Коллектив авторов - Свет Победы

Солдатский котелок
Нашла я в старом хламе,
Помятый и пустой,
И говорю я маме:
«Откуда он у нас
И почему хранится –
Ведь папа на границе
Убит был в первый час?» –

«Со щами котелок
Подарен нам когда-то
Каким-то пожилым
Израненным солдатом
На станции одной –
Название забыла,
Но время сохранило

Солдатский котелок».
Солдатский котелок –
Вот памятник достойный.
Солдатский котелок,
Как возникают войны?
И если вдруг опять
Война меня коснется,
Кого и мне придется
В дорогу собирать?

Кошмаром заползали в сны
Воспоминанья о блокаде,
Но женщины тогда, в конце войны
Уже детей рожали в Ленинграде.

Еще на западе – бои,
Еще по карточкам обеды,
Но, выстояв, родители мои
Меня уже крестили в честь Победы.

Скорбь о погибших, голод, труд:
Ремонт дорог, разбор развалин…
Он впереди – победный тот салют!..
А Виктором меня уже назвали…

Произрастает счастье из простого –
Его субстрат, как наш суглинок, сер.
Я вспоминаю март сорок второго
По двум картошкам, отогнавшим смерть.
Кто их принес, хоть стыдно, но не помню.
Зато я помню, как я к ним приник,
Забыв о холоде, убежище и бомбах,
Забыв о матери, наверно, в этот миг.
Не хлеб сырой и не сухарь, который
За оттоманкой прятался в пыли, –
Достался мне рассыпчатый картофель,
Великий плод подзолистой земли.
Простой картошкой обернулось счастье…
Еды другой с тех пор не знаю слаще.

Я рад за тех, кому не слишком сложно
Считать сегодняшний салют
Лишь отраженьем нашей славы прошлой.
Они меня, быть может, не поймут.

Но в детской жизни – той, в которой нет тщеславья,
Где для событий нет возвышенной цены, –
В тот, прежний май другое было главным:
Не День Победы, нет, а – День Конца Войны.

Не из этого мы поколения,
Из эпохи мы не из этой.
Мы держались на укреплениях
Непокорного Баязета.

И под ношей невыносимою
Чувства гибельного восторга
Мы идем в майский день Цусимою,
Чтоб дойти до Владивостока.

Не успев осознать нелепости,
Вероломства врагов вторжения,
Мы оставлены в Брестской крепости.
Нам не выйти из окружения.

Пусть о войнах на сон грядущий
Спорят сведущий и несведущий
Сколько помним о предыдущей,
Столько Бог не допустит следующей.

Не циничные, не сумасшедшие,
Мы клянемся Отчизне в верности.
Мы одни, вглубь веков ушедшие,
И другие мы, на поверхности.

Кровь отцовская в нас расплавлена,
Их не чтить – нас смертельно ранить,
Не истерта и не подавлена
Поколений связь – наша память.

Мы вывезли все, что сумели,
Под крики безумных ворон.
Уже расстреляли Растрелли,
И взорван уже Камерон.

И надо скорей, Бога ради,
Из Павловска всем уезжать.
Уже павильоны Ринальди
Под горку ведут убивать.

И парки похожи на бойни,
И пал под бомбежкой Земцов.
Они достают бронебойными
До двух предыдущих веков.

И вывороченные корни
Разрывов вдоль улиц встают.
Развалины флигелей черных,
Как зубы больные, гниют.

Трехтонка последняя мчится,
Чихая, по насыпи вдаль…
И женщины все пересчитывают
Спасенный фарфор и хрусталь.

Им было тридцать, сорок, пятьдесят.
А мне – на двадцать, тридцать, сорок меньше.
Победе – десять. Лозунги висят.
Цветы, знамена, слезы наших женщин.

Улыбки тоже в воздухе висят.
Все было честным… Или так казалось.
Мне было жалко, что не я солдат
И даже то, что смерть не мне досталась.

Я представлял и в играх, и во снах,
Как защищал, как дрался, возвращался
На костылях, и пела мне весна…
Простить не мог судьбе своей злосчастной,

Что не успел родиться в нужный год:
Скорей всего, уж больше войн не будет
Вообще – достойных в будущем забот.
И жить отныне скучно будет людям.

Как же трудно дышать
Этим пепельным выцветшим снегом!
И так давит внутри,
И так давит, и жжет тишиной.
Словно уголь, земля
Прогорела вокруг черным цветом,
Небо тонной ложится на плечи
И пахнет войной…

И медали болят на груди рядового солдата,
Словно память о тех,
Кто уже не вернется назад.
Тихо падает снег,
Тихо падает снег, будто вата,
Тихо падает снег
На шинели погибших солдат…

И траншеи морщинами матери павшего сына
В безымянных полях,
В сером саване братских могил.
Тихо падает снег,
Тихо падает снег над Берлином,
Тихо падает снег на холодную землю без сил.

Осиротев на страшное мгновенье,
По стуку сердца я узнаю марш.
И памятью тревожною повеет:
Помянем вас и славный подвиг ваш.

Теперь тиха земля под небом стройным,
С тех давних лет для нас бегут ручьи.
Пусть память знает, что такое строить.
А как разрушить – сердце промолчит…

Отмирают эпохи на кладбищах нищих.
Людям так не дано: от земли, от сохи
Свой отмучаем век – и не взропщем, не взыщем.
И земля примет плоть нашу, боль и грехи.

А эпохи – иначе: в повериях диких
И кручинных стенаньях болезненных правд
Расползаются медленно прошлого блики,
Прорастают плющом у могильных оград.

И беда – не в предчувствии скорой расплаты –
Виден света благого струящийся дым.
Есть у века талант – возвращаться обратно
Непреклонным, тщеславным, лихим, молодым.

И снова ночь. Опять уснули
Домов высоких этажи.
И нам бы спать. Своей бабуле
Шепчу я снова: «Расскажи!»

Устало встрепенутся веки,
Улыбка тронет узкий рот:
– Бегут лета, как будто реки,
Но близок тот далекий год…

Война внезапно налетела
И опалила детства дни.
Семью мою не пожалела:
С сестрой остались мы одни.

Нам не хвалиться этим веком,
Не подсчитать стране потерь.
Но оставаться человеком
Нас научил фашистский зверь.

«В гробы пожалуйте, матрешки!
Доели крыс? Теперь в расход!
Ну, как вам голод и бомбежки?
Вы, русские, дурной народ!» –

Листовки с неба прилетали.
В душе у каждого шел бой.
Мы таяли, мы умирали,
Но не смирились пред судьбой…

Пусть обезлюдел на две трети,
Огнем и холодом распят,
Ты – всех любимее на свете,
Святой мой город – Ленинград!

От деда осталось пять лезвий
Да пара заштопанных брюк.
От деда остался железный
Трофейный немецкий сундук.
Я часто играл в его чреве,
В тяжелой его тишине,
И страшные мысли, как черви,
Вползали в меня о войне:
Молчащий охранник на вышке,
Молчание минных полей…
А дед барабанил по крышке:
– Заснул? Вылезай поскорей!
В кошмарах сундук настигает,
Бросает железную тень,
Но дедов кулак заставляет
Поверить в сегодняшний день…

Говорил болезный дедушка Аким:
«Надо быть железным али никаким.
Нужно выгнуть спину, как умеет рысь,
Нужно зубы в глину атомную вгрызть.
В варежке синица, в рукаве звезда,
Нужно зацепиться сном за провода…»
Смыслами здесь веют кочки, мох, лишай –
Он им больше верит, чем своим ушам.
Сторожит он с песней шорох, чепуху
(Это интересней, чем толочь труху).
Если затанцует на болоте пень,
Если забалует оборотня тень –
Наш дедуня вскинет верный ППШ,
Кой-кого покинет черная душа.

С детскосельских нарезанных соток
Свекор снял боевой урожай –
Из окопов сырых и с высоток,
Где передний щетинился край.

Боевые патроны – в ведерко,
И осколки покиданы в таз.
Те свидетельства страшной уборки
И поныне хранятся у нас.

И плита от советского дота
Монументом вросла у ворот…
Дотемна продолжалась работа,
Чтобы репу родил огород.

Свекор мой – деревенской закваски
И всегда был за труд и за мир.
Наступал на немецкую каску
Каждый раз по дороге в сортир…

Он был солдат, мой дед Иван.
В плену горячечного бреда
Он умер от тяжелых ран.
Я никогда не видел деда.

Мечты о нем, как Божий день,
Навек останутся святыми,
Как свет забытых деревень,
Как слово «Родина» над ними.

Зимы сиреневая заметь
Врывалась в лихолетье окон:
Блокада состоит из блоков,
Которые снимает Память.

Был Ленинград, а стался – Питер.
Былое имя спит в изгнанье,
Но поступью блокадных литер
Он вечен в нашем бытованье.

Погребальные поля,
Как вы тянетесь глубоко!..
Вами кроется земля…
Око закрывает око,
Человека человек
Провожает в путь последний…
Так наследнику наследник
Скрещивает руки рек.

О, мама в стылой колыбели!
Ее пронзят осколки те,
Что в дни февральские летели
Сквозь крышу хаты – и везде.

И тут и там – металл крылатый.
Вотще горяч он иль незрим…
А бабушке у белой хаты
Все застит зренье черный дым.

Мои стихи в руинах Сталинграда,
Где хриплый крик чужого языка.
Мать на заре затеплила лампаду,
И ей моя откликнулась строка.
Чернеет снег от пепла и безмолвья.
Пустой металл и здесь, и в синеве.
Слагаю неразбавленною кровью
Чужие строки о моей войне.

На фотографии – глаза
Недавно вышедших из боя.
Так долго смертному нельзя
Глядеть в горящее иное.
И снова рвутся в бой они,
Где полыхает свет кромешный.
В глаза солдатские взгляни
На фотокарточке воскресшей.

Донос. ОГПУ. Расцвет ГУЛАГа.
Руби руду! Баланду съешь потом.
Мой дед с кайлом в обнимку – доходяга.
А я родился… в пятьдесят шестом.

Война. Концлагерь. На краю оврага
Эсэсовец орудует хлыстом.
Отец с кайлом в обнимку – доходяга.
А я родился… в пятьдесят шестом.

Орел двуглавый. Гимн. Трехцветье флага.
С нательным в новый век вхожу крестом.
Бескровно под пером скрипит бумага.
Ведь я родился… в пятьдесят шестом.

Выглянул месяц, как тать, из тумана,
Ножичком чиркнул – упала звезда
Прямо в окоп… В сапоги капитана
Буднично так затекает вода…

Через минуту поодаль рвануло…
Замельтешили вокруг «светлячки»…
Встать не могу – автоматное дуло
Прямо из вечности смотрит в зрачки.