Николай Гомолко - Лесная крепость
— Задача такая: шалаш должен быть хорошо замаскирован. Поставим небольшой каркас, на него накидаем валежника с обеих сторон, придавим его тонким слоем дерна, а сверху снова накроем ветками и папоротником. И получится у нас отличный шалаш.
— А залезать в него будем на животе, как ящерицы?
— Неудобно, конечно, — заметил Вадим Николаевич, — но основательный дом нам строить ни к чему.
— Может, все-таки и повыше надо бы. Девочке чтоб легко было проходить… Для нее ведь строим, — не унимался Алесь.
— Ничего, приспособится. Главное, чтобы внутри держалось тепло, чтобы укрыться можно было от дождя и ветра… У меня все. Что-нибудь хочешь добавить?
— Пусть все останется так, Вадим Николаевич, — согласился Алесь.
Ему не терпелось приступить к делу, соскучились руки без работы, он ведь вырос в деревне. И сейчас в нем проснулся крестьянский парнишка, привыкший помогать взрослым по хозяйству. И в самом деле, когда стали расчищать площадку под шалаш, Алесь дал немало ценных советов. Неспешно и ловко делал он свое дело. Работа шла споро, Вадим Николаевич поставил несколько длинных жердей и укрепил их. Шалаш должен был получиться не такой уж низкий, в нем можно будет свободно сидеть.
— Смотри-ка, маленькая, — Алесь наклонился к девочке, — какой у тебя будет домик. Здесь я тебе сказки буду рассказывать…
— Дода! — закивала девочка. — Дода.
— Опять заладила! — Алесь присел рядом и спросил:
— А как тебя зовут?
Девчушка молчала и внимательно смотрела на Алеся.
— Может, Маринка?.. Или Алена?..
— Ала, — вдруг выпалила девочка.
— Как? Алла? — встрепенулся Алесь и обернулся к учителю: — Слыхали, что говорит. Она Алла.
— Аллочка, — ласково позвал Вадим Николаевич, — иди ко мне, иди, Аллочка.
Девочка оживилась, состроила лукавую рожицу, шагнула раз, другой и упала, споткнувшись о сучок. Губы ее сморщились, однако она не заплакала.
Алесь подхватил девчушку на руки, отнес в сторонку, усадил на пригорке и набросал ей шишек в подол.
— Посиди тут, поиграй, а то не успеем сделать для тебя дом. Поняла?
Вадим Николаевич отомкнул от винтовки штык и пошел в осинник «заготавливать древесину». А Алесь отправился поближе к берегу за дерном.
Солнце уже поднялось высоко. Было тепло, но не жарко. Над озером носились чайки… С тревожным криком «Пи-и-ть, пи-и-ть!» пролетели под облаками кани. Это верная примета: значит, жди дождя, говорят в народе.
Правда, на небе ни тучки, но долго ли им появиться? Вылезут из-за горизонта, растянутся во все стороны, и смотришь, все уже стало другим: и небо потемнело, нахмурилось, и ветер откуда ни возьмись налетел, закрутил, завертел палую пожелтевшую листву, всколыхнул спокойную воду в озере.
Хоть бы успеть до дождя построить шалаш!
И Алесь старался изо всех сил, даже в пот его бросило. Дерн снимался трудно, не хотел расставаться с землей, с трудом открывал под собой крепкие узлы корней, муравьиные гнезда и норки. Попадались и дождевые черви. Эх, был бы кусок проволоки! Нацепил бы Алесь на нее червяка — и в воду! Смотришь, и попалась бы какая-нибудь глупая рыбешка! Алесь считался неплохим рыбаком в селе. Однако ловля рыбы — это потом. Не все сразу. Сейчас главное — шалаш! Наконец Алесь нарезал целую горку дерна — пришлось-таки ему попотеть. Вадим Николаевич уже вбил в землю колышки и теперь сооружал каркас.
— А мы с тобой, хлопец, про одно дело забыли, не догадываешься?
Алесь сложил свою ношу на землю, отряхнул грязь с рук, задумался.
— Небось колышки нечем стягивать?.. Так я быстро. Лыка здесь хватает!
— Вот, вот, брат. Лыко нужно позарез!
Алесь взял штык и отправился через заросли лозняка на северную сторону острова.
Вадим Николаевич вытер взмокший лоб, посмотрел вслед Алесю. Все больше и больше нравился ему этот хлопец. По-крестьянски спокойный и неторопливый, скупой на слова, а такой сноровистый в деле. Другой бы на его месте мог и растеряться. А он все: и горе и трудности — переносит терпеливо, мужественно, как настоящий солдат.
Когда Алесь вернулся, с плеча у него свисали длинные желтоватые плети. Они пахли свежестью и почему-то медом.
Наконец каркас шалаша был готов. Теперь в ход пошли и сосновые ветви, и елочный лапник, и рыжий папоротник. Шалаш обретал форму. Обозначился уже круглый вход. Алесь не утерпел и несколько раз примерялся, удобно ли в него залезать. Потом принес девчушку.
Вместе они забрались в сумрачную глубь шалаша. Там было тепло и сухо, под ногами шуршали листья.
Вадим Николаевич стоял в сторонке и придирчиво рассматривал их сооружение. Хорошее место они выбрали для шалаша — только уж очень зоркие глаза могли его заметить издалека.
Работы на доделку шалаша хватило до самого вечера. Потом под собственной крышей собрались все вместе и слушали, как шумит лес, как совсем рядом плещется вода…
Решено было отметить окончание работы «праздничным ужином». Аллочка получила кусочек сухаря, размоченный в самодельной берестяной кружке. И еще растертые ореховые ядрышки.
Вадим Николаевич и Алесь утолили голод орехами и рябиной. Хоть они порядком устали, настроение у всех было отменное! Аллочка повеселела, раскраснелась, то и дело дергала Доду за ухо, звала поиграть. От вчерашних слез не осталось и следа.
Перед заходом солнца все вместе отправились к Черному Дубу. Это был настоящий лесной великан. Корявый ствол его в несколько обхватов, окруженный тяжелыми узловатыми ветвями, казалось, подпирал небо. На ветках то тут, то там виднелись коричневые желудевые спинки. Самая вершина дуба издали казалась срезанной: то ли молния сожгла ее, то ли буря сломала. С восточной стороны на боку великана у самого основания чернела борозда. Видимо, огонь костра отметил дерево на всю жизнь.
— Ну и высота! — удивился Алесь, задрав голову. — Аж шапка падает.
— А ты раньше здесь не был?
— Никогда.
— Я тоже. Только собирался своих ребят свозить сюда. Дуб действительно чудо! Хоть и нелегко, но, пожалуй, полезу на него, осмотрю сверху остров.
— И я с вами!
— Нет, нет, ты после. Аллочка будет плакать. Одну ее оставлять нельзя!
Вадим Николаевич подошел к стволу, ухватился за выступы коры и полез. На самом верху он уселся поудобнее на толстый сук и повернулся лицом на восток. Тихо пробегали волны по серо-голубой озерной глади. На горизонте ни точки, ни черточки. Вадим Николаевич посмотрел в северную сторону и помрачнел: над болотом черными змеями вились дымы — это рвались гранаты и артиллерийские снаряды. Значит, партизаны продолжали сражаться с врагом не на жизнь, а на смерть.
С юга, из-за горизонта, огромным черным клином выползала туча. Она шла против ветра, и это было верной приметой, что будет гроза. И вскоре засверкали молнии. «Ну вот и выпросили кани водички! — подумал учитель. — Близится ненастье…» Ну что ж! Теперь им не страшны ни ветер, ни дождь — стены шалаша должны выдержать.
Стоило Вадиму Николаевичу спуститься на землю, Алесь не утерпел — тут же полез на дуб.
— А остров наш не такой уж и большой! — кричал он сверху. — В длину метров четыреста и в ширину метров двести. И поляны есть — вон одна, а вон другая… На южном берегу почти нет леса, одни кусты.
Пора было возвращаться к шалашу. Там Вадим Николаевич стал укладывать девочку спать. Она поплакала немного, но быстро угомонилась. Когда прикрыли дерюжкой вход и в шалаше сразу стемнело, девочка утихла и заснула.
Алесь и Вадим Николаевич пристроились рядом и молча вспоминали события прошедшего дня. Алесь решил, что учитель спит, но Вадим Николаевич зашевелился и шепотом сказал:
— Слушай-ка, Алесь, а что же было с твоим дядькой? И с тем немцем-антифашистом, который к вам заходил?
— С дядькой?..
Глава восьмая
Эх, дядька, дядька! До такого докатился! Пусть бы уж торговал в магазине хомутами, селедками да халвой — хорошо ли, плохо — не так уж важно, главное — за человека тебя считали! А теперь? Людей продаешь! И много же ты хотел заработать — не только собственный покой, а еще тебе подавай и уважение фашистов. Но не всегда бывает как задумывается.
…Возвратился Алесь домой ночью. Отец не ложился, стоял в воротах, ждал сына. И только мелькнула на улице знакомая фигура, заранее открыл калитку.
— Ну и клял же я себя! — говорил он шепотом. — Чего только не передумал! Ночь, а тебя все нет и нет.
Отец и сын вошли в сени, остановились. У стены стоял топчан, покрытый рядном. Алесь присел на краешек, вздохнул, вытер рукавом взмокший лоб.
— Лучше бы не ходить туда, тато…
— Почему, сынок? Неужели на беду напоролся? Мне передали, что немцы заставили тебя работать на кухне. Я даже порадовался — это на руку будет.
— На руку, на руку… — тихо проворчал Алесь и замолк: не знал, как и приступить к рассказу. А отец не отставал: