедственное положение. Доносились обрывки разговоров.
– …Хату спалили, детишек поубивали, мужик в ополчении сгинул. Осталась я одна на белом свете, сюда незнамо зачем прибежала, – рассказывала окружившим ее бабам молодайка в платке, вытирая слезы.
– И кой дьявол привел их сюда, недругов наших, – с ненавистью произнес Крашенинников, когда они сделали несколько шагов, удалившись от плачущей женщины.
– Привел их не дьявол, Ваня, а литовский гетман Ян Сапега да с ним польский пан Александр Лисовский.
– Выходит, литвины да поляки? А я со стены вроде еще и других различал.
Багров отрубил:
– Изменщики.
– И я так думаю, – согласился Иван.
Наконец добрались до места.
Избенка Аникея стояла в тихом переулке, по которому не то что телеге – пешему можно было пробраться чуть ли не бочком.
Крохотный участок, заросший чертополохом да бурьяном, был огорожен ветхим, покосившимся плетнем, потемневшим от времени и дождей.
По узкой, слабо протоптанной тропинке подошли к избе.
Внутри было тепло и как-то покойнее. Согревшись сбитнем, Аникей и Иван разглядывали старые рукописные тексты. Их отыскал в монастырском подвале инок Андрей, новый приятель Багрова. Откуда Андрей пришел в монастырь, Крашенинников не знал.
В избе стало темно – хоть лучину зажигай. Осенью сумерки наступают быстро…
Когда Александр Христофорович закончил чтение, в комнате на некоторое время воцарилась тишина. Сережа подлил керосину в лампу, начавшую чадить, вывернул побольше фитиль – он не решался проделать эти манипуляции во время чтения.
То, что читал отец, Сереже очень понравилось. Кое-чего, правда, он не понял, но расспрашивать отца при гостях не стал. Вместо этого он съел картофельную оладью, обильно политую сметаной. Хотя оладья и остыла, она показалась мальчику дьявольски вкусной, и его неприязненное чувство к соседке заметно уменьшилось.
– Сколько Русь хлебнула! Сколько ей досталось на протяжении истории! – нарушил кто-то молчание.
– А чего добились враги? Их кости сгнили, а страна наша живет и здравствует, – сказал Крылов.
– Александр Христофорович, а что дальше-то было? – спросила соседка.
– Дальше я еще не сочинил, – улыбнулся Чайкин.
Взяв в руки лампу, чтобы посветить в темном коридоре, отец вышел проводить гостей.
– Заберите свой продукт, Алла Кондратьевна, – сказал он соседке, задержавшись в дверях, и кивнул на оладьи, к которым, кроме Сережи, так никто и не притронулся.
– Ну что вы, Александр Христофорович! Завтра в дорожку с Сережей возьмете.
На крыльце разговор возобновился.
– Пап, а откуда ты узнал про все это? – решился задать Сережа давно мучивший его вопрос.
– О чем ты, сынок?
– Я о людях… Иван, Аникей, потом этот… монах Андрей…
– Мой тезка, между прочим, – не без самодовольства вставил механик.
– Их ты всех выдумал, пап? – продолжал Сережа.
– Конечно, – улыбнулся Александр Христофорович.
Глава четвертая. Ленинград
Прошло всего две недели, как Сережа с отцом переехал в Ленинград, а жизнь в Крутоярске уже казалась ему какой-то далекой и нереальной – столько новых впечатлений нахлынуло разом.
Отец уходил на работу затемно, а возвращался так поздно, что Сергей, как ни крепился, частенько уже засыпал.
Им дали просторную комнату на Васильевском острове. Двор был большой, но скудный зеленью.
Сережа подружился со сверстниками. Ребята бегали в порт, где мальчик впервые увидел морские суда, ходили на Дворцовую площадь, к Зимнему дворцу. Сережа полюбил смотреть на свинцовые волны Невы, которые казались холодными даже в июльскую жару. Куда Разине до этой величавой красавицы!
Иногда из Крутоярска приходили письма, отец читал их, перечитывал, потом складывал аккуратной стопкой на своем столе, стоявшем у окна.
Неприметно наступила осень. Сережа пошел в школу.
Однажды, вернувшись с занятий, он застал отца дома – тому нездоровилось – за чтением длинного письма.
– Опять от дяди Крылова? – спросил мальчик.
– Нет, – усмехнулся отец. – Представь себе, от нашей бывшей соседки Аллы Кондратьевны. Помнишь ее?
Сережа кивнул.
– А что она хочет?
– Пишет, что к концу года собирается в Ленинград, родственников навестить. Спрашивает, можно ли ей к нам в гости прийти. Вот.
– Ответил ей?
– Нет еще.
– А что напишешь?
– Ей-богу, не знаю, Сергей, – вздохнул отец, и в его голосе прозвучали нотки растерянности. – А тебе нравится Алла Кондратьевна?
Мальчик промолчал.
– Ладно. Чего у нас в доме вкусненького есть? – спросил отец, круто меняя тему разговора. – Пойду товарища навестить в больнице.
– Ты сам, гляди, болен, куда пойдешь. А кто заболел?
– Ты не знаешь его. Он сильно пострадал во время прыжка. Мне только сегодня удалось выяснить, в какой он клинике находится.
