Йозеф Глюкселиг - Сейф дьявола (роман и повести)
Он завел мотор и уверенно распорядился:
— Вы тоже выйдите и помогите американцу вынуть колесо!
— Вот так номер! — недовольно отозвался Сантанелли, однако послушно вышел вместе с Крайским из машины.
Как только за ними захлопнулась дверца, Галва включил дальний свет и резко набрал скорость. Крайски и Сантанелли удивленно смотрели на быстро удаляющиеся огоньки.
— Он что, свихнулся? — удивился Сантанелли.
— Или у него шарики за ролики зашли, — дополнил Крайски. — Куда он поехал? А где американец?
Сантанелли чуть не споткнулся о своего земляка. Щелкнув зажигалкой, он закричал:
— Вот он лежит!
Вдали показался свет фар машины, в которой ехал Кларк.
— Не ори! — окликнул Сантанелли Крайски и осветил зажигалкой голову лежащего Торанце. — Кто-то ему устроил изрядный сквозняк в затылке…
— «Кто-то, кто-то»… Шеф и устроил!
— Зачем ему это делать? Нелепость какая-то!
— Зачем? Он — отъявленный бандит!
На шоссе на мгновение воцарилась тишина. К агентам фирмы ТАНАСС быстро приближалась машина Кларка. И только сейчас до Крайского дошло, что же все-таки произошло. В отчаянии он выдохнул:
— Это провал… Плакали наши денежки!
— Нужно остановить эту машину! — решил Сантанелли и стал махать руками приближавшемуся Кларку.
Когда смуглый американец остановился рядом с ними, на его лице не дрогнул ни один мускул. Он открыл дверцу и сказал только одно слово:
— Идиоты!
45
Дин Пауэлл сидел в неказистом кабинете бара «Романе» и вел скучный разговор с одним из менеджеров о программе осеннего сезона. На этот раз вместо пурпурного смокинга на нем была серебристо-черная рубашка.
Как только в дверях появился капитан Браудер, он незамедлительно распрощался с менеджером и все внимание переключил на своего старого знакомого, с которым его связывало несколько лет разведывательной работы на Ближнем Востоке.
— Что будете пить, дружище?
Браудер выбрал джин, а Пауэлл плеснул себе немного шотландского виски и добавил содовой. Затем включил магнитофонную пленку с громкой музыкой.
— О чем пойдет речь? — приветливо спросил он.
— О Крулихе, — ответил Браудер.
— Из этого не получится интересная беседа.
— Но если все же получится, я хорошо за нее заплачу.
— Вы прекрасно знаете, что хорошие деньги я привык получать только за хорошую информацию.
— Все же вы встречались с ним не просто так?
— Сначала я тоже так думал, — усмехнулся Пауэлл. — Только что он мог сообщить? Та ерунда, которую он знал о фирме ТАНАСС, не стоила и дырки от шиллинга. Кому я мог бы ее предложить?
Браудер задумался.
— Вижу, у вас появилось много забот, дружище, — продолжал Пауэлл. — У вас выпал Галва?
— Могли бы об этом сообщить и раньше! — упрекнул его Браудер.
Пауэлл усмехнулся:
— Хорошая информация — это как хороший коньяк… нельзя спешить с продажей…
— … но нельзя допустить, чтобы она и залеживалась, — перебил его Браудер.
— Это правда, но на это нужно иметь нюх.
— У вас есть еще что-нибудь, с чем вы не спешите?
— В какой области?
— Например, о фирме ТАНАСС.
— Много здесь не наберется, дружище, — искренне признался Пауэлл. — Вначале я вложил в Крулиха кое-какие деньги, но это не имело смысла. Поэтому я относился к этому, как к расходам на общественные дела… Естественно, у меня сложилось определенное впечатление… В вашем филиале распоряжался не Штрайтцер, а Галва. Это было бы совсем неплохо, не окажись Галва мерзавцем. Он, безусловно, очень талантлив, но не для вас. Однажды меня так и подмывало с ним поговорить — это было после того, как я увидел его с той женщиной. Я подумал: какая прекрасная комбинация — американский кадровый разведчик, работающий на чехов! Вот это да! Но я отбросил эти намерения… Что можно сделать с человеком, который отказывается от денег!
Браудер с интересом слушал его.
— Я думал, вы прекратили связи с англичанами, — удивился он.
— А разве я утверждаю обратное? — еще больше удивился Пауэлл.
— У меня сложилось такое мнение.
— Неправильное мнение, дружище. Я просто стал свободным предпринимателем, если вы правильно понимаете этот термин.
— Не совсем.
— Я работаю для себя, — терпеливо объяснял Пауэлл. — Продаю информацию тому, кто больше платит.
— Нам тоже?
— Конечно. Вы же платите не меньше других.
— И немцам?
— Естественно. Я живу в Мюнхене, и у них тоже есть деньги.
— Англичанам?
— Разумеется… Правда, платят они мало, но у меня их паспорт.
— Коммунистам?
Пауэлл замахал руками:
— Вы что, с ума сошли, дружище? У меня все-таки есть некоторые идеалы, не так ли?
— Это хорошо, — спокойно констатировал Браудер, — иначе вы бы меня разочаровали… Так что вы, собственно, стали сами себе хозяином, и никакой полковник вас не муштрует, все с вами считаются, а денег зарабатываете больше… — помолчав, он сказал с сожалением: — Но в Америке у вас так не вышло бы.
— Видимо, да, — согласился Пауэлл, — потому что вы секретную службу превратили в военную муштру. До второй мировой войны вы в этой области вообще ничего не умели, потом мы вас кое-чему научили, но куда же это годится, если у вас в этой работе отсутствует искорка! У ваших генералов на все один рецепт. Посмотрите на банановые республики — это ваша сфера. Вы или покупаете министров или их убиваете! Это гангстеризм, дружище, а не тонкая разведывательная работа.
— Я знаю, — улыбнулся Браудер, — вы их не покупаете и не убиваете. Вы просто с помощью вашей тонкой работы вынуждаете их повиноваться. И делаете это до тех пор, пока к власти не приходят ваши агенты.
Пауэлл хотел снова наполнить его рюмку, но Браудер встал. Его внимание привлекла висевшая на стене большая реклама с фотографией певицы Гизелы Кремер, как раз выступавшей в баре «Романо». Он снова сел, вспомнив, что полковник Говард упоминал это имя в связи с Галвой.
— Эта женщина… — указал он на плакат, — у вас поет?
— Конечно, это звезда программы… А что?
— Можно ее пригласить?
— А почему бы нет? — ответил Пауэлл, куда-то позвонил, и через несколько минут появилась звезда бара «Романе» Гизела Кремер.
Она выглядела как звезда и вела себя как звезда. Ей было не более двадцати пяти лет, и она, безусловно, считала себя жемчужиной двадцатого века. Она села так, чтобы продемонстрировать свои изящные ноги, и улыбнулась так, чтобы показать свои не менее замечательные зубы.
«Так, с этой женщиной Галва не мог делать ничего, кроме как спать…» — подумал Браудер, не подозревая еще, что его ожидает.
— Это мой друг… американец, — указал Пауэлл на Браудера, быстро пробурчавшего какое-то имя.
— Очень чувствую большой радость, — сказала звезда бара «Романо» на ужасном английском.
Браудер усмехнулся, собрался с мыслями и попытался говорить короткими и ясными предложениями.
— Петр Галва… это мой друг…
Звезда погрозила ему пальчиком и произнесла:
— О, что вы! Петр милый… очень Петр милый… Что с ним получилось?
Пауэлл, уже привыкший к своеобразному английскому Кремер, не обращал внимания на ее выговор и мог лучше сосредоточиться на содержании того, что она говорила. От удивления у него округлились глаза — дело становилось интересным!
— Я должен передать вам привет, — продолжал Браудер.
— Бессовестный! Петр очень бессовестный! Он передать привет — да, а идти увидеть — это нет.
— Но… — заколебался Браудер.
Однако звезду бара «Романе» трудно было остановить.
— Мы быть с Петр… — наморщила она лобик, подыскивая подходящее слово, — часто большие любовники, но много время уже не встречаться… понимаете?
Браудер понял только последнее слово, но, стараясь сохранить приличие, только пожал плечами.
— Я вам объяснить… — кокетливо сказала Кремер. — Он не ходит мой постель потому… он имеет теперь такую… ну, пожилую женщину. Я их видеть два раза…
— Пожилую женщину? — нетерпеливо перебил ее Браудер.
— Ну да! Она есть элегантный женщина — это правда… Но я на Петр не сердиться. Мне было с ним хорошо любить… теперь другой женщина с ним хорошо, не так ли?
— Вы — прелесть, — констатировал Браудер.
На лице звезды бара «Романе» появилась лукавая улыбка. Пока молчала, она действительно казалась очаровательной, но долго пребывать в этом состоянии не могла:
— Та женщина сказал то же самое…
— Ну конечно… — согласился Браудер и внезапно спохватился: — Какая женщина?
— Та, любовница Петр…
Браудер уставился на нее широко раскрытыми глазами:
— Вы говорили с ней?
— Разумеется, — сказала Кремер, не понимая удивления своего собеседника. — Мы, женщины, любить говорить об общих мужчинах, что были раньше…
