Вениамин Тихомиров - Подвиг «Тумана»
— Нас с комиссаром вызывают в штаб дивизиона, товарищи, — сказал Шестаков. — Закрывая собрание, я хочу еще раз напомнить вам, что через несколько дней наш корабль заступит в боевой дозор. Я уверен, личный состав «Тумана» с честью выполнит эту задачу. Мы с комиссаром надеемся на вас, товарищи коммунисты и комсомольцы! Вы — наши самые надежные помощники.
…Под вечер на «Туман» доставили подарки от тружеников тыла.
В кубриках и на верхней палубе оживление. Еще бы! Кто из фронтовиков не помнит той торжественной минуты, когда ему вручали подарки из далекого тыла: любовно вышитый кисет с махоркой, вязаные рукавицы, теплые носки или пару украшенных незатейливыми цветами платочков. Этот простой и скромный подарок был дороже всего на свете. В нем воины видели горячую любовь Родины, отеческую заботу народа.
— Кто бы ты ни был, — читал вслух вложенное в посылку письмо командир отделения химистов Владимир Поляков, — я твоя мать. Я благословляю тебя, мой сын, на бой за нашу землю. Пусть всегда тебя согревает моя материнская любовь и ласка…
— Вот это девушка! — восхищался рулевой Саша Пелевин, показывая товарищам фотокарточку девушки с веселыми, озорными глазами. — Красивая… И план на двести процентов выполняет. Молодчина!.. Как в такую не влюбиться!..
В одной из посылок, пришедшей с далекого Кавказа, оказалась бутылка хорошего вина.
— Это «Букет Абхазии», — радуется Сидоренко. — Це гарна штука!
Кто-то в шутку предлагает:
— Отдай Удовичу… Пусть опохмелится.
— Кому? Трусу?! — возмущается Пелевин, не поняв шутки. — Ты послушай, что здесь написано: «Самому храброму и смелому моряку. Выпей после трудного боя — и к тебе снова вернутся силы».
— Самому храброму!..
— А у нас, кроме этого хлюпика, трусов нет, — говорит Бессонов. — У нас все смелые. Правда, хлопцы?
— Верно! — одобрительно загалдели вокруг.
— Отнести бутылку в госпиталь нашим раненым. Пусть быстрее поправляются, — единодушно решают матросы.
— А я що толкую, — улыбается Сидоренко и без сожаления передает бутылку Бессонову. — На, Жора. Ты придумал, тебе и нести.
Долго, до самого отбоя, в тот вечер взволнованные моряки «Тумана» читали письма, делились воспоминаниями о далеком доме, мечтали. Каждый думал о своем: о родной семье, о жене, о любимой, о заводе, где впервые пришлось познать радость труда, о близком сердцу городе. И все это сливалось в одно слово — Родина. Каждый из них знал, что война — дело временное. Отгремят бои — и они снова вернутся в родные края, к своему любимому очагу, к трудовой жизни. Так будет! Они в этом уверены! Ради этого они идут сегодня в бой.
Следовать прежним курсом!
В ночь на 5 августа, обменявшись позывными с кораблем, несшим дозор, «Туман» заступил на морскую вахту. Со сменившегося сторожевика передали светограмму «Счастливого плавания», и он ушел в базу.
Началась служба, полная тревог и волнений. Корабль совершал свой бесконечный поход между двумя береговыми точками на полуострове Рыбачьем и острове Кильдин, расположенными друг от друга в нескольких десятках миль. Здесь — вход в Кольский залив, где находится Полярный — главная база Северного флота — и один из крупнейших советских портов — Мурманск. Дозорные корабли, как часовые, охраняли эти широкие морские ворота, чтобы враг не мог проникнуть сюда незамеченным. А фашисты уже не раз пытались сделать это. Особенно усердствовали их подводные лодки. Но гитлеровцы каждый раз уходили восвояси не солоно хлебавши, натыкаясь на бдительность наших дозорных кораблей. Удары глубинных бомб и меткие артиллерийские залпы отправили на дно у советских берегов уже не одного гитлеровского пирата.
Хорошая погода установилась прочно и надолго. Август в Заполярье — самый спокойный месяц. Холодные ветры редки. Граница вечного льда в океане отошла далеко на север. В Арктике разгар лета. Цветут неяркие тундровые цветы. Увеличивается население шумных птичьих базаров. Чаще гремят сопровождаемые теплыми дождями грозы. Таким был и август сорок первого года.
Вахтенный журнал «Тумана» ежедневно пополнялся новыми записями: «Обнаружена подводная лодка противника. Сброшено десять глубинных бомб…» «Легли на курс 213 градусов…» «С оста два самолета противника. Высота 1500 метров. Выпущено по 8 снарядов каждым орудием».
Каждый день из Кольского залива на боевые задания уходили наши корабли: подводные лодки и эскадренные миноносцы, сторожевики и тральщики, большие охотники и торпедные катера. Одни корабли выходили в море, другие возвращались домой с победами. Их первым встречал и последним провожал дозорный корабль. Они по-товарищески, как рукопожатием, обменивались позывными.
Так прошло четверо суток.
Вечером 9 августа свободные от вахты моряки, как всегда, собрались в большом кубрике. По радио передавали последние известия. Советское Информбюро сообщало о кровопролитных сражениях, которые завязались по всему гигантскому фронту Великой Отечественной войны. От вражеских бомбежек и обстрелов горели города и села Белоруссии и Украины, фашистский сапог топтал земли Прибалтики и Молдавии, все туже стягивалось железное кольцо блокады вокруг Ленинграда. Советские воины, не щадя жизни, дрались за каждую пядь родной земли. Ценой большой крови и огромных потерь враг медленно продвигался вперед.
Жестокие бои шли и в Заполярье, на правом фланге великого фронта. Несколько дней назад фашистские войска начали свое новое генеральное наступление на Мурманск. Приказом гитлеровского командования в бой были брошены крупные силы пехоты и авиации. Резко усилил свою активность на море и вражеский флот.
«Стоять насмерть! Ни шагу назад!» — таков был приказ Родины. И защитники Заполярья с честью его выполнили. Твердо и неколебимо, как гранитные скалы, стояли они на своих рубежах.
За 9 августа в сопках у Западной Лицы, на полуостровах Рыбачьем и Среднем нашим солдатам и матросам пришлось отбить около десяти самых ожесточенных атак. Бой шел круглые сутки. Противник на смену разбитым подтягивал все новые и новые горно-егерские полки. Но гитлеровцам так и не удалось продвинуться вперед.
Жаркие схватки с противником разгорелись в те дни и в небе над Кольским заливом. Только днем 9 августа гитлеровцы трижды крупными силами совершали налеты на наш флотский аэродром. В воздушных боях враг потерял более двух десятков самолетов. Много и крепко пришлось поработать нашим летчикам-истребителям. Одна тревога сменялась другой. Зенитчики ни на минуту не отходили от пушек. Своим огнем им не раз в течение дня доводилось отгонять фашистских налетчиков.
В ночь на 9 августа, находясь на боевой позиции у норвежских берегов, североморская подводная лодка атаковала крупный фашистский транспорт и потопила его. Два эскадренных миноносца, помогая нашим войскам, более трех часов вели обстрел вражеских береговых укреплений и уничтожили несколько огневых точек противника.
Так закончился еще один день войны — 9 августа 1941 года.
Наступившая ночь для «Тумана» началась спокойно. Вахтенный офицер лейтенант Рыбаков заносил в журнал цифры быстро сменявшихся координат и курсов. Время двигалось медленно, почти незаметно. Лейтенанту эта ночь казалась особенно длинной. Уж очень тихо было вокруг. Он не верил в тишину на войне и поэтому придирчивей и чаще обычного вглядывался в белесый горизонт, то и дело задавая вахтенному сигнальщику один и тот же вопрос:
— Ну, как? Что видите?
И в ответ слышал неизменное:
— Горизонт чист.
Полночь. Стрелки корабельных часов сошлись в вершине циферблата. Рыбаков примостился поудобней и сделал первую запись на новой странице вахтенного журнала: «10 августа.
Следуем генеральным курсом к намеченной точке поворота…»
Моряки спали тем чутким, тревожным сном, который хорошо знаком людям, прошедшим дорогами войны. Бодрствовала лишь вахта. Море было спокойным, почти штилевым. Нежный береговой ветер слегка рябил лиловато-розовую поверхность воды, подкрашенную негаснущей вечерней зарей. Еле слышно бились волны о борт корабля. Тишину полярной ночи нарушали своим неугомонным криком только чайки — эти постоянные спутники моряков.
«Удивительно, и когда они только спят?» — думал сигнальщик Виктор Левочкин, ощупывая биноклем горизонт, застланный белой дымкой.
Одна из чаек, коснувшись на бреющем полете воды, взмыла кверху и, широко распластав крылья, с пронзительным криком пронеслась над мостиком. Левочкин даже вытянул руку, хотел схватить смелую птицу, но опоздал. Быстро снижаясь, чайка уже приближалась к воде. Окунувшись, она снова с радостным клекотом взвилась над палубой «Тумана».
— Уже завтракает, обжора, — с улыбкой сказал сигнальщик.
У Виктора Левочкина с детства любовь к птицам. Родился и вырос он в безлесных просторах донецких степей. А где нет леса, там мало птиц — и тем дороже они человеку. Соседи удивлялись: почему у Левочкиных в саду так много всегда пернатых гостей. И сад-то, кажется, невелик. А секрет был прост. Их хорошо здесь встречали. Виктор знал повадки птиц, умел угощать их. Ранним тихим утром он любил сидеть у раскрытого окна и слушать веселые концерты дружного птичьего хора.
