Николай Какурин - Гражданская война. 1918-1921
23 сентября 1920 г. открыла в Москве свои заседания Всероссийская конференция РКП(б). Доклад ЦК привел цифры последних мобилизаций. [551]
Первая партийная мобилизация на транспорте дала 5905 чел., вторая мобилизация на Украину и Западный фронт — 4537, третья для запасных частей — 5060, на Врангелевский фронт — 1100, на туркестанский — 148, поляков, литовцев, белоруссов — 109, галичан — 37, мусульман — 102 и, наконец, последняя мобилизация на Западный фронт выполнена полностью и дала 5000 чел. Всего было мобилизовано 23 420 чел. Это свидетельствует о том, что темп партийной мобилизации во время польской кампании был еще более напряженным, нежели во все предыдущие кампании. Между тем в печати почти не приходится встречать указаний о том, что коммунисты «переломили» на фронте настроение, создали перелом и т. п.
Причина этого заключается в том, что в польской войне дело было не в «переломе» настроения красноармейцев. Из множества корреспонденции того времени можно взять для примера письмо мобилизованного питерского ответственного работника. Письмо было написано уже после варшавского поражения: «…какое прекрасное отношение красноармейцев к коммунистам. Мы как в пути, в эшелонах, а потом в частях не видели ни одного недоброго взгляда, не слышали ни одного недружелюбного слова. Отступлением красноармейцы очень недовольны. Многие из них на вопрос о причинах отступления только и отвечают: «Не понять, как это случилось ведь в восьми верстах были от Варшавы». Другие добавляли: «Ничего, исправимся, все равно Варшаву-то возьмем». Когда приходилось драться — дрались отчаянно. Приходилось отступать — отступали, кое-что потеряли, но опять-таки не потеряли уверенности в победу».
Эта картина существенно отличается от того, что было первоначально при наступлениях Юденича или Деникина. По отношению к фронтовым частям речь, очевидно, шла не в плоскости необходимости переломить настроение.
Само направление деятельности партийных и профессиональных организаций во время отступления Красной Армии от Варшавы показывает, куда надо теперь направить силы, чтобы партия и профсоюзы помогли фронту. И в Москве, и в Ленинграде проводятся недели, когда различные союзы отчисляют на фронт продукты своего производства: [552] химики — мыло, пищевики — сухари, металлисты — пуговицы, алюминиевые ложки, гвозди для подметок, походные судки, швейники — тысячи и тысячи комплектов белья и пр.
На 3-м Всероссийском съезде кожевников т. Ленин говорил: «Потребуется гигантская энергия и самодеятельность — и именно рабочих, именно профсоюзов и в первую голову — тех рабочих, которые близко стоят к отраслям промышленности, связанным с обороной. Главная наша трудность в настоящей войне — не в недостатке человеческого материала, а в недостатке снабжения.». Ленин предлагал «подражать примеру наших питерских рабочих, которые недавно развили снова и снова гигантскую энергию, начиная со снабжения и обеспечения красноармейцев. Главным предметом наших бесед, собраний, докладов должно быть: все на помощь Красной Армии».
Организационная работа коммунистов на фронте сохранила всю силу и значение, но новые обстоятельства — «людей у нас достаточно, а снабжения нет» — ставили перед партией по-новому задачи помощи фронту, дополняли новое к лозунгу: все для Красной Армии. То обстоятельство, что партийные организации и профсоюзы вступили на этот путь, имело огромное влияние на вторую половину кампании вместе с целым рядом факторов, речь о которых идет ниже.
Одним из первых политических результатов нашей варшавской операции явился затяжной характер, который стали принимать переговоры о мире, начатые в Минске. Польская мирная делегация старалась свалить всю вину за происходящую войну на Советскую Россию и 23 августа 1920 г. заявила о неприемлемости наших мирных условий. В то же время под влиянием военных успехов изменилась и политическая физиономия польского правительства, пополнившегося реакционными элементами, что также обусловливало несговорчивость польской делегации. Русская и украинская советские делегации, выставив свои условия мира, предлагали сделать то же польской делегации, однако последняя, выжидая, очевидно, исхода завязавшихся боев, от этого уклонялась. При таком положении дел 30 августа, с согласия обоих правительств, заседания мирной конференции были перенесены в Ригу. [553]
Перелом кампании, на этот раз благоприятный для польского оружия, определил и новые цели, которые поставила себе стратегия обеих сторон до конца кампании. Они заключались для противника в стремлении обеспечить за [554] собой ко времени подписания предварительного мира возможно больший выигрыш в пространстве, а для нас — в стремлении сохранить за собою ту часть территории, которая мыслилась советским правительством как нераздельная часть братских союзных республик Белоруссии и Украины.
Под знаком затягивающихся переговоров о мире армии Западного фронта, сильно расстроившиеся во время отступления, устраивались на фронте Липск — Крынки — Пружаны — Кобрин — Владимир-Волынский. На этой линии командование Западным фронтом предполагало восстановить организационные соединения, пополнить их и вновь перейти в наступление. Командзап рассчитывал, что к 15 сентября вверенный ему фронт станет опять вполне боеспособным, и даже предполагал «предварительно разыграть подготовительную операцию на левом фланге» посредством 12-й и 1-й конной армий. Однако эти предположения не встретили одобрения главкома, да и не могли осуществиться, потому что противник сам упредил нас в инициативе на южном участке Западного фронта. Здесь 3-я польская армия, усилившаяся вновь в результате общей перегруппировки польских сил, имевшей место 18 августа, удачно для себя ликвидировала обособленную операцию 1-й конной армии на Замостье. Отбросив 1-ю конную армию за р. Зап. Буг, она не ограничилась этим успехом, а продолжала развивать его, тесня к востоку нашу слабую 12-ю армию. Таким образом, 3-я польская армия вклинивалась между внутренними флангами 12-й армии и новой 4-й армии. Это название получила бывшая Мозырская группа, прикрывавшая Кобринское направление.
Так, с начала сентября стало обозначаться наступление противника на Ровненском направлении. В свою очередь командование Западным фронтом замышляло новый контрманевр на Брестском направлении; 12 сентября командзап приказал усилить левый фланг 16-й армии переброской ее армейского резерва на Пружанское направление (17-я стрелковая дивизия). 4-я армия усиливалась 55-й стрелковой дивизией, которая шла в распоряжение командзапа из Петрограда. Эту дивизию надлежало выдвинуть на Кобринское направление. Вслед за тем 4-я армия должна перейти в наступление на Кобрин — Влодава, а 12-я армия должна была отбросить противника в направлении на Брест-Литовск. Однако в день отдачи [555] этой директивы противник прорвался сквозь жидкий фронт частей 12-й армии и овладел в тылу их г. Ковелём, после чего энергично начал расширять разрыв между внутренними флангами 4-й и 12-й армий, заставляя последнюю все время откатываться на восток. 4-я армия после упорных, но безрезультатных боев под Кобрином, оказываясь сильно на уступе вперед по отношению к 12-й армии, также постепенно осаживала к востоку. Наконец неустойка на фронте 12-й армии отразилась и на положении правого фланга 14-й армии, который вынужден был осаживать назад со Львовского направления. 14 сентября противник овладел Владимиром-Волынским.
Оценивая обстановку на участке 12-й армии как начало новой серьезной операции противника, Главное командование стремилось поскорее вывести в резерв в район Ровно 1-ю конную армию. Оно считало, что только ударом резерва, сосредоточенного в глубине, удастся не пустить противника на Украину. Решение командзапа, также стремившегося вытянуть 1-ю конную армию в район Ровно, упредило эту мысль главкома и было одобрено им.
Вместе с тем, 15 сентября главком установил новую разграничительную линию между обоими нашими фронтами: Сокаль — Торговица — Ровно — Дубровка (на железной дороге Новоград — Волынск — Шепетовка) — ст. Копня (железная дорога Житомир — Бердичев). В случае перехода в наступление поляков против армий Западного фронта до окончания ее готовности главком указывал на необходимость постепенно отводить назад резервные дивизии фронта, не вводя в бой до полной их готовности.
Продолжающийся быстрый откат 12-й армии делал сомнительной возможность организации контрманевра из района Ровно. 16 сентября 12-я армия начала уже отход за р. Стырь, в связи с чем сосредоточение 1-й конной армии относилось в район Бердичева и Житомира, а 18 сентября Ровно было уже оставлено нашими частями.
Непосредственным результатом Ровненской операции противника было отвлечение внимания и сил командования Западным фронтом в сторону его левого фланга. Операция, проведенная силами одной 3-й польской армии, дала такие значительные результаты потому, что ей пришлось иметь дело почти исключительно с малобоеспособной и притом [556] занимавшей широкий фронт 12-й армией. Ни командование Западным фронтом, ни Главное командование не были заинтересованы в введении в дело 1-й конной армии, а наоборот, прилагали все усилия для вывода ее в резерв. Поскольку противник существенно не изменил той сгущенной к его левому флангу группировки, которая явилась результатом организации им преследования наших армий после кризиса варшавской операции, то теперь он ставил себе ближайшей задачей «разбить советские силы, сосредоточенные в четырехугольнике Гродно — Лида — Слоним — Волковыск».
