Андрей Серба - Тихий городок
Неожиданное наблюдение могло означать только одно: Гараниным по какой-то причине заинтересовалась турецкая полиция. Иного объяснения, учитывая, что он всего несколько часов находится в Стамбуле и здесь его никто не знает, майор просто не находил. Сам по себе этот факт не играл бы никакой роли, — ведь в паспорте имелись все необходимые визы и отметки, — если бы не встреча со Шнелем.
Главное — нужно во что бы то ни стало избавиться от наблюдения. После этого придется рискнуть и пойти на контакт с Вилли без предварительной разведки. Ведь завтра за Гараниным могут увязаться более опытные «топтуны», избавиться от которых будет куда труднее.
Илья Ильич спокойно спустился на набережную к причалу Кабаташ. Туда как раз пришвартовался паром, перевозивший людей и автомашины через Босфор в Ускюдар, азиатскую часть Стамбула. С парома стекала шумная людская река, медленно сползали машины. Не успели последние пассажиры сойти на берег, как хлынула встречная толпа. Вслед за людьми потянулась вереница машин. Гаранин с интересом наблюдал за этим зрелищем. «Пожалуй, паром вполне годится для того, чтобы избавиться от наблюдения», — подумал майор. Он быстро взбежал по трапу, но не стал проходить внутрь, а облокотился на поручни у борта. Это выглядело вполне естественно: приезжий иностранец желает полюбоваться панорамой живописного холма со стадионом «Мидхат-паша», которая открывается между Морским музеем и дворцом султана. Вслед за ним на паром проскочил Янычар, а затем и Ушастый. Когда паромщики уже начали убирать сходни, Илья Ильич обратился к одному из них и, показывая на часы, спросил:
— Сумею ли я вернуться обратно через час?
Тот, конечно, не понял Гаранина, говорившего по-немецки. В разговор вмешался один из пассажиров и перевел вопрос. Паромщик замахал руками, засуетился и стал объяснять, что на переправу уйдет куда больше времени. Паром уже отчаливал.
— Но я обязательно должен быть здесь через час, а то опоздаю на самолет, — взволнованно воскликнул Илья Ильич. Добровольный переводчик что-то сердито втолковывал паромщику. Тот с досадой плюнул, обругав всех этих «мунтаров»,[55] схватил какую-то доску и перекинул ее на причал. Гаранин едва успел сбежать на берег. Янычар и Ушастый засуетились, пытаясь пробиться сквозь толпу к борту, но когда это им удалось, было уже поздно: причал и паром разделяла пятиметровая полоса воды.
В доме Шнелей дверь Гаранину открыла сухонькая старушка с седыми буклями. В первый момент он даже не сообразил, почему ему знакомо ее лицо. И только потом вспомнил, что видел старушку вместе с Вилли на фотографии, которую тот попросил передать жене брата в Новосибирск. На вопрос Гаранина, дома ли Вилли и не помешает ли он ему своим визитом, может быть, он занят с гостями, старушка замахала руками: какие, мол, могут быть у сына гости, когда он стал таким нелюдимым?
Когда старушка открыла дверь кабинета, пропуская Гаранина вперед, Вилли мастерил модель самолета. Он поднял голову и удивленно посмотрел на вошедшего.
— Здравствуйте, Вилли, — радостно шагнул к нему Илья Ильич. — Не узнаете? Помните ваше ранение, лес под Псковом, — продолжал он, убедившись, что они в комнате одни.
— Геноссе… Фридрих… — хозяин словно бы никак не мог поверить своим глазам. Но главное, как безошибочно определил Гаранин, в лице его не было ни страха, ни недовольства неожиданным визитом.
— Вы правы. Можете по-прежнему называть меня именем вашего брата. Только пока лучше без «геноссе». Рад, что вы меня узнали, хотя и в этом наряде, — Илья Ильич специально говорил полушутливым тоном, давая хозяину возможность прийти в себя после своего столь внезапного появления.
— Геноссе Фридрих, если бы вы знали… — все никак не мог успокоиться потрясенный его приходом Вилли.
— Мы же договорились, — укоризненно прервал его Гаранин.
— Простите… Фридрих… Если бы вы знали, как я мучился, что ничего не успел сделать в Берлине. Пытался проситься обратно на фронт, только из этого ничего не вышло. Кое-как связался с одним из друзей брата, оставшимся на свободе, но в абвере, куда меня направили после госпиталя, срочно командировали сюда… Постойте, Фридрих, но как вы-то попали в Стамбул? Ведь вы же были с партизанами?
— Я вам привез весточку от Амалии, — уклонился от прямого ответа Гаранин и, вынув из лацкана пиджака свернутый тоненькой трубочкой листок бумаги, протянул его Вилли.
Тот развернул записку и прочел вслух:
«Дорогой Вилли! Кажется, не видела тебя целую вечность. Зигфрид, Гретхен и Пауль так выросли, что ты их не узнаешь. Я не теряю надежды, что мы все и Фридрих еще обнимем друг друга. А сейчас, чтобы это сбылось быстрее, ради нашего общего дела, прошу тебя, помоги товарищу, который к тебе обратится. Я знаю, это не расходится с твоими убеждениями. Верю тебе. Сообщи через него, что слышно о Фридрихе. Я и дети целуем тебя. Амалия».
— Бедная Амалия, — сказал Вилли, юношески румяное лицо которого вдруг сразу осунулось, постарело.
Он встал, достал из ящика отвертку и принялся отвинчивать большую старинную ручку на двери кабинета. Из-под нее вытащил сложенный в несколько раз какой-то бланк и протянул Гаранину.
— Город Берлин, отдел записи актов гражданского состояния, номер тысяча двести пять, — прочитал майор первую строчку и вопросительно взглянул на Шнеля.
— Читайте дальше, — глухо попросил тот.
— Фамилия: Фридрих Ульштейн; национальность — немец; вероисповедание — неверующий; год рождения — 1895. Дата: 18 марта 1942 года; время: 4 часа 15 минут; место: городская тюрьма… — Теперь ему все стало ясно. — Причина смерти: отсечение головы, — дочитал Гаранин зловещий акт.
— Вам кажется это диким? Но в нашем благословенном рейхе во всем любят порядок. Такие извещения получают родные казненных. Этот акт прислала мне тетя Эдит с оказией. Я должен рассчитаться с фашистами и за Фридриха.
— Мужайтесь, Вилли, за все преступления нацисты ответят, — Гаранин понимал, что никакие слова не утешат молодого немца, и все же не мог удержаться, чтобы не сказать их. Сейчас он окончательно поверил Вилли Шнелю.
— Я в этом не сомневаюсь, только бедного Фридриха уже нет. Родители ничего не знают. Каждый день спрашивают о нем, приходится что-то выдумывать, чтобы успокоить их.
— Ваш отец не работает? — поспешил переменить тему Илья Ильич.
— Он совсем старый. Состоял когда-то при дворе султана. В шефы «тюфяка» или «молитвенного коврика», конечно, не вышел, он же «гяур» — неверный. Был чем-то вроде камердинера, получил в награду вот этот домик, кое-что скопил, на жизнь более или менее хватает.
— А чем вы занимаетесь в Стамбуле?
— Официально я числюсь пилотом германского посольства в Анкаре. На самом деле нахожусь в распоряжении здешней резидентуры абвера. Самолет постоянно базируется на эскишехирском аэродроме, хотя летать приходится редко. В Анкаре моим начальником является майор Крюге, но я о нем почти ничего не знаю, видел всего два раза. В Стамбуле я подчиняюсь майору Зауэру и его заместителю гауптману Штендеру. Оба они из абвера, правда, первый считается помощником военного атташе, а второй — корреспондентом агентства ДНБ…
Кто такой Готлиб Зауэр, бывший германский «консул» в Тебризе, Гаранину было известно из документов, с которыми он познакомился в Москве в отделе полковника Орлова. А вот фамилия Штендера Илье Ильичу была совершенно неизвестна. Он попросил обер-лейтенанта рассказать о «журналисте» как можно подробнее. Вилли пожал плечами и смущенно сказал, что постарается специально побольше разузнать о Штендере, раз он интересует Фридриха. Для себя Гаранин сделал вывод: этот голубоглазый блондин с курчавой бородкой без сомнения был «фигурой». Достаточно того, что именно он занимался вербовкой агентов и отправлял их под видом паломников в Иран. Причем маршруты поездок проходили через Кербалу, южнее Багдада, и кончались в Мешхеде, на крайнем севере Ирана, то есть вели через районы, где находились советские и английские войска.
— Да, — вдруг встрепенулся Вилли. — Недавно мы летали со Штендером вдоль советско-турецкой границы, и он намекнул, что, возможно, мне вскоре придется побывать и над вашей территорией. Думаю, что мой шеф намеревается забрасывать к вам агентов по воздуху.
— Послушайте, Вилли, мне кажется, что нет необходимости говорить вам, как важно для нас своевременно знать об этом. Хотя бы внешность тех, кого посылает Штендер на нашу сторону, и район их выброски. Это вы сможете установить без опасных расспросов: ведь полетная карта у вас будет, а человека постарайтесь повнимательнее рассмотреть.
— А как мне поддерживать связь с вами? Вы останетесь здесь?
— Нет, я в Стамбуле проездом. Связь будете вести по радио. У вас в самолете есть передатчик?
— Конечно. И еще две запасные рации на аэродроме в Эскишехире. Недавно специально привезли из Берлина, а то здесь с радиоаппаратурой плохо.
