Игорь Болгарин - Чужая луна
— Яша! Я согласен! — и, оправдываясь, добавил: — Нет-нет, я не изменник. Я хоть сегодня готов идти в бой за Россию. Но сражаться за Врангеля мне уже что-то расхотелось. По-моему, он уже и сам не верит в свое предприятие. Мне кажется, он сейчас думает только об одном: как сохранить свое лицо. Почему бы и мне не подумать об этом?
Почти сутки они отсыпались.
Тихо, ровно и убаюкивающее работали мощные корабельные двигатели. Пережив нестерпимую жару и крутые штормы Индийского океана, «Темрюк» теперь наслаждался легкой черноморской зыбью и прохладным ветерком. Где-то за кормой осталось веселое лето, а сюда, к Черному морю, незаметно подступала скучная осень.
На корабле, во всех его коридорах и в кубриках пахло терпким цейлонским чаем, к которому примешивался сладкий аромат турецкого табака. Этими товарами были забиты все трюмы. Часть чая успешно продали в Турции, а на вырученные деньги купили табак. Новая Россия училась выгодно торговать.
В пути капитан «Темрюка» получил еще одну радиограмму. Ему предлагали сменить курс и прежде зайти в Севастополь, чтобы оставить там пассажиров.
На следующий день все шестеро стояли возле капитанского мостика и напряженно всматривались вдаль.
Белая гряда возникла внезапно. Поначалу она казалась просто пенистым гребнем дальней волны. Но потом над этой белой кипенью возникли зубцы каких-то строений, высокие шпили церквей и соборов.
— Севастополь! — указал вдаль капитан.
И если раньше мысли о том, что ждет их там, на советском берегу были тревожными, но расплывчатыми, неконкретными, то сейчас каждый из них почувствовал близкое наступление той минуты, когда надо будет отчитаться за все.
Кольцов, вглядываясь вдаль, с беспокойством думал о том, будут ли его встречать, и если будут, то кто. Не ровен час, на берегу возникнет Розалия Землячка, и тогда все может произойти совсем не так, как он рассчитывал. Придется задерживать своих пассажиров в трюмах, а самому мчаться в Особый отдел ВЧК «Черно-Азовморей» к Беляеву и просить у него помощи.
Мильковский, Мезерницкий и Гильбиз были относительно спокойны. Они поверили Слащёву и надеялись, что если уж ему ничего не угрожает, то им — тем более. Но определенный страх заползал и в их смятенные души.
Слащёв тоже уговаривал себя быть спокойным. Он верил Кольцову. И все же чем ближе был берег, тем чаще его посещало одно холодное предчувствие: советская пропаганда сделала много для того, чтобы он прослыл здесь убийцей, кровавым палачом и генералом-вешателем. Стоит крикнуть лишь кому-то одному: «Вот он, генерал-вешатель!», и в следующую минуту его будут бить, топтать, уничтожать. Такие картинки ему не однажды приходилось видеть прежде.
Корабль подходил все ближе к хорошо знакомой Слащёву Графской пристани. Уже стали различимы лица людей. Он вглядывался в них. Бедно одетые женщины, закутанные в толстые платки. Мужчины в картузах, шапках, папахах. Вон один, в лихо заломленной набок папахе, смотрит на корабль. Слащёву показалось, что они даже встретились взглядами.
«Не ты ли первым крикнешь: “Бей палача!”», — подумал Слащёв. Нет, взгляд его направлен куда-то выше. Куда он смотрит?
Слащёв тоже поднял глаза. Над его головой трепетало на легком ветру красное полотнище. И он понял: встречали не их. Встречали корабль, пришедший в порт после долгих странствий. Так было всегда в портовых городах: все население сбегалось в порт, чтобы посмотреть на вернувшихся домой моряков. Кто знает, может быть, это был первый советский корабль, вернувшийся после долгой войны с мирным грузом в мирный порт?
Кольцов тоже выискивал среди встречающих знакомые лица. Вон суетится в окружении красноармейцев Беляев. Кто там еще? Кто-то высокий, в длинной шинели с кем-то разговаривает. Знакомое лицо! Не сразу поверил. Это был Дзержинский. Он стоял у самого трапа, по которому им предстояло сойти на берег.
Нервное беспокойство отпустило Кольцова. Дзержинский здесь. Землячки не видно. Ее и не должно быть здесь. Они не любят друг друга: Дзержинский и Землячка.
Едва только корабль кранцами притерся к пирсу, Дзержинский прошел к корабельному выходу.
Кольцов подошел к нему, они поздоровались.
— Здравствуйте, Павел Андреевич! С благополучным возвращением, — пожимая ему руку, сказал Дзержинский. — Забирайте свою команду — и во-он туда, — он указал на площадь, где особняком стояли несколько автомобилей.
Они тесной кучкой, все шестеро, во главе с Кольцовым, прошли сквозь расступившуюся толпу. Четверо шли в своей обычной белогвардейской форме, разве что только без погон. Люди с любопытством их рассматривали: ни злобы, ни угрожающих выкриков.
Время лечило людей. Здесь уже начинали забывать о войне.
Их разместили в салон-вагоне Дзержинского: четверых — в одном просторном купе, Кольцова и Красильникова — в другом.
Едва поезд тронулся, Дзержинский пригласил гостей к себе.
Кольцов сходил за своими спутниками. Они успели несколько привести себя в порядок.
В большом купе уже стояли приборы. Молоденький дежурный Дзержинского каждому указал его место.
Открылась дверь, Дзержинский, прошел к своему месту и стоя выжидал, когда гости подхватятся. И лишь после этого сказал:
— Ну, здравствуйте, господа генералы!
— А может все же уже «товарищи»? — спросил Мезерницкий.
— Ну, до «товарищей» еще надо дослужиться, — с легкой улыбкой ответил Дзержинский. — Прошу садиться. Будем знакомиться.
На Курском вокзале, куда пришел литерный было малолюдно. Только встречающие этот поезд — и никого лишнего. Среди них Кольцов увидел помощника Дзержинского — Герсона.
Едва поезд остановился, из вагона вышел Дзержинский. И его тут же увел Герсон.
Следом на перрон спустился Кольцов со своей командой. Они с любопытством оглядывались по сторонам. Тут же возле них появились молоденькие вышколенные чекисты и по одиночке разобрали всех четверых.
Перрон пустел.
Кольцов поискал кого-то глазами. Красильников перехватил его взгляд и не без легкой издевки сказал:
— Потеряли, нас, Паша.
— Забыли. Как у Чехова Фирса, — весело согласился Кольцов. Но озабоченность не сошла с его лица.
И тут он увидел издали бегущего к ним Бушкина, следом торопился, но никак не поспевал Гольдман. И все же подбежали они почти одновременно.
Гольдман схватил Кольцова за руку:
— С возвращением. А мы, понимаешь, заранее выехали. Но, как известно, автомобиль — транспорт ненадежный. Обломались. Хотел уже извозчика нанимать. Извини! — Гольдман удивленно поглядел вокруг, поздоровался с Красильниковым, спросил: — А где же эти? Нам сообщили, вы генералов с собой везете.
— Генералов увезли. А мы с Семеном уже, пожалуй, никому не нужны.
И они пошли по перрону к выходу.
Слащёв и его товарищи сидели в просторном автомобиле, молча и пристально вглядывались в проплывающие мимо обветшалые дома. Унылые городские окраины все еще хранили следы многолетней неустроенности.
Они долго плутали по малолюдным, похожим друг на друга, переулкам. Шофер с беспокойством смотрел по сторонам, время от времени переговариваясь с сопровождающими гостей чекистами.
Наконец шофер остановил автомобиль, высунулся из окошка, спросил у проходящего мимо пожилого путейца:
— Не подскажете, уважаемый, где тут Красноказарменная улица?
— Чуток проскочили. Вернетесь на квартал назад, и за угол направо.
Вернулись. На Красноказарменной увидели два рядом стоящих автомобиля. Возле них остановились. Увидели среди группы стоящих командиров Дзержинского.
— Слащёв, выходите! — велел сопровождающий их чекист. — Остальные — дальше.
— Мы что же, не вместе? — обеспокоился Слащёв, выбираясь из автомобиля.
— Вместе, вместе! Только они малость подальше будут проживать, — успокоил его чекист.
Дзержинский подошел к Слащёву, указал на приземистый трехэтажный дом.
— В этом доме будете жить. Идемте!
Они вошли в подъезд, поднялись на второй этаж. У открытой двери одной из квартир их ждал пожилой рабочий, вероятно, привратник. Он держал в руках связку ключей.
Дзержинский приостановился, пропуская Слащёва в квартиру. Слащёв вошел. Остановился в прихожей. Отметил несколько дверей.
— Смелее, смелее! — подбодрил его Дзержинский. — Осматривайтесь! Это — ваша квартира. Вся. У вас, я слышал, где-то есть семья. Со временем заберете. Тесно не будет. Здесь же по соседству и курсы.
— Какие курсы? — с легким недоумением спросил Слащёв. — Всему, что мог, я уже выучился.
— А теперь будете учить других. Красных командиров.
— Чему? — удивился Слащёв.
— Как побеждать врага. У вас, насколько я помню, это иногда хорошо получалось.
— Издеваетесь? — нахмурился Слащёв.
