Яков Липкович - Баллада о тыловиках
— Доктор, уходите! — крикнул Филипп Иванович.
На окопы, занятые «фаустниками» и «мотострелками», двигалось шесть танков.
Понемногу светало, и Борису отчетливо была видна каждая машина.
Когда танкам до «мотострелков» оставалось каких-нибудь пятьсот метров, они прибавили ходу и открыли непрерывный огонь по окопам.
Борис крикнул:
— Филипп Иванович, у вас нет противотанковых гранат?
— Нет. Вон у хлопцев их полно!..
Борис выбрался из окопа и, согнувшись в три погибели, метнулся к «мотострелкам». За спиной ударили две пулеметные очереди. Он спрыгнул в ближайший окоп. Там находился офицер с перевязанной головой.
— Иванов? — Борис узнал артиллерийского техника. — Ты не видел, где подполковник?
— Где-то там! — кивнул тот головой.
— Противотанковые гранаты есть?
Иванов достал откуда-то у себя из-под ног гранату.
— Держи!
— А больше нет?
— Успей эту швырнуть!
Прижимая к груди тяжелую гранату, Борис вылез из окопа. Из соседней траншеи донеслись стоны. Он скатился туда. Раненый сидел, прикрыв лицо руками. Кто это? Узнать невозможно. Осколок снаряда срезал у него нос, губы, подбородок. Одна сплошная рана.
— Это я, Фавицкий, — просипел горлом раненый. — Пристрели меня.
— Больше мне делать нечего!.. Сейчас наложу повязку. А в госпитале тебе сделают пластическую операцию. Физиономия не хуже прежней будет, можешь не сомневаться…
Сильный взрыв сдвинул стенки траншеи. На спину Борису упал ком земли, но он не скинул его — продолжал перевязку.
Через несколько секунд раздался еще один сильный взрыв.
— Что там? — выдохнул Фавицкий.
— Дают фрицам прикурить! — ответил Борис, накладывая повязку.
Сквозь пальбу до него донесся голос:
— Сестра!.. Сестра!..
— Ну, все! — Борис закончил перевязку. — Ты подожди меня здесь, а я пока сбегаю посмотрю! Там еще раненые!
Борис высунулся из траншеи. Этого он никак не ожидал! Танки, оставив на поле две подбитые «фаустниками» машины, отказались от лобовой атаки и начали обходить отряд справа. Зато самоходки, что шли слева, остановились на опушке леса и трусливо, с расстояния, открыли огонь…
Чем все это кончится?
Борис вылез на бруствер и, согнувшись, побежал в направлении стонов. Новый разрыв просыпал близко целую пригоршню осколков. Сгоряча Борис не обратил внимания на легкий удар в правое плечо. Когда же в этом месте стало горячо и мокро, он понял, что ранен. Но так как боли не было и рука двигалась, то он отнесся к этому довольно спокойно. Тем более, сейчас ему было не до себя: стоны раздавались еще в двух-трех местах…
Когда он сбежал в большую воронку, сохранившуюся с давних времен, то увидел там Раю, которая перевязывала раненого солдата.
Она страшно обрадовалась Борису.
— Боренька, я сейчас!..
Закрепив повязку английскими булавками, она успокоила солдата:
— Ну все, милый. Через месяц снова будешь как новенький!.. Боря! Мне надо тебе что-то сказать…
— Там раненые…
— Я знаю… Если что со мной случится, — проговорила она, заглядывая ему в глаза, — мою полевую сумку передашь комбригу.
— Комбригу?
— Да, так надо.
— Юрке что передать из шмуток?
— Господи, до чего же вы все, мужики, глупые…
— А яснее?
— Неужели тебе непонятно, что обо мне Батя будет помнить всю жизнь! А Юрка… а Юрка быстро утешится… Ну как, передашь?
Борис услышал чье-то чертыхание, прерываемое стонами.
— Надо идти!
— Что это у тебя? — воскликнула Рая, заметив у него на рукаве шинели расплывшееся темное пятно.
— Так, пустяковина.
— Боря! Постой!.. Ты же ранен! Дай, перевяжу!
— Потом, сказал Борис и выбрался из воронки.
Пока Борис занимался ранеными, обстановка изменилась. Фашистские танки, которые шли в обход, уже поворачивали — по-видимому, чтобы напасть с тыла.
Из оврага, находившегося сразу за рядами траншеи и окопов, на короткое время показалась приземистая фигура зампотеха. Подполковника Рябкина поддерживали под руки два «черных пехотинца», господи, неужели и он ранен?..
Борис вылез из окопа и, зажав рукой уже сильно мозжившую рану, помчался к оврагу. По верхнему гребню его обоих склонов тянулись траншеи и окопы. В зависимости от направления неприятельского удара бойцы могли переходить с одного склона на другой. В настоящее время они держали оборону с тыла.
Здесь же, в овраге, укрылись от обстрела «санитарка» и «доджик». Около них прямо на земле лежали и сидели раненые.
Борис подошел к группе офицеров, окруживших подполковника Рябкина, который, сидя на снарядном ящике, отдавал распоряжения. Он был очень бледен. На одной ноге у него пузырем топорщился разрезанный и перетянутый бинтом сапог.
— Доктор! — сказал он, увидев Бориса. — Меня тут без вас и ранили, и перевязали… Ну что ж товарищи, по местам.
Ему помогли встать на ноги, и он, поддерживаемый двумя «черными пехотинцами», начал медленно подниматься по склону.
Борис добрался до свободного окопа. Там прижался раненым плечом к стенке и положил перед собой в нишу противотанковую гранату.
— Где он?
Рая? Она съехала к нему в окоп, разгоряченная бегом и очень решительная.
— Борька, наконец-то я тебя нашла!.. Дай перевяжу!..
— Ты что, не видишь? — кивнул он на приближающиеся танки.
— А плевать! Давай руку!
Она заставила его наполовину снять шинель и принялась за перевязку.
— Рай, сойдет!
— Еще немножко!..
Они оба вздрогнули, услышав чей-то отчаянный выкрик:
— Фельдшера!.. Фельдшера сюда!..
— Боря, я пойду! — сказала она и, воспользовавшись тем, что он никак не мог натянуть на раненую руку шинель, опередив его, выскочила из окопа.
Борис взял из ниши гранату. Почему она такая тяжелая? Ее можно докинуть, только когда танк всего в нескольких метрах…
16
А танки и не думали приближаться. Когда до оврага им осталось метров двести пятьдесят — триста, они неожиданно вытянулись в одну линию и, держась на расстоянии, начали в упор расстреливать окопы и траншеи.
Борис втянул голову в плечи и прижался горячей щекой к холодной и скользкой стенке окопа, в сплошном грохоте слились выстрелы и разрывы. Осколки с коротким свистом пролетали над затылком и вонзались где-то рядом. Как в ознобе дрожала земля…
Какое-то неясное, но неодолимое побуждение заставило Бориса приподняться и выглянуть наружу. Он не сразу разглядел в утренней дымке маленькую юркую фигурку, ползком пробирающуюся к танкам. Рядом поднимались разрывы, а боец все полз и полз, кто это? На затылке белеет повязка. Кто-то из выздоравливающих…
И тут Борис увидел второго бойца, двинувшегося к танкам. Кто это, с такого расстояния разглядеть было трудно. Но что-то в этом человеке, в его узкой и подвижной спине, задевало и тревожило память.
Немцы его тоже заметили. Весь огонь, казалось, они сейчас перенесли на обоих смельчаков.
Когда первому бойцу до «мертвой зоны» оставался какой-нибудь десяток метров, он вдруг замер и уже больше не двигался. Было видно, как немцы послали в лежащего еще несколько длинных пулеметных очередей. Но, может быть, он притворился мертвым, чтобы потом, при первом же удобном случае, швырнуть гранату? Такое тоже бывало.
Теперь все внимание приковано ко второму бойцу. В отличие от первого он передвигался короткими перебежками. Правда, так больше риска, зато, если повезет, можно быстрее добраться до танков.
Немцы вели себя крайне нервозно — по-видимому, решили, что вслед за этими двумя двинутся и другие.
Затаив дыхание, Борис следил за поединком человека с танками.
До поры до времени парню везло. Он преодолел добрую треть пути, когда его в первый раз слегка задела пуля или осколок. Во всяком случае он лишь споткнулся и чуть дольше обычного поднимался с земли. Но на этом кончилось его везение. Во время следующей пробежки он был снова ранен, упал на колени, а затем ткнулся лицом в землю.
О том, чтобы оказать медицинскую помощь первому бойцу, не могло быть и речи — он лежал рядом с танками. Да и, похоже, ему уже вряд ли что-нибудь поможет. Зато второй был жив. Борис видел, как он пытался незаметно подползти к ближайшей воронке. Вдруг раненый обернулся. Да это же Хусаинов, шофер зампотеха!
Что же делать? Как добраться до него? В сущности, надо повторить его смертельный бросок. Да тут есть над чем призадуматься…
В эту минуту Борис увидел в одной из траншей Раю. Наклонив голову, она торопливо закрепляла у ремня санитарную сумку — чтобы не болталась при беге.
На раздумье не оставалось времени. Значит, или он, или она… Боясь, что Рая снова опередит его, Борис быстро перевалился через бруствер.
Он пополз, превозмогая боль в плече, стараясь не думать о том, что его в любое мгновенье может разнести в клочья снаряд, прошить пулеметная очередь. Густой ядовитый дым тола стлался по земле, ел глаза, забивал горло. А кругом по-прежнему все громыхало, звенело, дрожало. Борис оглянулся: видит ли его Рая? А то, не заметив его, поползет тоже. Кто-то отчаянно махал ему рукой: назад, назад!.. А вдруг он ошибся, неправильно понял Раин жест? Может быть, она всего лишь закрепляла санитарную сумку, чтобы удобнее было лазить по окопам?.. Но даже если она не собиралась идти, назад он не повернет: все равно там, у воронки, раненный Хусаинов!..
