Мариус Габриэль - Маска времени
На некоторых площадях еще остались пустые постаменты: совсем недавно здесь возвышались статуи Маркса и Ленина. Филипп показал Анне дворец, где не так давно располагалось управление КГБ. Кто-то с юмором нарисовал указатель в виде стрелы с надписью внизу: «Кремль — 800 километров». Латвия сбросила наконец советское иго.
Город производил впечатление сгустка какой-то нервной энергии с беспорядочными потоками автомобилей и красно-желтых трамваев. Везде мелькали вывески и рекламы западных компаний и неоновые щиты, предлагающие японскую электронику или корейские автомобили.
Но за этим внешним всплеском энергии Анна ощутила и царящее повсюду чувство безнадежности. Роскошь отеля, в котором они остановились, никак не сочеталась с плохим обслуживанием и скудным меню. Когда Филипп попытался дозвониться до своей инвестиционной компании в Нью-Йорке, то столкнулся с большим количеством проблем, связанных с международной телефонной связью. В фирменных кафе официанты подавали хорошо приготовленные биг-маки, а витрины мясников были удручающе пусты. Купить компьютер фирмы IBM можно было легко, а хлеб — с трудом. На мостовых толпились люди, и Анна мысленно разделила их на три категории: полные женщины, типичные домохозяйки, напоминающие комоды; подростки в кожаных куртках, шатающиеся бесцельно по улицам, и мужчины в ушанках, которые собирались небольшими группками и много курили.
Перестройка освободила Латвию, но в республике преобладало русскоязычное население. Кроме того, Кремль не торопился выводить отсюда свои войска. И два солдатика, сидящие напротив на деревянной лавке, — прямое тому доказательство. Всего в нескольких сотнях километров на восток отсюда стояли в боевой готовности пятьдесят тысяч танков. Балтийское море просто кишело русскими атомными подводными лодками. Будущее в таких условиях выглядело весьма туманно. Филипп оказался прав: атмосфера Восточной Европы заключала в себе нечто болезненное.
Поезд тем временем въехал на железнодорожный мост, соединяющий берега Даугавы. Сквозь запотевшие стекла река казалась похожей на гигантскую саблю, положенную прямо между домами. Было ощущение, что зима, которая только что началась, уже никогда не кончится. Дождь шел не переставая с момента их приезда, но сегодня, возможно, выпадет снег. Явно не лучший день для посещения нацистского концентрационного лагеря. Анна невольно прижалась к Филиппу.
— Холодно? — спросил он.
— Чертовски.
— Иди сюда.
Он прижал ее к себе, и Анна растворилась в тепле его сильного большого тела. Русские солдаты переглянулись и обменялись репликами. С самого начала они не сводили глаз с Анны. То ли их поразила ее внешность, то ли то, что она была иностранка, — для нее так и осталось непонятным.
Вчера Филипп водил ее в рижское гетто. Он кратко рассказал о том, что здесь происходило во время войны. Это была относительно небольшая община — всего сорок пять тысяч человек. Фашисты уничтожили почти всех жителей.
Перед окончанием войны в гетто оставалось около ста пятидесяти евреев — остальных убили.
От этого места сохранилось несколько улиц — все остальное было разрушено. Пожилые люди, которых они встретили здесь, напоминали привидения с трясущимися головами. Анне казалось, будто у нее в ушах стоит крик и плач замученных здесь детей.
Она была очень подавлена увиденным, и, заметив это, Филипп увел ее.
— Ты уверена, что хочешь поехать в Варгу? Это может произвести еще более тяжелое впечатление.
— Да. Иначе зачем я сюда приехала.
И сегодня в поезде она была рада, что не отказалась от поездки, не проявила слабость.
Анна положила поудобнее голову на плечо Филиппа и осмотрела вагон. Он успел опустеть. Студенты вышли на одной из остановок, и в вагоне стало тихо. Солдатики мяли в пальцах дешевые сигареты, запах которых напоминал марихуану.
На одной из лавок сидели крестьяне — старик и старуха с морщинистыми руками и лицами. Они держали вместе одну газету и медленно, с трудом, читали написанное. Девочка на другой лавке вязала что-то из голубой шерсти, иногда бросая взгляд на дорогую обувь и перчатки Анны. Рядом с девочкой сидел толстый чиновник и с шумом поедал соленые орешки из пакетика. Иногда он нехотя взглядывал в окно. Никого из присутствующих, отметила для себя Анна, нельзя было по виду назвать счастливым.
Поезд нещадно трясло. Дверь в тамбур постоянно открывалась, по всему вагону были разбросаны окурки и обрывки газет.
— Как легко начать ненавидеть эту страну, — не удержалась Анна. Филипп улыбнулся ей в ответ.
Они миновали городские постройки, поезд шел в пригородной зоне, за окном замелькали сосны и ели. Анна попыталась протереть стекло платком, но оно промерзло снаружи. Поэтому из этой затеи так ничего и не вышло. Сквозь маленький незамерзший кусочек окна были видны грязь, деревья и серая река.
Филипп был одет в серую кожаную куртку, потертые джинсы и зимние сапоги. Этим утром он не успел побриться. Анна, привыкшая к безупречному виду Филиппа, отметила необычный его облик.
Она представила своего возлюбленного лет на двадцать моложе и произнесла вслух:
— Армия тебя очень сильно изменила.
— Думаю, да.
— Когда-нибудь расскажешь мне об этом?
— Я изо всех сил стараюсь забыть о тех годах, — ответил Филипп улыбаясь.
Но Анна не поверила ему.
Через двадцать минут поезд прибыл в Варгу. Анна и Филипп оказались единственными пассажирами, которые вышли на этой станции. Платформа была почти пустой, только какая-то старуха мела окурки березовым веником. Туман почти рассеялся.
За железнодорожным полотном виднелась деревня. Возле здания станции росли такие могучие деревья, что их вершины терялись в тумане. Поезд тронулся с места, будто желал как можно скорее оставить это проклятое место, и Анна заметила, что солдаты через оконное стекло продолжали таращиться на нее. Поезд скрылся из виду, а Анна не отрываясь смотрела на рельсы. Она пыталась представить себе, что, может быть, по этим же рельсам привезли когда-то и обреченных на смерть. Пожалуй, где-то здесь поблизости их и высадили из вагона.
Стало холоднее, промозглый туман, казалось, проникал в самые легкие.
— Куда дальше? — спросила Анна, поежившись.
— Никаких указателей, — произнес Филипп, оглядываясь вокруг.
Осмотревшись и не найдя никаких ориентиров, он решил подойти к старухе со щеткой. Филипп заговорил с ней по-немецки. Та в недоумении подняла голову, и было ясно, что она не поняла ни слова. Но вдруг женщина изменилась в лице, ее черты исказил гнев. Старуха быстро махнула рукой куда-то налево и отвернулась от Филиппа, вновь принявшись за свою монотонную работу. Когда они проходили мимо старой женщины, та весьма выразительно сплюнула в их сторону, и Анне едва удалось увернуться от плевка.
— Что это с ней?
— Пожалуй, здесь не очень любят гостей.
— Конечно, раз нет даже указателей.
— Думаю, что организаторам мемориала холокосту живется трудно. Народу нелегко признавать себя виновным, и мемориал организован под давлением русских, а местные жители чувствуют себя в связи с этим обиженными.
— Да пошли они! — не выдержала наконец Анна. — Они ведь сотрудничали с нацистами, не так ли?
Указатели так и не попались им по дороге. Наверное, они когда-то существовали, но местные жители их убрали. Наконец они оказались на тропе, ведущей в лес. Деревья здесь были невероятно огромными. Развесистые лапы ельника нависали над тропой, потом пошли черно-белые березы с голыми ветвями. В лесу туман не рассеялся, и тишина царила полная. Анна крепче схватила за руку Филиппа, стараясь идти с ним нога в ногу. Этот лес напоминал Анне ее детские кошмары, где обитали призраки.
— Я рада, что ты здесь, — тихо прошептала она. Фотоаппарат висел у нее на плече, но Анна сомневалась, что ей удастся сегодня сделать хотя бы одну фотографию.
Тропинка повернула и вдруг закончилась у вымощенной камнем площади. Были видны низкие бараки и что-то вроде монумента в центре.
— Похоже, мы дошли, — заключил Филипп.
— Интересно, сколько людей совершили сюда паломничество, как мы?
Они решили подойти к монументу. Это оказалась скульптура, изображающая группу изможденных людей.
— Смотри, — заметила Анна. — Первый знак.
Стрелка указывала направление движения к лесу. На доске на русском и на латышском языках было что-то неразборчиво написано.
— Ты хочешь пойти по направлению этой стрелки или зайти в один из бараков? — спросил Филипп.
— Пойдем туда, куда указывает стрелка.
Они шли, не говоря ни слова. Анна крепко держала Филиппа за руку. Ветер шумел в верхушках деревьев. Иногда лапы елей нависали так низко, что приходилось сгибаться в три погибели, чтобы пройти.
