Вениамин Тихомиров - Подвиг «Тумана»
Через несколько минут с флагманского корабля на «Туман» передали радиограмму с берега от старшего армейского начальника:
«Благодарю моряков за огонек!»
Артиллеристам жмут руки. Их поздравляют. Они сегодня — именинники.
Все дальше за кормой остаются скалистые горы Рыбачьего. «Туман» возвращается в базу. Над палубой звучит команда:
— Отбой боевой тревоги.
Новый боевой приказ
Собрание личного состава открыл комиссар Стрельник.
— Получен новый боевой приказ. Командование поставило перед нашим кораблем ответственную задачу. Нам поручено нести дозорную службу на подходах к Кольскому заливу.
В кубрике тишина. Только в открытые иллюминаторы слышно, как бьется за бортом волна. С причала доносятся трели сигналов и голоса команд.
— Что означает нести дозорную службу? В чем ее главная задача? — продолжает Стрельник. — Это значит, что нашему «Туману», как часовому, вверяется охрана морских подступов к главной базе флота. Мы обязаны зорко следить за морем и воздухом, чтобы ни один корабль, ни один самолет врага не прошел к нашим берегам незамеченным. Несение дозорной службы — трудная и ответственная боевая задача.
Комиссар внимательным взглядом обвел серьезные лица моряков. Что он мог сейчас прочесть в их глазах? О чем думает, например, боцман Саблин, внимательно вглядываясь в голубой кружочек неба, видимый через иллюминатор? Может быть, он вспомнил свою родную деревушку, что затерялась где-то в густых Вологодских лесах, веселые и шумные походы мальчишеских ватаг по грибы и за ягодами…
Стрельник поставил перед моряками вопрос прямо:
— Готовы ли мы выполнить эту ответственную задачу?
Боцман встал первым и твердо сказал:
— Готовы!
Со всех сторон послышались голоса:
— Выполним, товарищ комиссар!
— Справимся!
— На то мы и коммунисты!
— И комсомольцы!..
Стрельник молча слушал эти короткие фразы, и гордость за боевых друзей переполняла его сердце. «Прекрасный народ у нас на „Тумане“. С такими любая задача по плечу», — думал он растроганно. Ему хотелось сказать об этом вслух, но он сдержался. Сияющие глаза и радостная улыбка выдавали его волнение. Не случайно матросы «Тумана» называли улыбку комиссара «флагом корабля». Она ободряла их в трудные минуты, освещая радостью лица, звала за собой, вселяла в матросские сердца уверенность в победе. Вот какая была у комиссара «Тумана» Петра Никитича Стрельника улыбка!
Голоса стихли. Кубрик снова наполнился тишиной. Только солнечный лучик, отраженный от стекла иллюминатора, лениво полз по переборке. По верхней палубе простучали чьи-то шаги.
Вынув из кармана кителя несколько сложенных листков бумаги, Стрельник поднял их высоко над головой:
— Товарищи, на имя командира корабля поступило несколько докладных. Большинство из них написаны коммунистами и комсомольцами нашего корабля. Я прочитаю некоторые из них. Вот что пишет, например, радист Анисимов:
«Прошу направить меня на самый трудный участок фронта. Отдам все свои силы и до последней капли крови буду бить фашистов до полного их разгрома», — прочитал громко комиссар, отчетливо выделяя каждое слово. — А вот докладная нашего боцмана. Он пишет:
«Прошу командование послать меня первым, если будет высадка десанта с нашего корабля.
Боцман А. Саблин».
Подал докладную и рулевой Александр Пелевин. В ней говорится:
«Я, как советский моряк и комсомолец, прошу послать меня на передний край фронта. Сражаться буду с врагом до самой окончательной победы».
В кубрик вошел командир корабля. Он что-то тихо сказал Стрельнику и остался стоять рядом с ним.
Комиссар продолжал:
— Мы с командиром, конечно, гордимся вами, но… — он на минуту замолчал и убежденно закончил: — Но всех отпустить на сухопутный фронт никак нельзя. Вы нужны здесь, на корабле.
Шестаков неторопливо вышел из-за стола. Солнечный лучик, скользнув по лицу командира, заиграл на ярко начищенных пуговицах его кителя.
— Комиссар прав, товарищи, — спокойно начал Шестаков. — Вы сейчас нужны здесь, на корабле. Это должен хорошо понять — да, да, именно понять, — повторил он, — каждый коммунист и комсомолец. Надо, чтобы это осознали все наши старшины и матросы, — командир шагнул вперед, боясь, что его не услышат, и чуть повысил голос: — Вы знаете, что в ближайшие дни мы впервые выйдем в дозор. Для нас это новая задача. Надо хорошо подготовиться к длительному походу. Пусть каждый из вас на своем посту с честью выполнит все, что от него требуется, и поможет товарищу…
Сигнал воздушной тревоги прервал выступление командира. Через полминуты кубрик был пуст. Комиссар, уходя, успел бросить лишь одну короткую фразу:
— Собрание продолжим после отбоя тревоги…
Налет на базу длился более часа. Фашистские бомбардировщики сделали несколько заходов. Главной их целью были корабли, стоявшие у причалов. Сюда они и направили свой удар. Но все попытки врага забросать гавань бомбами провалились. Меткий многослойный огонь корабельных орудий и зенитных батарей, расположенных на вершинах сопок, окружавших бухту, каждый раз сбивал гитлеровских летчиков с боевого курса. Обозленные неудачей, они сбрасывали бомбы куда попало. Особенно сильно пострадали жилые кварталы. В городе возникли пожары.
Ясное летнее небо заволокло черным дымом. С палубы «Тумана» хорошо видна зловещая картина пожара. До боли сжав пальцами поручень мостика, Стрельник молча смотрел на оранжевое пламя, все выше и выше поднимавшееся над крышами домов. Там, где-то близко от этого жадного, как голодный зверь, огня, находится его дом.
«Дома ли Анна? Что с ней? Не пострадала ли при налете?»
Жена комиссара Анна Стрельник наотрез отказалась эвакуироваться в тыл.
— Буду помогать тебе! — твердо заявила она мужу и в первый же день войны поступила медицинской сестрой в госпиталь.
Налет на базу застал Анну Стрельник в операционной госпиталя. Здесь только что начали оперировать тяжело раненного матроса. Сигнал воздушной тревоги не заставил хирурга, склонившегося над раненым, прервать операцию. Спокойное, молчаливое мужество врача передавалось его помощникам. Бомба упала совсем рядом с госпиталем. Зазвенели разбитые стекла окон, с потолка посыпалась штукатурка. Одна из сестер, не выдержав напряжения, вскрикнула. А хирург даже не оглянулся. Только еще ниже склонился над раненым, заслоняя его своим телом.
Когда окончилась операция, Анне передали, что видели, как в базу входили вернувшиеся с моря корабли. Госпиталь находился рядом с военным портом. Из его окон хорошо была видна вся гавань.
Анна бросилась к выходу. Ей не терпелось хоть издали увидеть знакомый силуэт корабля, на котором служил муж.
Пожар слабел. Оранжевых языков пламени уже не было видно. Дым редел.
— Товарищ комиссар, разрешите доложить?
Стрельник отвел взгляд от пожара, увидел рядом с собой командира отделения пулеметчиков Аркадия Рахова:
— Слушаю вас, Рахов.
— Матрос Удович по тревоге не явился на боевой пост. Искали повсюду. На корабле его нет.
— Где же он?
— Говорят, на берег сошел… К знакомой.
— Опять Удович, — резко сказал комиссар. — Немедленно послать за ним и доставить на корабль. На этот раз он от трибунала не уйдет. Хватит!
После отбоя коммунисты и комсомольцы снова собрались в кубрике. Командир и комиссар пришли вместе.
— Продолжим собрание, — негромко предложил Стрельник.
По его суровому взгляду, по насупленным бровям все поняли: комиссар расстроен.
— Комсомолец Удович, — начал Стрельник, — снова грубо нарушил воинскую дисциплину. Он без разрешения сошел на берег. Не явился по боевой тревоге на свой пост… А ведь мы предупреждали его, и не один раз. Он обещал, каялся — и снова обманул.
Негодование охватило всех собравшихся.
— До каких пор он будет позорить нас! — выкрикнул Алексей Караваев.
— Гнать его из комсомола! — поддержал Пелевин.
— Мало! Морду надо бить за такое! — не вытерпел Иван Быльченко и поднял над головой увесистые кулаки.
Слово попросил секретарь комсомольской организации Георгий Бессонов.
— Мы на бюро уже обсудили недостойное поведение Удовича и приняли единогласное решение исключить разгильдяя и пьяницу из комсомола. Он позорит наш корабль и свое матросское звание.
— Правильное решение, — подтвердил командир. — Дело о самовольной отлучке, а вернее, дезертирстве Удовича будет передано в трибунал.
В кубрик спустился рассыльный. Он вручил старшему лейтенанту Шестакову бланк только что принятого семафора. Прочитав, командир передал бланк Стрельнику.
— Нас с комиссаром вызывают в штаб дивизиона, товарищи, — сказал Шестаков. — Закрывая собрание, я хочу еще раз напомнить вам, что через несколько дней наш корабль заступит в боевой дозор. Я уверен, личный состав «Тумана» с честью выполнит эту задачу. Мы с комиссаром надеемся на вас, товарищи коммунисты и комсомольцы! Вы — наши самые надежные помощники.
