Николай Гомолко - Лесная крепость
— Как нет? — не поняла мать. — Разве его выпустили?
— Сказано — нет, значит — нет, — развел руками полицай.
Мать было обрадовалась: может, муж уже дома? Велика вина — подрался со свояком. Она уже собралась возвращаться, но тут какой-то парень — тоже, видно, как и она, пришел с передачей — шепнул ей: «Горе у вас, женщина, горе. Прокопа Каляду сегодня ночью расстреляли». Мать так и привалилась к стенке, в глазах потемнело, ноги ослабли.
…Долго не верилось Алесю, что так нелепо мог погибнуть его сильный, добрый, ласковый отец! Алесь все ждал: вот-вот придет он, появится на шляху, завернет к дому, крикнет с порога: «Сынок!..» Корил себя, что позарился на этот проклятый револьвер…
Позже Алесь многое понял. И в соседних селах хватали людей, вешали, расстреливали. Алесь только зубы стискивал, с трудом заставляя себя сдерживаться. Да и не в револьвере совсем дело, во всем виноваты фашисты — это они принесли на родную землю смерть и горе. Им нужно мстить за кровь безвинных людей и за отца… А Макар? Неужели он останется жить на свете? Изменник, предатель, черный человек!
Алесь было решился на самое страшное: убить Макара. Стал разрабатывать план, где и как подкараулить бандита и предателя. Но его опередили добрые люди.
Однажды спозаранок прибежала в хату Цапка соседка, всплеснула руками, заголосила: «Ах кума, кума, ты ничего не знаешь? Нет больше твоего Макара, на улице застрелили».
Глава девятая
Ночью началась гроза. Молнии вспарывали ночное небо, освещая его ослепительным, праздничным фейерверком, а потом опять все погружалось в темень, еще более мрачную и зловещую. Набухшие гривастые тучи обрушивали на землю потоки дождя.
Вадим Николаевич проснулся от громовых раскатов и встревожился: а ну как размоет шалаш… Алесь и девочка спокойно спали и знай себе посапывали во сне.
Учитель выбрался из шалаша под самый ливень. Он прокопал перед входом канавку, отвел дождевую воду в сторону озера. За это время промок до нитки, но залезать обратно не хотелось: насквозь промокший, он стоял, любовался грозовой ночью. Видно, это последняя за лето теплая гроза. В ней было что-то завораживающее, что-то буйное, неукротимое, — она была необходима земле, людям… Мирной земле, мирной жизни людей. Вот если бы все изменить на эту ночь, и фейерверк молний возвестил бы победу!.. Она ведь должна прийти. Обязательно. Сейчас гитлеровцы уже катятся назад. Под Сталинградом их потрепали так, что, говорят, самого Гитлера довели до истерики.
А под Курском… Значит, победа близка… Неужели и он увидит ее… Где ты, гроза Победы?! На каких ветрах летишь?..
Вадим Николаевич смотрел в сторону болота и лесных зарослей и думал о том, как трудно там сейчас партизанам, его побратимам. А каково дядьке Андрею, он главный, он в ответе за все. Может быть, даже и теперь, в этот час, решает он, где, в каком месте прорвать блокаду. Пока все попытки кончались неудачей. Немцы легко маневрировали и поспевали вовремя ликвидировать прорывы в своей обороне. И партизаны вынуждены отходить, а стальная петля блокады затягивалась все туже. Теперь партизанские отряды контролируют только просторы зыбкого болота. Там, конечно, врагу труднее достать их. И в помощь пехоте немцы подтянули артиллерию и минометы.
«Эх, если бы дядька Андрей сейчас воспользовался непогодой и поднял своих соколов», — подумал Вадим Николаевич. Как хотелось бы ему стоять с ними рядом, с винтовкой в руках и с нетерпением ждать команды на штурм…
И Вадим Николаевич вспоминал, как их группа на развилке дорог вела бой с гитлеровцами. Дрались яростно и упорно. Когда у партизан кончились боеприпасы, пошли врукопашную. Прорвали первую цепь, хотели вырваться дальше, но… из их группы осталось только двое: он да Марченко. Пришлось повернуть назад и скрыться в лесной чаще.
И вот он далеко от своих, от дядьки Андрея…
Гроза не унималась, непогода расходилась вовсю, на небе то и дело вспыхивали молнии, не переставая лил дождь.
Не дождавшись конца грозы, Вадим Николаевич залез в шалаш, прилег у входа и сразу заснул.
Проснулся уже на зорьке, поежился — было зябко от утренней свежести, да и одежда на нем не успела высохнуть. Повернул голову — девочка спокойно спала рядом, укрытая до самого подбородка. Но Алеся не было на месте.
Вадим Николаевич тихо, стараясь не разбудить девочку, выбрался наружу. Утро только пробивалось сквозь густой туман. Вот где-то близко пискнула пичужка, за ней другая. Поблескивала на солнце мокрая трава, с листьев скатывались тяжелые дождевые капли. Алесь стоял в стороне, у озера, совсем по-взрослому заложив руки за спину. Услышав шаги, обернулся.
— Утро доброе! — сказал Вадим Николаевич. — А ночью все ходуном ходило, гром громыхал не хуже артиллерийской канонады. А ты, хлопец, и горазд же спать, ничего не слыхал.
Алесь кивнул:
— Я уже утром догадался, когда канавку у входа увидел. Спал как убитый. А Аллочку гроза не разбудила?
— Нет.
— Озеро какое спокойное… И тихо как! Даже там, — показал Алесь рукой в сторону болота.
— Ты как думаешь? Неужели наши не воспользуются туманом…
— Да, настоящая дымовая завеса, — рассудительно добавил Алесь, — сейчас только и прорываться. В пяти шагах ничего не видно. Даже нашего дуба не видать в тумане.
— Пусть бы, хлопче, улыбнулось им счастье. За нас я особенно не беспокоюсь. Как говорят, с божьей помощью…
Оба замолчали, пристально вглядываясь в далекий туманный берег.
И вдруг неожиданно со стороны болота утреннюю тишину разорвала беспорядочная стрельба: трескотню винтовок и автоматов перекрывал мощный голос крупнокалиберных пулеметов.
— Горячо началось! — прошептал учитель, прислушиваясь.
Стрельба все усиливалась. Казалось, что битва шла совсем рядом. Вадим Николаевич представлял, как ночью и ранним утром в зябкой туманной мгле готовились партизаны к прорыву блокады. Видимо, кто-то первый наткнулся на немцев, и они, чтобы остановить этот отчаянный бросок, открыли яростную стрельбу.
Конечно, туман — хороший помощник нашим бойцам, но огонь пулеметов даже вслепую может принести немало бед. Ведь враги методично бьют по ранее пристрелянным позициям… Нет, зачем думать о самом худшем. Дядька Андрей — опытный командир, бывалый воин. Он наверняка предусмотрел, проработал все возможные варианты боя.
Взошло солнце, но оно заблудилось в тумане — бледные, тусклые лучи его не могли пробиться сквозь белую кудель, сплошь затянувшую небо.
— Прорвутся! Прорвутся, — как заклинание, повторял Вадим Николаевич.
— Должны прорваться! Туман-то для них как по заказу!
В шалаше послышалась какая-то возня. Это проснулась девчушка. Она выползла наружу, поднялась на ножки и заковыляла к говорившим.
— Тата, Дода! — радостно закричала она и ухватилась за штанину Вадима Николаевича.
Учитель бережно поднял ее на руки.
— Ну, как спалось, Аллочка? Слышишь, вон там бахает! Разбудило тебя, да?
Девочка крепко прижалась к учителю. В короткой детской памяти уже запечатлелись звуки войны. Она было приготовилась заплакать, но Вадим Николаевич ласково потрепал ее волосы, и малышка успокоилась.
— Вот побьем фашистов, — сказал Алесь, заглядывая девчушке в лицо. — Ты будешь нашей дочкой. Мы построим тебе большой-большой дом. Купим красивое платье, ботиночки, и ты будешь…
— Скажи ему, Аллочка, — перебил, улыбаясь, Вадим Николаевич, — не рассказывай мне сказки. Лучше неси-ка что-нибудь поесть!
— Дай, дай! — запрыгала на руках учителя девочка.
Алесь кинулся к шалашу и взял мешочек с припасами.
— Видишь, какая у меня в руках столовая! Всех накормлю.
Девочке опять дали размоченный сухарь, толченые орехи. Сами поели горьковатые ягоды рябины и орехи. Скудную эту еду запили свежей озерной водой.
Между тем туман рассеивался. Из белесой дымки постепенно выступали деревья и кусты, засветлела озерная гладь.
Алесь встал, аккуратно одернул рубашку, смахнул песок с коленей.
— Что будем делать?
— Давай предложение. Ты же у нас скорый на выдумки!
— Предложение? Пожалуйста. Я, например, еще бы поискал орешники. Правда, надежды мало — может, тот, что мы обобрали, один-единственный на всем острове. Ну а вдруг?
— Нет, сегодня, хлопче, будем плести корзину. Иди тащи ракитник, может, к вечеру попробуем рыбки наловить.
— Нам хоть с десяток ершиков и окуньков… — вздохнул Алесь. — Жаль, огня у нас нет, испекли бы в горячей золе рыбешку. Я раньше часто пек. Бывало, пасу телят около реки, наловлю под корягой мелочи, заверну в листья — и к костру. Знаете, как вкусно!
Вадим Николаевич, казалось, не слушал парнишку. Он как-то безучастно кивал головой, и Алесь понял, что мыслями он был далеко-далеко — там, где сейчас сражались партизаны, где болотными топями пробирались они на прорыв блокады, ведя за собой окрестных жителей… В который раз! А теперь, может, в последний…
