Николай Внуков - Когда гремели пушки
— Товарищ майор, первая рота, согласно распорядку дня…
— Отставить! — говорит майор. И сам уже кричит: — Рота, смирно!
Его-то бас, конечно, все услышали. Даже, наверное, в соседней казарме головы повернули.
Потом у майора с командиром роты разговор был в канцелярии: что с этим Шептало делать? С одной стороны, раз он солдат — положено ему нести караульную службу. А с другой — куда его, такого безголосого, в дневальные? Никакой службы не получается, смех один.
Больше Киреева к тумбочке у пирамиды не ставили. И уж если рота шла в караул, пост ему выбирали самый дальний — у бензосклада.
Только и там его голос подвел. Чуть он майора Дульникова не пристрелил.
Знаете, как внезапные проверки караулов проводятся? Вот то-то и главное, что внезапно! К тому же, как правило, ночью. Да еще и погода выбирается самая паршивая: дождь, туман, снегопад какой-нибудь…
Тогда как раз вьюга была.
То, что майор Дульников был командир строгий, дотошный, — это вы уже знаете. А проверять несение караульной службы было у него просто любимым делом. Взял он тогда начальника караулов, и пошли они по постам.
Стоит Киреев и видит вдруг сквозь снег: идут двое. Кто такие? До смены еще рано. Да и не двое должны прийти, а четверо: разводящий и трое часовых. А тут двое… Конечно, забеспокоишься! Полк хоть и не на фронте, а все равно в прифронтовой полосе стоит, мало ли каких диверсантов подослать могут! Взорвать бензосклады.
Щелкнул Киреев затвором и кричит:
— Стой! Кто идет?
В ответ ни звука. Только вьюга гудит.
— Стой! — опять кричит. — Кто идет?
Он им: «Стой!» — а они идут.
— Стой! Стрелять буду!
А они идут. Сквозь снег видно: две тени. Все ближе, ближе.
Крикнул Киреев еще раз: «Стрелять буду!» — да и выпалил. В воздух, разумеется. Предупреждающий выстрел дал.
Тени остановились. И даже вроде попятились.
«Удрать хотят, — подумал Киреев. — Ну уж это не выйдет».
«Трах-бабах!»
Тени — хлоп в снег — и лежат.
— Эй! — слышит. — Отставить! Прекратить стрельбу!
Киреев на заячьей своей ушанке тесемочки развязал, в оба уха слушает. Прекратить? Сдаются, что ли? А как же их в плен брать? С поста-то уходить нельзя! Прикинул все и снова кричит:
— Не вставать! Лежать! Стрелять буду!
Вовсю кричит.
Только это ему кажется, что вовсю. На самом-то деле в двух шагах ничего не слышно. Тени так и решили, наверное, что часовой все понял, можно подниматься. Зашевелились. На корточки встали. А тут снова:
«Ба-бах!» — поверх их голов.
Ну, что оставалось майору делать? Так и лежал в снегу рядом с начальником караула. До тех пор, пока на выстрелы разводящий с тремя бойцами не прибежал.
Киреева потом в штаб вызывали. Пришлось ему письменно на листочке все объяснять. Два часа писал, устал даже.
А вскоре и формирование закончилось, полк поехал на передовую.
И прямо в наступление. Бои тогда уже на территории врага шли, в Восточной Пруссии. Тяжелые были бои. Фашисты такую оборону построили, что не вдруг прорвешь. Умение воевать тут большое требовалось.
Командиры наши к этому времени, верно, здорово воевать научились. А вот солдаты в полку, как на грех, все новобранцы! 1925 года рождения. Таких, как Шептало, на всю роту было раз, два — и обчелся.
Да и убыль пошла — никуда не денешься, война ведь. В первый же день боев командира роты в госпиталь отправили. Командир киреевского взвода роту принял, вместо себя старшину оставил. Старшины — они ведь такие: все умеют. И обмундированием обеспечивать, и командовать боем, если доведется.
Киреева тоже хотели командиром отделения поставить — по опыту службы, да вспомнили, какой у этого Шептало «командирский» голос, и другого назначили. А его — связисту помогать.
В наступлении связь — самый важнейший участок. Все управление боем на ней лежит. Оборвись связь — худо придется. Воевать-то, конечно, каждая рота все равно будет старательно, да ведь на свой страх и риск куда продвигаться? куда поворачивать? что прикрывать? кого поддерживать? Без связи разброд получится, а не наступление. Поэтому связистов и берегли пуще глаза. Поэтому и Киреева в помощники к связисту назначили: прикрывать в бою, помогать катушки с проводами таскать.
Только больно уж отчаянный ему напарник попался: молодой, неосторожный. В наступлении связь должна сразу за ротой следовать, а он чуть не впереди всех со своими катушками! Хоть за провод его держи, чтобы первым в Кенигсберг не умчался. Один раз так даже впереди танков оказались. Выскочил где-то по флангу роты и Киреева с собой утащил.
Залезли в воронку, оглянулись — мать честная! — свои же танки на них наступают. Бьют, правда, не в них — туда, дальше, где немецкие орудия отстреливаются. Зато снарядов над головами — что пчел на пасеке: свои, чужие, свистят, шипят…
Киреев тоже шипит.
— Балда ты, — шипит, — куда упер? Роту без связи оставил. Вдруг ротный генералу понадобится? Как ты ему трубку дашь?
Связист не слушает. Привык уже к Кирееву: все равно ничего у него не разберешь. В таком-то грохоте. Сам вовсю в трубку кричит:
— Ласточка! Ласточка! Я — Лебедь! Тут у кустов орудие противотанковое. Скажи там, чтобы левее дали.
— Ласточка! Ласточка! Оглох, что ли, пень трухлявый?! Доложи там: немцы по ложбинке наперерез нашей третьей роте бегут. Огонька бы туда!
— Ласточка! Ласточка! Вижу два пулемета. Один у валуна, другой правее чуть!
Совсем уже из ротного связиста в артиллерийского корректировщика переделался.
Как на беду, и танки остановились: больно уж сильный огневой заслон.
— Ласточка! Ласточка!
Ни ответа, ни привета.
— Линию перебило где-то! — чертыхнулся связист. — Держи трубку, я поползу.
Киреев трубку взял, к уху приложил:
— Ласточка! Ласточка!
Молчит трубка. Обидно. Столько вокруг звуков разных, и только она одна молчит.
— Ласточка! Ласточка!..
Выглянул Киреев из окопа, ищет связиста глазами. Где он? Вон ползет. Ужом извивается. За танками уже юлит. Одной рукой землю под себя гребет, другой провод держит. Ага! Замер чего-то. В карман полез. За изоляционной лентой, наверное.
И тут же в трубке загудело:
— Лебедь? Лебедь? Я — Ласточка. Слышите меня?
— Слышу! — хрипит Киреев. — Ласточка! Я — Лебедь!
А в трубке:
— Лебедь? Почему молчите? Где маневрирующий противник?
По голосу, вроде, сам командир полка.
— Здесь противник! — кричит Киреев. — Рядышком. Залег сейчас. Пулемет у большого валуна.
— Лебедь? Лебедь? Кто у аппарата? Можешь ты нормально говорить или нет?
— Никак нет, — хрипит Киреев. — Сейчас связист назад приползет, он может.
Тут и танки зашевелились. Повернули к тем немцам, что наперерез норовили. Обогнули воронку — и вперед.
Связист следом в воронку бухнулся. Ухватился за трубку, подул в нее.
— Есть связь? — Киреева спрашивает.
— Есть, — хрипит Киреев. — В одну сторону.
— Чего, чего?
— Сейчас в две будет.
После боя он сам к старшине обратился: не годен, мол, в связисты, прошу назад — во взвод.
А еще через день и случилось это самое, от чего майор Дульников в некоторое замешательство попал.
Медленно, но полк все-таки продвигался вперед. Двигался, пока не встала на его пути какая-то плешивенькая высотка. С нашей стороны — вся голая, хоть шаром покати, с той, с другой, лесок виднеется. Вроде прически. Маленькая такая высотка, отлогая, но очень вредная. Фашисты на ней укрепились, пулеметы поставили — косят и косят. Во взводе Киреева старшину ранило, девушка-санинструктор в тыл на плащ-палатке потащила.
Цепь взвода сначала по полю рассыпалась, потом в кучу сбилась, и куда-то ее все влево, влево заносить стало, от других взводов в сторону. На бегу-то да под огнем поди сообрази тут, куда тебе бежать надо. Старшина за этим следил, а тут — нет его…
Плюхнулся Киреев на землю, отдышался немножко, голову поднял — вроде тихо. Бой где-то правее идет, свои все рядом лежат, носами к противнику. Тоже запыхались — передохнуть надо. А противник? Что-то и не видно его совсем. Ей-ей, пустое пространство! Еще бы метров сто пробежать — и как раз у этой проклятой высотки в тылу. А уж оттуда-то ее!.. С той-то стороны склон у высотки лесистый, там вверх незаметно можно.
И вроде противник взвода не видит…
Только так Киреев подумал…
«Фьють! Фьють!» — мины.
Обнаружили, значит. Накрывают. По квадратам бьют.
Лежать теперь — дело самое гибельное. Накроют — уже не встанешь. А если не двигаться, накроют обязательно. Надо куда-то побыстрей. Или назад отсюда, или туда — за высотку.
Только и встать никаких сил нет. Рвется кругом земля, дыбится черными фонтанами взрывов. Грохот прижимает, прижимает к полю, вот-вот совсем вдавит. Попробуй тут поднимись!
