Йозеф Секера - Чешская рапсодия
— А что стало с Вацлавом Сыхрой? — вспомнил вдруг Ян Шама, который до сих пор молча слушал, рассматривая свои жилистые руки. Ведь он, Шама, в этой второй войне боролся только за свою жизнь и теперь стыдился этого.
Войта Бартак грустно ответил:
— Вацлав умер от тифа в 1923 году в Самаре. Заболел в третий раз, это самое опасное… А знаете ли вы, ребята, что Вацлав был из нас самый большой герой? Шел от битвы к битве, двенадцать раз был ранен. Помните, как умел он поднять бойцов в атаку? Но вы не знаете, что каждый бой, до мельчайших деталей, он продумывал заранее… Да, а что с Пулпаном? Кто знает о нем что-нибудь? В тридцать четвертом я с ним встретился в Москве, он тогда работал в Коминтерне.
— Я знаю, — отозвался Аршин. — Он с двадцать первого года работал в партии и приезжал к нам в Бенешов на собрания. В тридцать девятом ушел в СССР через Польшу. Уговаривал меня идти с ним — снова, мол, вступим в армию, но я не хотел оставлять тут Наталью одну.
Наталья вскочила:
— Это просто отговорка! Я бы слова поперек не сказала!
— Не верьте ей, ведь вы меня знаете, — оправдывался Аршин.
Майор Сидоренко поднял руку. Его молодое лицо с твердым подбородком и почти сросшимися светлыми бронями выражало глубокое волнение.
— Дорогие друзья, не могу описать, как я себя чувствую среди вас… Как дома, как дома! И это не только благодаря вам, Наталья Андреевна. Нет, но эта атмосфера времен гражданской войны… Ведь я сам из Филонова, а отец из Елани! Я бы сказал, все мы советские люди! — Сидоренко наклонился к доктору Конядре и положил ладонь ему на руку: — Наталья Андреевна шепнула мне, что вы писали для газет. Так напишите же, друг, о том, что вы и ваши друзья пережили у нас в семнадцатом, восемнадцатом, девятнадцатом и двадцатом…
— Об этом я часто подумываю, — ответил не без легкого тщеславия Матей, — но писать я буду не один. Есть у меня друг, мы еще до войны говорили с ним об этом. Он тоже воевал в первую мировую и многое пережил, но он хочет писать только о чехах, и только о тех из них, которые еще в конце семнадцатого года поняли, что тогда решалось в России. И этот мой друг уверяет меня: беспокоиться нечего, то, что он напишет, будет не просто памятник погибшим или изящной словесностью.
— Я знаю, о ком ты говоришь, я и сам подговаривал его! — вскричал Ганза.
— И я могу ему кое-что рассказать, — встрепенулся Ян Шама. — Многое я позабыл, жизнь меня ломала и била по чем попало, но в голове еще не просверлила дырку!
— Хватит на сегодня об этом! — воскликнула Наталья. — Можете для таких разговоров собраться в другой раз. А теперь лучше расскажите вы, товарищ генерал, как там во время войны было у нас дома! Хочу услышать про все, про все. Сколько слез я выплакала о родной земле — опять-то ее губят, терзают, и опять-то она не покорилась!
Наталья не могла говорить дальше. Сдерживала слезы, видя, что муж нахмурился. Но знает она, это он притворяется, а если бы они были сейчас одни, он поцеловал бы ее и сказал: «Возьмись-ка за дело, все и пройдет…» Круглые ее щеки и розовый подбородок блестели. Это все та же Наталья, ради мужа полюбившая чешскую землю, но образ великой родины своей она принесла с собою в чешский провинциальный городок как нетленное сокровище сердца.
— О Максиме я ничего не знаю, — ответил Бартак.
— Неважно, разве село Максим — вся Украина, вся Россия, дорогой Войта? — выпалила Наталья, чуть ли не обидевшись. — Или даже вся огромная советская страна? О Советском Союзе расскажите, как там люди живут. Я не буду больше плакать.
Примечания
1
«Правда» от 24 февраля 1968 г.
2
Словакия до 1918 года входила в состав венгерской части Австро-Венгрии.
3
Император Австро-Венгрии Франц-Иосиф умер в 1916 г., ему наследовал Карл Габсбургский.
4
Искаженное украинско-немецкое, означает «нет ничего».
5
Кавка — по-чешски галка, ворона.
6
Словацкий танец.
7
По-чешски petnik (петник) — пятак.
8
Полк назван по имени села Титовки, жители которой собрали средства и людей на формирование полка.
