Борис Крамаренко - Плавни
— Вот неожиданная встреча! Мой бригадный писарь, а теперь начальник продотряда! — И уже серьезно спросил: — Ну, Васька, расскажи мне, как ты председателя революционного комитета из его комнаты выгнал, на посмешище бандитам, и занял ее под свою спальню?
— Товарищ Семенной! Ей–богу, напрасно. Он сам мне свой кабинет уступил. Верно, папаша? Поясни товарищу комбригу. Ведь сам отдал?
— Он тебе не папаша, а председатель ревкома. Ну, некогда мне сейчас с тобой балакать. Убирайся вон, а вечером придешь доложишь, чем ты тут занимаешься.
Начальник продотряда не заставил себя упрашивать и, схватив кожанку, исчез из кабинета.
Андрей подошел к окну, выходящему в ревкомовский сад, и распахнул его.
— Хороший сад. Цветет. Ровно в снегу стоит, а небо голубое, голубое… Хорошо!
Председатель удивленно посмотрел на него и не мог понять, зачем приехал сюда этот командир и что ему от него нужно.
— Вот что, я прислан сюда председателем ревкома и комиссии по борьбе с бандитизмом, а ты отзываешься в Ейск.
Предревкома обрадованно воскликнул:
— Вот спасибо! Вот выручил! — Потом недоумевающее развел руками. — Трудно мне… И что ты с этим народом сделаешь? Никому ничего не скажи. Никто никого понимать не хочет…
— Иногда надо не говорить, а приказывать… Звони–ка военкому, пусть сейчас же идет сюда.
— Не пойдет он.
— Посмотрим. Звони.
Председатель подошел к телефону, взялся за трубку.
— Дайте комиссариат. Это ты, товарищ военком? Да, да, здравствуй, дорогой. Приди, пожалуйста, ко мне, дело есть. Что? Что?
Он повернулся к Андрею.
— Говорит, занят.
— Дай–ка мне. — Андрей взял трубку. — Военком? Говорит председатель комиссии по борьбе с бандитизмом комбриг Семенной. Вы чем заняты? Совещание? Отложите. Немедленно явиться в ревком!
В комнату вошел Хмель,
— Товарищ Семенной, конная сотня прибыла к ревкому.
— Бабич принял сотню?
— Так точно.
— Бывшие командиры арестованы?
— В подвале. Начальника гарнизона арестовать?
— Немедленно. Да вот и он.
Петров, бледный, немного растерянный, быстро вошел в комнату и, увидев Андрея, подошел к нему.
— Я начальник местного гарнизона. С кем имею честь разговаривать?
Андрей подчеркнуто вежливо козырнул.
— Председатель комиссии по борьбе с бандитизмом комбриг Семенной.
У Петрова от волнения дрогнули губы. Глаза с плохо скрываемой ненавистью смотрели в упор на Андрея.
— По какому праву вы распоряжаетесь моим гарнизоном, смещаете командиров и назначаете новых?
Андрей холодно ответил:
— Я сместил также и вас за организацию расстрела заложников. Потрудитесь сдать оружие.
— Меня?! Разоружить?! — Петров, не сдерживаясь больше, выхватил наган, но на его плечо легла чья–то тяжелая рука.
— Легче, легче браток! Ишь, какой нервенный? Андрей улыбнулся.
— Товарищ Бабич, разоружите его и обыщите.
— Слушаюсь, товарищ комбриг.
Два рослых казака сорвали с Петрова оружие. Бабич обыскал его карманы и положил на стол кожаный бумажник и серебряный портсигар. Петров посмотрел на Андрея, как затравленный волк.
— Товарищ комбриг. Я погорячился. Извините меня. Честное слово, я не виноват: я лишь исполнял распоряжение военкома.
Андрей, не отвечая, просматривал содержимое бумажника. Найдя там маленькую записку, он развернул ее и стал читать. Петров, следивший за каждым его жестом, побледнел и закусил губу. По мере чтения глаза Андрея загорались холодным блеском, а ноздри тонкого, с горбинкой носа расширились. Кончив читать, он бережно сложил записку и сунул ее в карман.
— Так вот вы кто, господин есаул!.. Бабич!
— Я, товарищ комбриг.
— Уведите арестованного, посадите его в отдельное
помещение и поставьте надежный караул.
Петрова увели. Андрей прошелся по кабинету, подошел к столу и сел в кресло.
— Так что ты скажешь, товарищ председатель, о расстреле заложников и об окружающих тебя людях?
Тот удрученно опустил голову. Потом глухо сказал:
— Самого меня шлепнуть надо. И где мне тут было разобраться… Что ни казак, то и бандит.
— Ну, ну! Поосторожней, я ведь тоже казак. Вот что, дай–ка мне ключи да собери заведующих отделами. Кстати, и комиссар пришел… Ты что же, комиссар, Советскую власть не признаешь? Ты кому здесь подчиняешься?
— Да я, товарищ комбриг, не…
— Я тебя спрашиваю, кому ты здесь подчиняешься?
— Ревкому…
— Ревкому? А когда тебя председатель ревкома вызывает, ты как ему отвечаешь?.. Где председатель ячейки?
— Сидит в подвале.
— Сидит… Эх ты, комиссар! Расстрел заложников ты утвердил?
— Так то ж бандиты.
— Бабы беременные — бандиты? Я спрашиваю, ты приговор утвердил?
— Я…
— Вот ты сам бандитом и оказался.
— Товарищ Семенной!
— Молчи. Кто тебе такие полномочия давал? Еще после этого комиссаром себя называешь. Комиссары — это лучшие люди нашей партии, а ты…
— Товарищ Семенной!
— Какой я тебе, бандиту, товарищ! Клади на стол оружие!
Андрей подошел к комиссару, снял с его головы фуражку и сорвал с нее красную звезду, положив на стол, и позвонил в колокольчик. В комнату вошел Бабич.
— Уберите арестованного.
— Товарищ Семенной! Не сажай. Пошли на любое дело… Заслужу, вот увидишь, заслужу!
Андрей стиснул зубы и отвернулся. Комиссара увели. Следом за ним вышел председатель ревкома с перекошенным от страха лицом.
Андрей остался один. Он взял ключи, оставленные председателем ревкома, и отпер ящик стола. По коридору раздался звон шпор и громкий уверенный голос. В комнату, широко распахнув дверь, вошел комбриг Сухенко.
— Рад, очень рад познакомиться. Слышал, как ты тут воюешь, и зашел.
Андрей удивленно посмотрел на Сухенко и встал.
— Комбриг Сухенко?
— Он самый. Молодец, ей–богу. — Сухенко протянул Андрею обе руки. — Так их, прохвостов, и надо. Особенно комиссара. Пьяница и сукин сын. Если помощь нужна, ты не стесняйся. Бери мою конвойную сотню… полк понадобится, полк дам.
Андрей с открытым недоверием взглянул на Сухенко, но, встретив его смелый взгляд и приветливую улыбку, крепко пожал протянутые руки.
— Спасибо. Понадобится помощь, приду. Садись. Твой штаб в Староминской?
— Да, пока здесь. Ведь мы на отдыхе. — Он достал вышитый шелковый кисет и сел в кресло возле стола.
— А я тебя, Семенной, помню. Под Харьковом ты мою бригаду здорово трепанул… Насилу ушел от тебя. — Сухенко расхохотался. — Ох, и зол я на тебя тогда был! — Он встал и серьезно посмотрел в глаза Андрею. — Мы были врагами, теперь мы друзья? Навсегда, надеюсь?
— Конечно, что за вопрос!
…Сухенко порывисто обнял Андрея.
4
Андрей сидит за столом и внимательно вслушивается в голос докладчика.
— …Водяная мельница, когда мы ее приняли…
«Где я слышал этот голос?» — напряженно пытался вспомнить Андрей, не отрывая пристального взгляда от докладчика.
— …Своими силами мы ее полностью отремонтировали и к началу сезона можем вполне обеспечить бесперебойный обмолот зерна для всего станичного юрта. — Худощавый, маленький старичок в грязноватом френче оглядел поверх очков присутствующих, словно ожидая одобрения.
«Фу, черт, да где я с ним встречался?!» — Андрей с досады сломал карандаш и, вытащив из серебряных ножен кинжал, стал осторожно срезать стружки.
Совещание кончилось поздно. Андрей подписал акт приемки дел и наконец остался один. Он сидел на подоконнике и смотрел, как в темном небе зажигались звезды. Вспомнилась юность. Вот такая же кубанская станица… то же ночное небо… такие же звезды… и песни любимой девушки.
Вспомнилась первая присяга и отправка на фронт. В Тифлисе дивизии был смотр. Седобородый генерал в серебристой черкеске, объехав фронт, обратился к казакам с напутственной речью. Грудь генерала была увешена крестами и медалями. Золотистый дончак нетерпеливо перебирал ногами, готовый каждый миг умчать седока.
Генерал говорил о войне, о славе казачьей, о долге казака… «Постой… нет, это немыслимо. — Андрей потер ладонью разгоряченный лоб. — Нет подстриженной бородки, орденов, дорогой черкески, но голос, голос… мягкий, красивый баритон, с легкой хрипотцой… Да нет, чепуха! Не может того быть. Ну, конечно, померещилось. А вдруг и вправду?»
Андрей порывисто подошел к телефону и взялся за ручку. Потом оставил ее с жестом досады.
— Нет, это просто нервы… Скоро черт знает что будет мерещиться, — проговорил он громко и, отойдя от телефона, сел в кресло, зевнул. «Однако пора спать, уж скоро полночь». Его потянуло домой. Вспомнил, что с утра ничего не ел. Зевнул еще раз и, склонив голову на руки, незаметно для себя задремал.
