Бруно Апиц - В волчьей пасти
— Тут для вас кое-что новенькое приготовлено, вот послушайте.
Кремер хорошо знал этот небрежный, тщеславный тон. Рейнебот неторопливо поднялся, засунул руки в карманы брюк и начал большими шагами прохаживаться по комнате. Он решил сообщить о приказе начальника лагеря вскользь, как о чем-то маловажном. Но как раз его подчеркнутое равнодушие и настороженные взгляды Клуттига, которые Кремер все время чувствовал на себе, сразу подсказали ему, что речь идет о необычном.
— Шестнадцать заключенных, шестнадцать многолетних политических заключенных требуется выделить в санитарную команду, — картавил нахальный юнец. Говоря как бы в пространство и совершенно равнодушно, он пояснил, что санитарная команда при воздушных тревогах должна будет выходить за наружную цепь постов… У Кремера захватило дух, но он взял себя в руки и ничем не выдал, какие мысли уже закипели в его мозгу: шестнадцать надежных товарищей по ту сторону постов… Клуттиг вдруг вырос перед Кремером и пролаял:
— Заключенные выходят без охраны, понятно? — С трудом сдерживая возбуждение, он прошипел сквозь зубы — Но не стройте себе никаких иллюзий, мы бдительны!
Он и сам не знал, в чем выразится эта бдительность. Они молча посмотрели друг на друга. Кремер спокойно встретил полный ненависти взгляд Клуттига. И вдруг им овладело торжествующее чувство уверенности. За ненавистью, горевшей в этих бесцветных глазах с красной каемкой, он увидел страх, голый страх. Клуттиг все более распалялся, но и Кремер не был так спокоен, как казалось. В его уме одна комбинация сменяла другую. Рейнебот, опасаясь, что Клуттиг вот-вот потеряет самообладание, попытался это предотвратить.
— Завтра утром вы доставите ко мне шестнадцать «орлов», — сказал он.
Кремер, к которому Рейнебот обращался, стоя позади него, повернулся и ответил:
— Так точно!
— Они должны украсить себя санитарными ящиками, противогазами и касками.
— Так точно!
Юноша ленивой походкой подошел к Кремеру и сильно тряхнул его.
— Если кто-нибудь из «орлов» улетит… — он коварно улыбнулся — то мы сумеем возместить ущерб.
Не успел Кремер ответить, как Клуттиг опять очутился перед ним и, стараясь его запугать, прошипел:
— За счет всего лагеря!
— Так точно!
Эта неизменная формула покорности, к которой прибегал Кремер, не давала Клуттигу почвы для нападения.
— Я хочу знать, поняли вы или нет! — пролаял он.
— Так точно!
Клуттиг хотел разразиться руганью, но спокойствие Кремера задушило его порыв, и он лишь прохрипел:
— Можете идти!
Но только Кремер направился к двери, как Клуттиг, потеряв самообладание, заорал:
— Остаться! — И когда Кремер с удивлением обернулся, подошел к нему вплотную и с коварным видом спросил:
— Вы, кажется, были партийным активистом?
Кремер соображал: «Куда он гнет?» И ответил:
— Так точно!
— Коммунистическим?
— Так точно!
Такая откровенность ошеломила Клуттига.
— И вы говорите мне это так… так…
На губах Кремера промелькнула чуть заметная усмешка.
— Именно поэтому я здесь.
— Нет! — резко возразил Клуттиг, снова овладев собой. — Вы здесь для того, чтобы не могли вербовать шайки заговорщиков и создавать на воле тайные организации, как в лагере!
Клуттиг впился взглядом в Кремера. За Клуттигом стоял Рейнебот, заложив палец за борт кителя, и покачивался на носках.
«Тайная организация? — Кремер выдержал сверлящий взгляд. — Неужели они что-нибудь знают?» Но тут же ему стало ясно, что Клуттиг лишь закидывает удочку, «Вот, значит, что! — подумал Кремер. — Вы видите во мне организатора! Тут вы дали маху!» У него было такое чувство, будто он своей широкой спиной прикрывает Бохова. И он спокойно ответил:
— Организацию, господин гауптштурмфюрер, вы ведь сами вызвали к жизни.
Оторопевший Клуттиг мог выдавить из себя лишь протяжное «Что-о?», а Рейнебот подошел на шаг ближе.
— Еще что выдумаете?
Кремер почувствовал, что его смелый выпад увенчался успехом.
— И она вовсе не тайная, — продолжал он. — Лагерь находится под самоуправлением заключенных, и мы точно выполняем все распоряжения лагерного начальства.
Клуттиг посмотрел на Рейнебота, ища поддержки, но тот иронически посмеивался и, казалось, потешался над ним. Это взбесило Клуттига, и он заорал на Кремера:
— Так точно! И вы, конечно, всюду насажали своих людей.
— Приказ начальника лагеря гласит: доверять управление только приличным и добросовестным заключенным.
— Коммунистам, не так ли?
— О каждом заключенном, — бесстрашно возразил Кремер, — докладывали высшему лагерному начальству. Кандидата представляли начальству и получали утверждение.
Клуттигу нечем было крыть. В бешенстве метался он по комнате и вопил:
— Негодяи все вы, сволочь, преступники!
Кремер стоял неподвижно И молча выслушивал брань Клуттига. Видно было, что ему все как с гуся вода. Гауптштурмфюрер снова подошел к нему, размахивая руками:
— Мы знаем, как обстоит дело! Не думайте, что мы глупы.
Рейнебот стал между Кремером и брызгавшим слюной Клуттигом.
— Можете идти! — процедил он.
Клуттиг, задыхаясь от ярости, бросился на дверь, хотя она уже закрылась за Кремером.
— Пес проклятый!..
Рейнебот стоял, небрежно опершись о стол.
— Я говорил тебе, что ты от него ни шиша не добьешься, — заметил он с иронической улыбкой.
Клуттиг тяжело затопал по комнате.
— Я и знать не желаю, каких мерзавцев он сыщет для этой… этой санитарной команды. — Он взмахнул кулаком. — С каким удовольствием я заехал бы ему в рыло! Расстрелял бы собаку!
Рейнебот оттолкнулся от стола.
— Ты делаешь все шиворот-навыворот, господин начальник! Зачем ты орешь на него? Негодяй давно уже почуял, что он у нас на примете.
Клуттиг продолжал бушевать.
— Пусть знает, пес! Пусть знает, что мы идем последу!
— Неверно!
Клуттиг резко остановился и выпучил глаза на молодого коменданта. Весь его гнев теперь обрушился на Рейнебота.
— Ты, кажется, хочешь меня учить, как мне обращаться со здешней сволочью?
Его сварливый тон не произвел на Рейнебота никакого впечатления. Он закурил новую сигарету и задумчиво выпускал дым в потолок.
— У большевиков, несомненно, есть тайная организация, согласен. Кремер у них, возможно, одна из главнейших фигур, с этим я тоже согласен. — Он небрежной походкой подошел к Клуттигу. — Ну-ка, послушай, господин начальник, Поговорим с глазу на глаз. Приказ нашего дипломата нам обоим не по вкусу, верно? Если он выпускает мышей, мы, напротив, должны закрыть ловушку. Нам нужна головка! И мы отрубим ее одним ударом! — Он мотнул головой в сторону лагеря. — И конце концов, не все же они большевики. К ним надо подсадить своего человечка. Безобидного, с приветливой физиономией, но с длинным носом, чтобы он умел вынюхивать, понятно?
Он ухмыльнулся Клуттигу с хитрым видом сообщника. Клуттига, по-видимому, эта мысль воодушевила.
— Но где ты возьмешь такого, чтобы он…
— Предоставь это мне, уж я знаю, что делать! — быстро и решительно ответил Рейнебот.
Клуттиг капитулировал перед Рейнеботом, как человеком более умным. Он расхохотался.
— А ты и вправду ловкая бестия!
На этот раз Рейнебот принял его слова за похвалу и улыбнулся.
— Когда нужно, и мы можем быть дипломатами…
* * *В той «конюшне» Малого лагеря, куда попал Янковский, царила дикая суматоха. Сгрудившись в кучу, обитатели обступили дневального, наливавшего похлебку из огромного котла. Люди кричали, визжали и спорили на всех языках, перебивая друг друга и размахивая руками. «Старожилы» отпихивали новичков от котла. Один оттеснял другого, а староста блока орал на всех. Снова и снова пытался он призвать к порядку изголодавшихся людей.
— Отойдите ж наконец, болваны этакие! Станьте в очередь!
Никто его не понимал, никто не обращал на него внимания. Те, кого отталкивали в сторону, с еще большим остервенением, рвались снова к котлу. Другие подстерегали того из новичков, кто уже получил порцию супа и торопливо работал ложкой или, не имея ложки, хлебал прямо из миски. Еда стекала у него с углов рта на куртку. Руки хватали миску прежде, чем ее владелец успевал доесть, тянули ее в одну и в другую сторону. Миска, дребезжа, падала на пол. Все кидались на нее, и счастливец, которому удавалось ее схватить, крепко прижимал трофей к себе и проталкивался сквозь гущу народа к котлу, таща за собой целую гроздь оборванных фигур, ждавших лишь последнего глотка, чтобы завладеть посудиной.
Единственный, кто не принимал участия в свалке, был сам дневальный. Он равнодушно, не поднимая глаз, черпал поварешкой. Когда толпа слишком напирала, он освобождал себе место, действуя локтями и задом.
