Юрий Мещеряков - Панджшер навсегда (сборник)
– Так он того, он, Ремизов, на посту как две недели, – неловко вмешался Петрович. – Как же он во дворе порядок наведет?
– Не дело зампотеха рассуждать на такие темы, но ротный, он везде ротный. Если есть система управления, если есть организация службы, то, где бы он ни находился, порядок будет. Так я говорю, замполит?
– Так, товарищ майор.
– А тут представление на орден, да еще на второй.
– Литвинов перед строем офицеров заявил, что Ремизов ему жизнь спас. И Кашаев, предыдущий командир, поддержал его, отдал распоряжение подготовить документы.
– Ну, ты бы еще вспомнил царя Гороха. И где Кашаев, мы знаем. Мордасов – командир полка. Пора перестраиваться, товарищи офицеры, восемьдесят пятый год на дворе. Пора, пора наводить порядок. И прежде всего в умах. Батальон должен стать лучшим в полку. Начальник штаба, а с дневальными надо разобраться, а то твой третий орден мимо носа проплывет. – Филиппов отрывисто засмеялся своей шутке. – Серега, почему до сих пор у комбата не налито, не спи за столом, замерзнешь.
* * *– Пост! Подъем! Тревога! – Ремизов выдержал паузу, убедился, что первые солдаты, сунув ноги в ботинки, схватив что-то из формы, выскакивают из блиндажей. – Противник обнаружен в районе ориентира номер один!
Красная ракета взвилась в небо и, разбрызгивая искры, стала медленно опускаться в секторе север-северо-восток, в направлении на этот ориентир. Мимо в трусах и шлепанцах с автоматом пролетел Оспанов, следом, стараясь не отстать от друга, такой же голый, Дуйсембаев, за ними уже в полевых брюках Фещук. Раскроив напополам черное небо и черные горы, высветив огневую позицию и голые плечи наводчика, две желтые струи зенитных снарядов ушли в плановую цель.
– Четырнадцать секунд! Отлично! Расчету зенитной установки прекратить огонь! – Ремизов, стоя на командном пункте, щелкнул секундомером, взял автомат, снаряженный патронами с трассирующими пулями, нашел по вбитым в бруствер колышкам направление на четвертый ориентир. Оранжево-красная трасса воткнулась в ночь, туда, где днем хорошо видна трещина в скальной породе в хребте напротив.
– Перенос огня! Ориентир четыре! Расход патронов – полмагазина!
С запозданием, выдав из раструба сноп огня, выстрелил гранатомет. Реактивная граната одинокой красной точкой пошла в ночь и взорвалась, не достигнув цели, на предельной дальности сработал самоликвидатор.
– Минометному расчету! Одной миной! Огонь!
Хлопнул стартовый заряд – мина пошла. Несколько секунд ожидания, и белая вспышка разрыва на мгновение вырвала из темноты скальную породу.
– Фещук, передай по цепи. Отбой тревоги. Сбор на командном пункте.
Когда весь пост собрался, за исключением трех часовых, Ремизов вывел из строя расчет зенитной установки.
– За образцовое выполнение учебно-боевой задачи рядовым Оспанову и Дуйсембаеву объявляю благодарность.
– Служим Советскому Союзу! – смущенно ответили солдаты, не ожидавшие за свой солдатский труд ничего, даже благодарности.
– Теперь подведем краткий итог: действовали организованно, в норматив уложились. Полный разбор проведем утром в порядке тактических занятий. Посту отбой.
Офицеры отправились в свой блиндаж. У них, как и у часовых, смена постов. Ремизов по природе «сова», он мог бы не спать долго, пока горит подвешенная над столом керосиновая лампа, пока различимы буквы в раскрытой книге Зенона Косидовского о четырех евангелистах. Кондрашов – «жаворонок», дальше дежурить ему. Выходит, что они удачно дополнили друг друга. Два офицера – это легко. Это значит, что твоя спина прикрыта напарником, что любая задача по плечу.
– Удачная тренировка.
– Да, кое-чего мы с тобой добились. Теперь будем наращивать качество.
– Куда ты все гонишь и гонишь? Зуб даю, такой боевой подготовки, как у нас, нет ни на одном посту, ни в полку, ни в дивизии.
– С зубами не торопись. Нормальная боевая подготовка. Кстати, в первом батальоне есть один взводный, у него не хуже нашего поставлено. Так-то.
– А-а, Хворостовский. Газеты вслух читать мы тоже умеем.
– Что Хворостовский? Он прав, у солдата не должно быть времени для дурных поступков.
– Но нам-то куда дальше? Мы и так каждую ночь как летучие мыши.
– Как будто тебе это не нравится. Мы с тобой офицеры, и занимаемся своим делом, вырабатываем у бойцов условный рефлекс на команду, на боевой приказ. И вышибаем из них страх. Наращивать есть что. Они на позиции голые бегут, без снаряжения, ночью уже холодно, скоро зима. А если бой? Вопрос. А если минометный налет, если ДШК брить начнет? Мы головы поднять не сможем. Вопрос. Надо и позиции лучше оборудовать и окопы углублять до полного профиля.
– У нас длина поста триста метров. На штык копнул, а там уже камень.
– Нам спешить некуда. Методично, день за днем. И мы выстроим крепость.
Подъем на посту поздний, сказывается специфика службы, половина личного состава ночью несет боевое дежурство, и тем не менее ежедневно в девять утра пост строится для развода на занятия. Солнце греет коричневые горбы хребтов, Сегень, нештатный повар, а не только писарь, заканчивает греметь посудой, Кондрашов произвел доклад оперативному дежурному полка.
Сегодня первое по расписанию занятие – огневая подготовка. Язык ротного доходчив – если не будешь этого знать, тебя убьют. Уже полтора года он все пишет и пишет свою книгу войны, и каждый постулат в его книге заканчивается однообразно, как и двумя строками выше.
– Задержки при стрельбе – это то, что можно устранить на месте, а значит, это каждому по силам. Итак, первая – утыкание патрона. Причина – или грязное оружие, или боец придержал рукоятку затворной рамы. Вторая – недосылание патрона в патронник. Причина одна – грязный магазин. Третья задержка, самая серьезная. Неизвлечение гильзы. Это значит, что канал ствола настолько грязный, что гильза при выстреле запрессовалась в казенной части ствола, а затвор оборвал закраины гильзы. И последняя – осечка. Отсырел капсюль. В итоге. Все причины зависят от солдата, которому надоело жить, а это – пыль, старая смазка, нагар и, не дай бог, ржавчина. Взяли ручки, пишем дальше. Устранение неисправностей. Включаем извилины и запоминаем навсегда. При утыкании патрона и осечке перезаряжаем оружие, затворную раму назад, и – резко отпускаем. При недосылании патрона меняем магазин и ведем огонь дальше. А что делать, когда в стволе осталась гильза? Фещук, отвечай.
– Если в стволе гильза, достаем шомпол, затворную раму отводим назад и выбиваем гильзу. Если время терпит, лучше сделать неполную разборку автомата и почистить.
– Хорошо, сержант, садись. Все записали? Теперь учим наизусть, докладывать будет каждый.
После огневой подготовки и чистки оружия – инженерная подготовка. Те самые триста метров окопов полного профиля в каменистом грунте. Одним она как наказание. Выражение глаз у Меца, когда он берет в руки лом, такое, что всем окружающим впору расплакаться. Он долго разглядывает это настоящее орудие пролетариата, не решается его поднять и еще больше боится опустить. «Лишь бы не по ноге, – думал в такие моменты Ремизов, но тут же одергивал себя: – А хоть бы и по ноге – быстрей в госпиталь отправят и заберут к чертовой матери из роты». Но другим инженерная подготовка – как несколько часов занятий в тренажерном зале. Дуйсембаев, Оспанов берут себе лом или мотыгу, что потяжелее, и давай резвиться – только бугры мышц играют, покрываясь тонкой пленкой соленого пота. Мец сегодня ночью в очередной раз уснул на посту, когда нес службу часовым, и Ремизов через… твою мать объяснил, что он думает о солдате, который за тридцать минут сна готов предать товарищей. Это неисчерпаемая тема для политзанятий, и корректный разговор с «изменником» еще состоится, а сейчас Мец отдан Оспанову для воспитания трудом, может быть, поэтому у него такие жалостные глаза. Придется «вкалывать» до заката на оборудовании погребка для боеприпасов, это факт – Оспанов и себе не даст поблажки, а уж другим… и ему как нарушителю дисциплины тем более.
В два часа пополудни оперативный дежурный полка сообщил, что на двадцать четвертый пост поднимается комиссия для проверки несения службы личным составом шестой роты. Скоро будет на месте. Обеспечить встречу. Председатель комиссии – замполит полка Литвинов, старый знакомый.
Литвинов давно ходил в замполитах полка. Опытный офицер, почти дипломат, он чувствовал конъюнктуру, хорошо понимал, что война войной, а политика партии – она и в Африке политика партии, и честно исполнял свой служебный долг. Все войны когда-нибудь заканчиваются, и вот тогда крайне важно, чтоб было что предъявить, карьера, как и жизнь, – только одна. Какой же он молодец, что в свое время, тринадцать лет назад, сделал правильный выбор и с должности взводного стал «комсомольцем» батальона. Политработники не могут быть на втором плане, они всегда в первых рядах, вот что важно. И теперь, когда политика партии стала свежим ветром, дующим в паруса, ему есть где развернуться. Уж мы-то поднимем свой парус, вскроем все нарывы в моральном облике полка. Кого надо поправим, а кого-то и каленым железом прижжем, не без этого. На личной храбрости далеко не уедешь, сколько ни пыжься, главное – организация дела, это пусть дураки геройствуют, а его служба заключается в твердой идейной позиции. Но кто упрекнет бравого замполита полка? Сколько выходов на боевые за плечами – Кашаев подтвердит, документы подтвердят. Вот только один случай из прошедшего лета смущает, не к лицу Литвинову, большому начальнику, у старлея в должниках ходить. А тут Филиппов заартачился, даже на медаль представление на Ремизова не отправил, одним словом, перехватил инициативу. Надо бы восстановить равновесие и субординацию.
