Михаил Ильин - Ради жизни на земле-86 (сборник)
— Сегодня уходим. Как стемнеет — в путь, — жестко приказал он.
— А как же этот? — спросил Абдулла и от волнения забыл имя. — Кадыр?
— Будь он проклят, — зло прошипел Ахмед. — Чувствую, мины — его работа. Только не пойму, зачем он это сделал?
* * *— Товарищ старший лейтенант, разрешите вопрос?
— Разрешаю, — ответил Акрамов, не поднимая головы. Все его внимание было сосредоточено на сапогах. Усеянные плотной серой пылью, они почти сутки не встречались с сапожной щеткой.
— Я вот о чем хотел вас спросить… — задумчиво произнес солдат.
Наби понимал, что рядовому Белявскому скучно, что ему хочется поговорить. Были бы сослуживцы — совсем другое дело. Но товарищи сейчас далеко, занимаются боевой учебой, а ему приходится мерять шагами землю вдоль палаток, нести службу дневального. Задача тоже боевая, ответственная, но разве она для Белявского. Ему подавай настоящее, горячее дело. А тут… Аккуратные красные дорожки, молчаливые палатки и звонкая тишина над брезентовым городком, от которой как-то не по себе. И один на один со своими мыслями. Белявский давно уже все повспоминал: и дом родной, и отца с матерью, Светку с соседней улицы, от которой долго нет писем, тот бой у Черного ущелья, как спасали колонну с горючим. Кажется, и прожил всего-то девятнадцать лет, а ведь есть что вспомнить. Хотя одними воспоминаниями сыт не будешь, службу не отгонишь. Главное, живое, непосредственное общение. А где сейчас взять это общение, если из роты осталось несколько человек. И каждый занят своим делом. Хорошо, хоть командир появился в расположении. Срочно к комбату вызвали. Можно парой слов перекинуться. Командир у них отличный. Не зря комбат без него как без рук. Чуть что ответственное, горячее — сразу к себе вызывает. Вот и сейчас — ведь не для простого разговора вызвал, знать, роте предстоит что-то серьезное. А с виду в нем нет ничего геройского. Невысокого роста, худощав, вот усы решил отпускать. Наверняка для солидности. А зачем ему эта солидность? Все придет с годами. И без нее в роте командира любят. Позови за собой на самое трудное дело — все пойдут за ним. Потому что верят в командира, знают: с ним не пропадешь. Смелости, отваги ему не занимать. Служба это показала…
— Вопрос у меня такой…
Белявский замолчал, внимательно наблюдая, как командир усердно драит сапоги.
Наби про себя усмехнулся. Уж ему-то и не знать Белявского, тянет время, наговориться хочет.
— Поторопитесь, комбат ждет.
— Так вот, я стою и думаю, как нам быть со школой?
— Со школой? — Наби сделал последний взмах щеткой и выпрямился. — Какой школой?
— Ну той, которая сгорела. Школы уже нет, а ребятишки остались. Где им учиться?
Акрамов внимательно оглядел солдата. Такого вопроса он не ожидал.
— Сказать честно, — пожал плечами, — не знаю. Наверное, в кишлаке думают об этом, решают. Обратятся за помощью — поможем.
— Что-то долго решают, — недовольно заметил Белявский. — Может, самим инициативу проявить? Жалко ребятню, как много теряют.
— Хорошо, — кивнул Наби, — я сообщу комбату об этом.
— И правильно сделаете, — ответил солдат. — Что нам на полпути останавливаться? С одной не вышло, другую построим. Уроки мужества будем проводить. «Зарницу» организуем…
— Ну до этого еще далеко, — улыбнулся Акрамов.
…Комбат был не один. Наби это понял, едва подошел к штабной палатке.
— Так что за помощь нас благодарить не стоит, — донесся до него голос Царева. — Это наш долг. Самый что ни на есть долг интернационалистов. Надо — вновь поможем. И хлебом, и рабочими руками. А если придется, то и огнем своего оружия. Ведь задача у нас общая. И цель одна…
Увидев вошедшего Акрамова, комбат смолк.
Наби быстро огляделся. Слева от Царева сидел капитан Сомов — начштаба. Рядом с ним что-то писал Гарник. Чуть в сторонке расположились три афганца.
— Знакомьтесь, товарищи, — сказал Царев, обращаясь к гостям. — Командир роты старший лейтенант Акрамов. Наверняка вы с ним уже встречались. В поле или у арыка, на строительстве школы.
— Точно, встречались, — сказал, приветливо улыбаясь, один из афганцев, и Акрамов узнал в нем Махмуда Бари. — И не раз. Верно, Наби?
— Вернее и не может быть, — улыбнулся в ответ Акрамов, крепко пожимая жилистую руку партийного вожака.
— Хамид, — протягивая руку, сказал, поднявшись, сосед Бари.
— Наш местный министр обороны кишлачного гарнизона, — пошутил Махмуд.
Наби посмотрел на Хамида. Его лицо тоже было знакомо. Только на этот раз оно было еще желтей, под глазами появились темные разводья. «Ох и достается же тебе, товарищ, — с жалостью подумал Наби. — Которую неделю, наверное, спишь урывками».
Третьим гостем был почти мальчишка. Широкоскулое лицо, густые брови, родимое пятнышко на левой щеке и такая непривычная седина в курчавых волосах. «Тоже хлебнуть пришлось», — отметил про себя Наби.
— Гасан у нас опытный боец, — сказал Махмуд. — Побольше бы таких, как он.
Гасан смутился от неожиданной похвалы, бросил укоризненный взгляд на Бари.
— А мы с вами тоже встречались, — произнес он, обращаясь к Акрамову. — И не раз. А недавно — возле школы.
— Точно, — кивнул Акрамов. — Теперь и я вспомнил. Ну что, так и не нашли тех, кто устроил пожар, кто мин наставил?
— Не нашли, — вздохнул Гасан.
— А того, кто твоего друга убил?
— Нет, — с виноватым видом произнес Гасан.
— Ищем. И обязательно найдем, — сурово бросил Хамид. — Многих надо найти.
— Положение сейчас у товарищей сложное, — заметил Царев.
— Действительно не сладко приходится, — сказал, поднимаясь, Махмуд Бари. — И особенно в последние две-три недели. Кишлак практически на военном положении. Нам стало известно, что это происки Башир-хана. Одно время хозяйничал в наших краях. Год назад ему крепко досталось от революционных частей, едва унес ноги за перевал, в Пакистан. А теперь вот снова объявился. Решил вновь стать хозяином в провинции.
Поджоги, убийства, минирование — дело рук его головорезов.
— Башир — умелый руководитель, — вступил в разговор Хамид. — Чувствуется, прошел хорошую подготовку за рубежом. По имеющимся у нас данным, он молод, смел, в совершенстве владеет многими видами оружия, отличный стрелок. Уже это играет на его авторитет.
— Добавь еще, чрезмерно самолюбив и жесток, — сказал Бари. — Сколько крови пролито его бандой в провинции. Кстати, у нас есть его фотография. Посмотрите, может, пригодится.
…Наби последним взял в руки небольшой фотоснимок. Взглянул и невольно вздрогнул. В него стреляли неприкрытой злобой глаза караванщика, с которым судьба свела на развилке дорог в стороне от кишлака.
— Так это Башир? — недоверчиво спросил он, обращаясь к афганским товарищам.
— Он самый, — ответил Хамид. — Даже перед объективом не смог спрятать свою злость.
— Подумать только, — усмехнулся Наби, — с кем довелось встретиться.
— Что имеешь в виду? — удивленно глядя на Акрамова, произнес Царев.
— Старый знакомый, — кивнул на фотографию Наби.
— Знакомый?! — В глазах афганцев было удивление. — Какой знакомый? Это ведь Башир.
— Теперь знаю, что Башир, а тогда… Рассказ Акрамова выслушали молча.
— Когда это было? — уточнил Хамид. Наби ответил.
— Точно. Все сходится. Именно тогда, по всем последним данным, Башир и появился вновь в наших краях. Пробирался сам. Часть банды его ждала в горах, остальных головорезов Башир собрал потом. Я уже говорил, что он смелый человек и умелый организатор. И заметьте, не сразу стал действовать, а только тогда, когда собрал силу, когда почувствовал уверенность.
— Скоро его силе придет конец, — резко бросил Бари. — Из Баглана вышли несколько батальонов регулярных частей. Вся территория провинции под их контролем. Опасность сохраняется лишь в таких отдаленных местах, как наши.
— Мы тоже кой-чему научились. Знаем, как встречать опасность, — сказал молчавший до этого Гасан.
— Правильно, — положив руку на плечо младшего товарища, молвил Хамид. — Да и люди в кишлаке стали другими. Многому научились, многое поняли.
— И все же в ближайшие дни надо быть особенно начеку, — вздохнул Бари.
— Давайте договоримся так, — сказал Царев, обращаясь к гостям из кишлака. — Вы решаете свои задачи. Их у вас немало. А станет трудно — можете на нас положиться, в беде не оставим. Не на прогулку же к вам прибыли — выполнять интернациональный долг.
— Спасибо, — пожимая руку Цареву, сказал Махмуд Бари.
— Но это еще не все, — раздался голос Гарника. — Как у вас обстоят дела со школой?
— Нет школы, — развел тот руками. — Сами видели, что от нее осталось.
— Видели, — согласился политработник. — Но ведь жизнь продолжается.
— Все это так, но время сейчас… — Не договорив, Бари махнул рукой.
