Майкл Уолш - Сыграй ещё раз, Сэм
Долгую секунду она молчала. Затем повернула голову и посмотрела Рику в лицо.
— Спасибо, мистер, — сказала она. — Это, конечно, здорово, что вы меня подняли.
Кроткая, почти извиняющаяся улыбка казалась неуместной на таком великолепном лице. Рик задумался, что бы такое сказать, но тут девушка схватила его за локоть и крепко тряхнула.
— Мы проехали! Мы проехали! — взволнованно сказала она.
— Что проехали? — спросил Рик.
— Мою остановку! Мне надо для папы, — сказала она, будто это все объясняло.
— Для папы? — спросил Рик, не впервые озадаченный тайнами женской логики.
— За фаршированной рыбой, — ответила девушка. — К Руби. — Она улыбнулась. — У него лучшая.
Тут Рик решил, что девушка — ирландка из Моррисании.[32]
— Не переживайте, — сказал он примирительно. — Мы туда вернемся. Кондуктор мой личный друг.
Это ее рассмешило.
— Меня зовут Лоис, — сказала она, протягивая руку.
— Меня Ицик, — сказал Рик, — но друзья зовут Риком. — Он подмигнул, как ему казалось, озорно. — И вы можете Риком.
— Здорово, — сказала Лоис. — Вот только отец говорит, что мне нельзя дружить с парнями, пока он не разрешит.
Они вышли на следующей остановке и пешком дошли до Руби.
— Чем вы занимаетесь, Рик? — спросила Лоис.
— Всем понемножку, — уклончиво ответил тот.
— А, безработный? — сказала Лоис, и у Рика упало сердце. Он не хотел, чтобы девушка сочла его тунеядцем, каким он сам себя считал. — Ничего страшного. Сейчас полно безработных. Пожалуй, вам надо зайти к нам и познакомиться с папой. Он раздает работу, как пряники.
— Ну конечно, — сказал Рик. Он живо представил сначала всклокоченного Эйнштейна, типа преподавателей из Сити-колледжа, потом загнанного работягу из мастерских с бичом в руке и злобой в душе. — А как его зовут?
— Соломон Горовиц, — сказала она. — Слыхали когда-нибудь?
Рик осекся, потом остановился. Слыхал ли он? Соломон Горовиц, Чокнутый Русский. Соломон Горовиц, король нелегального бизнеса во всем Верхнем Манхэттене и Бронксе. От подпольной лотереи в Гарлеме, Вашингтон-хайтс и Инвуде до ростовщичества в Ривердейле, от поджогов-на-заказ в Восточном Тремонте до ненавязчивой игры в кости для своих в Марбл-хилл — все это принадлежало Солли. Слыхал ли Рик о Соломоне Горовице? Дьявол, да он мечтает когда-нибудь им стать!
Лоис привела Рика к себе познакомить с родителями и доставить им фаршированную рыбу — ну, примерно в таком порядке. Рика охватило разочарование, когда она остановилась перед многоквартирным домом новой проектировки[33] на 127-й улице к западу от Леннокс-авеню и сказала:
— Ну вот мы и пришли. Родовой особняк Горовицев. — И иронически посмеялась: — Вы, наверное, ожидали усадьбу Вандербильта?[34]
Некоторые многоквартирники в Вест-Сайде обладают именами. Тот дом обходился так. Безымянное здание, ни лучше ни хуже соседних и определенно ничего такого из себя не изображающее. Внизу скрипичный магазин, над ним четыре этажа квартир. Рядом магазин кошерных вин — разрешенный, несмотря на «сухой закон». За углом кинотеатр и бакалейная лавка.
— А что, мило, — сказал Рик. И это не было полной ложью: его дом хуже.
Секунду они стояли рядом на тротуаре, думая об одном. Дочь Соломона Горовица достойна лучшего, думал Рик в изумлении; дочь Соломона Горовица добьется лучшего, думала Лоис с решимостью.
Они взошли на два лестничных пролета, на третий этаж. Позже Рик узнает, что Соломон Горовиц недолюбливает нижние этажи, где незваный гость может влезть в окно, и верхние, где кто-нибудь столь же незваный может забраться с крыши. Соломон Горовиц и в делах предпочитал держаться середины, и в быту поступал так же.
Лоис постучала в дверь рядом с лестничным маршем.
— Это я! — сказала она. — Я пришла.
На секунду-другую Рик почувствовал, как его рассматривают в глазок, потом дверь отворилась, и Лоис шагнула через порог.
— Это мистер Бэлин, — сказала она. — Я упала в обморок в вагоне. Он меня поднял. Будь к нему добрее.
В следующий миг Рик уже стоял лицом к лицу с Соломоном Горовицем, пивным бароном Бронкса.
Низенький коренастый мужчина с железным рукопожатием сталевара глядел на Рика, будто осматривал ломовую лошадь. Росту в Горовице было около пяти футов пяти дюймов, а весил он, должно быть, под двести фунтов, в которых жир составлял самую малость. На нем был мятый синий пиджак из саржи, белая рубашка с расстегнутым воротом и кричащий галстук в цветочек. Туфель не было, и Рик помимо воли заметил на носках одну-две штопки. Посмотреть на этого человека — ни за что не подумаешь, что перед тобой один из самых успешных гангстеров Нью-Йорка.
— Кто оказывает добрую услугу моим близким, оказывает ее мне, — заговорил Соломон. — И того я награжу. Женат?
— Нет.
— Любишь музыку?
— Хорошую — люблю.
— Пьешь?
— Не больше других.
— Так ты пьянчуга?
— Пока нет.
— Сечешь в бизнесе?
— Смотря какой бизнес.
— Можешь постоять за себя в драке?
— Ясное дело.
— С оружием умеешь обращаться?
— Нет, но не прочь научиться.
— Ты не трус, не фейгеле?[35]
— Нет.
— Хочешь штыпнуть мою дочь?
— Папа! — вскричала Лоис.
Рик посмотрел на нее. Взглядом она ему этого не велела, и он вновь перевел глаза на мистера Горовица.
— Нет, — соврал он.
— Отлично; об этом и не помышляй. Я ее берегу для богатого шейгеца.[36] — И Горовиц продолжил допрос: — Чем занимается твой отец?
— Никогда его не встречал.
— Умер?
— Так мне сказали.
— Мать?
— Только одна.
— Боишься чего-нибудь, кроме нее?
— Остаться неудачником.
— Умеешь ладить со шварцерами?[37]
— Вполне.
— Работа нужна?
— Ну, если уговорите…
— В ночном клубе — подойдет?
— Что за вопрос!
Соломон Горовиц взглядом смерил Ицика Бэлина снизу вверх, сверху вниз, потом наискось.
— Оснастка что надо, — наконец объявил он. — Безработный мне всегда подойдет. Увидимся завтра, по этому же адресу.
С этими словами он начал закрывать дверь у Рика перед носом.
Лоис из-за спины отца послала Рику воздушный поцелуй.
— Спокойной ночи, Рики, — сказала она. — Увидимся как-нибудь.
Только махнув ей в ответ, Рик сообразил, что совсем забыл про мамины книши. И в тот же миг, не сходя с места, понял, что влюбился.
Глава седьмая
Нью-Йорк, июль 1931 года
Молочные цистерны показались на гребне Бедфордских холмов на рассвете, как и сказал Тик-Так.
— Действуй, малыш, — сказал Солли Рику, протягивая револьвер. «Смит-и-вессон» 38-го калибра, вороненая сталь, взведенный и готовый к работе, патроны во всех шести каморах; а утренний свет так отражался от него, что, наверное, можно бриться.
Рик спокойно кивнул:
— Спасибо, Солли.
Это его первая работа с оружием, и он готов.
Было шесть пятнадцать утра 4 июля 1931 года, и уже сыро, жарко и душно. Молочные грузовики принадлежали Диону О'Ханлону, только везли они не молоко. В них ехало виски из Канады для мучимого жаждой Мидтауна. Солли же вознамерился сделать так, чтобы сначала жажду утолили Верхний Манхэттен и Бронкс.
Этот район Вестчестера у О'Ханлона считался санитарным кордоном, зоной, где можно ехать, не опасаясь нападения и грабежа. О'Ханлон отстегивал вестчестерским копам плату за спокойствие и за свои деньги ожидал покоя. Но парни на грузовиках обленились. Сегодня они беспечны, как заигравшиеся первоклашки государственной школы в Бронксе. Деньги О'Ханлона им больше не помогут. Соломон Горовиц перекупил копов. Счел это своим патриотическим долгом.
Не говоря уж о том, что ему нужна выпивка. Ночные клубы не могут без нее обойтись, а О'Ханлон недавно перехватил у Горовица выгодную сделку в Монреале, хотя у Солли все уже, казалось, было на мази.
— Зай гезунт,[38] Рики, — сказал Солли. — И помни, никогда не вынимай ствол, если не собираешься стрелять. И не стреляй, если не намерен попасть. Иначе они, может, обозлятся и сами тебя подстрелят.
Босс проворно отошел. Для такого коренастого мужчины Солли — шустрый парень.
Едва показался первый грузовик, Рик прицелился. Тик-Так Шапиро, правая рука Солли и его троюродный племянник — в таком порядке, — крепко шлепнул Рика по руке.
— Осторожнее, салага, — прорычал он. — Этой штукой можно человека поранить.
Тик-Так не вызовет Рика на ссору. В Шапиро верных шесть футов четыре дюйма росту, и он злодей с головы до пят. Его имя Эммануил, но никто и никогда его так не звал. Свое прозвище он приобрел в тринадцать лет: его бесило тиканье дедовских часов в тесной гостиной родительской квартиры на Литтл-Уотер-стрит, и он пошел и купил свой первый ствол на Энтони-стрит у гангстера из Пяти углов,[39] принес его домой, довольный, как скотина, и разнес часы к чертовой матери, получая особое удовольствие от того, как брызжет стекло, скручиваются стрелки и разлетается на тысячу мелких кусочков механизм, так что никакому швейцарскому часовщику не собрать.
