Владимир Возовиков - Кедры на скалах
Обзор книги Владимир Возовиков - Кедры на скалах
Владимир Степанович Возовиков.
Владимир Григорьевич Крохмалюк.
КЕДРЫ НА СКАЛАХ
В здешних горах редко встречались большие деревья, но всякий раз, когда выпадал снег, Евгению Смирнову чудилось: за белым отрогом, что заслоняет горизонт, тянутся знакомые хребты в густых пихтовых гривах. И где-то там, над дорогой, под самые тучи вздымается скала из красноватого саянского гранита и синих сланцев, а над её обрывом – шеренга темно-зеленых кедров, похожая на воинский строй. Он, бывало, даже завидовал железной крепости этих деревьев, буравящих корнями гранит, противостоящих ураганам и грозам. Там, на высоте, открытые всем стихиям, они должны вырастать такими.
Сегодня ночная метель выбелила холмы горной полупустыни, и снова вспомнились оснеженные пихты и кедры далеких Саян. Казалось, и здешняя скупая природа решила принарядиться к празднику. «А ведь праздник-то действительно на пороге, – с удивлением подумал Смирнов. – Да какой праздник – Новый год!» Ну что ж, если люди о праздниках забывают, значит, не скучно живут. Да и спохватился командир вовремя: успеет организовать в роте новогодний вечер, написать благодарственные открытки для отправки родителям лучших солдат и сержантов. Хорошо бы к самодеятельности прибавить интересную викторину. Да стенгазету выпустить повеселее с большими портретами ротных отличников и героев последних учений.
Жаль, заместитель по политчасти в отпуске, но помощников и затейников найдется достаточно. Только надо сегодня же их озадачить, тем более что рота сегодня отдыхает. Этот редкий неурочный выходной она заслужила трудами на полигоне и тем, что раньше соседей закончила обслуживание машин.
Смирнов шел в роту не спеша, стараясь обдумать заранее, кому и что поручить, но мысли упрямо поворачивали в иное русло. Словно чьи-то далекие и близкие голоса оживали в мягком похрустывании снежка, наполняя душу той осветленной грустью, что посещает человека в предновогодние дни, когда он невольно оценивает прошедшее, отмечая памятью то главное, чем жил, что потерял и приобрел, чего достиг или мог достигнуть.
Вот он на вечерней улице большого города, в руке его – теплая девичья рука. «…Женя, ты пиши хотя бы раз в месяц, а уж я дождусь, только пиши, пожалуйста…» А вот – отец, приехавший проводить его в аэропорт. «…Ты, сын, главное помни теперь: ротный – это фигура, это человек самостоятельный, хозяин! Ты, главное, сразу себя покажи хозяином. И пиши. Я ведь тоже был ротным. Старшиной!»
Третью неделю лежат в столе незаконченные письма. Надо сегодня обязательно дописать…
А вот он ведет колонну роты среди желтых холмов предгорья по следу дозорной машины на липком каменистом суглинке. Как он старался тогда за всем уследить, как хотел заслужить доброе слово комбата, доверившего ему, старшему лейтенанту Смирнову, командовать головной походной заставой! Кажется, всё он делал правильно, но… Экипаж дозорной машины поздновато обнаружил засаду «противника», головной взвод попал под огонь. Спешив два взвода, Смирнов сам повел их в атаку, третий направил в обход сопки, через длинную гряду, для удара во фланг засады.
На длинном скользком подъеме решительной и дружной атаки не получилось, завязался упорный огневой бой. Когда же подошедшая батарея нанесла по засаде удар, «противник» отошел на новый рубеж обороны беспрепятственно, потому что водители обходящего взвода не сумели с ходу одолеть крутую гряду. Учение продолжалось, но впереди батальона действовала уже другая рота во главе с опытным командиром.
На разборе комбат пощадил Смирнова за молодость, но щадить ли ему себя самого? Откуда берутся посредственные командиры, бесцветные люди, вечные середнячки, которым стараются не доверять ответственных дел, поднимающих человека на самый гребень жизни? Не порождает ли их склонность к самооправданиям в служебных и жизненных неудачах с первых самостоятельных шагов. Оценивая каждый момент прошедших учений, он заметил: подчиненным его всё время чего-то чуть-чуть не хватало. Командиру дозорной машины – наблюдательности разведчика. Солдатам – горной закалки. Водителю обходящего взвода – мастерства, чтобы с ходу одолеть крутой гребешок. Командиру этого взвода – решительности. Догадайся он немедленно спешить людей и вывести их на гребень, взвод мог своим огнем задержать отход «противника», и весь бой сложился бы иначе.
– Солдат и сержантов я не могу винить, – сказал он офицерам роты. – Они старались. И у меня на этот счет такой взгляд: командир выигрывает бой вместе со своими подчиненными. А проигрывает его он только сам. Потому что учит и воспитывает людей – командир.
– Согласен с вами, – поддержал лейтенант Сергей Малышенко, заместитель командира роты по политчасти. – Кое-кто на погоду сетует, а нам просто закалки и мастерства не хватило. Меня тоже задело, что после первого боя на учении нас, по сути, во второй эшелон перевели. Тут вопрос нашей чести.
Самолюбие лейтенантов он задел, но главное было ещё впереди. Лишь неустанные труды выводят человека к цели, иного пути нет. А цель для себя он определил немалую: доказать, что рота может стать в батальоне ведущей.
Смирнов начал с оценки каждого занятия во взводах и отделениях. Дотошно разбирая методику офицера и сержанта, он добивался, чтобы у того постоянно возникал жесткий вопрос к себе: чему научил он своих солдат сегодня, в чём они стали увереннее и сильнее? Если положительного ответа не находилось, значит, время потрачено зря. Требовательности Смирнова стали побаиваться. Зато и уважение к нему росло.
Горы требуют от людей особой закалки – это говорил ему и прошлый опыт. На стрельбище, тактическом поле он сделал ставку на комплексные тренировки, когда солдат и сержант учится одновременно наблюдать за противником, применяться к местности, вести огонь, маскироваться, следить за соседями, развивает ловкость, выносливость и силу. Часто приходил на ротные занятия комбат – одобрял, давал свои советы. И лишь со временем Смирнов оценил помощь своего заместителя по политчасти.
Лейтенант Малышенко отлично стрелял из всех видов оружия, владел всеми профессиями, какие есть в батальоне. Появляясь на тренировках, он своим примером разжигал настоящую борьбу за первенство. В этой борьбе скоро выделился боевой актив, на который можно рассчитывать в самый трудный момент. В роте даже своя прибаутка сложилась: «Стреляй – как Зотов, води – как Ботов, бегай – как Диденко, ползай – как Войтенко, и отметит тебя лейтенант Малышенко». Он действительно умел отметить отличившихся – перед строем, на собрании, в стенной печати. Взводы и отделения ревниво следили за тем, чтобы в их числе был хотя бы один из лучших в воинской профессии – пулеметчик, гранатомётчик, снайпер, водитель или наводчик – оператор БМП. За этими лучшими потянулись все…
Смирнову вдруг припомнилась кривобокая сопка с неровными, словно изорванными, скатами. Солнце и раскаленные камни как будто сожгли воздух, и всё же в нём держалась мелкая, едкая пыль. Обходя опорный пункт «противника», рота поднималась на боковой гребень. Смирнов видел, как цепочки взводов залегают всё чаще, а время истекало. Он искал глазами командиров взводов. Догадаются ли сами, в чём теперь главное? Если в критический момент боя нужен огонь – сам ложись за пулемет! Надо прорваться сквозь трудный участок, – покажи пример, если даже придется первым пройти по минному полю!…
Он нашел их в цепи взводов – лейтенантов Галиулина, Ищука, Титкова. Понял: главное сейчас – хотя бы десятку стрелков выйти на гребень вовремя, а уж там они обеспечат выход всей роты. На фланге, где подъем особенно труден, впереди цепи оказался замполит, за ним тянутся сержант Зотов и рядовой Войтенко, те самые, о которых сложена прибаутка. И ещё десяток мотострелков опережают цепь: сержант Петраков, ефрейторы Титанов и Абаев, рядовые Серегин и Комаров… Коммунисты и комсомольцы, боевой актив роты – командирская опора.
В этот день Смирнов поверил, что рота в батальоне может стать ведущей, люди стремились к этому, старались доказать, что самую трудную задачу могут выполнить наилучшим образом.
Неделю назад прошло учение с боевой стрельбой, но не сама оценка, лучшая в батальоне, была дорога ротному. Всё получилось у него на этом учении – марш, атака, стрельба, маневр – вот самое дорогое. Лишь после всех волнений и тревог он понял, что пережил, может быть, самые счастливые часы своей командирской жизни. Не оттого ли немножко грустно, что эти часы уже позади? Впрочем, стоит ли грустить о таком? – ведь новый год впереди, а цель у него в наступающем году побольше прежней…
Рота в две шеренги стояла перед казармой на белой от снега площадке, и он словно увидел её новыми глазами. За последние месяцы глаз привык к выгоревшим кителям и защитным курткам, а тут – строгий ряд перепоясанных шинелей, блеск пряжек и звездочек, смуглые от загара, спокойные лица. Когда выслушал рапорт старшины и поздоровался с людьми, спросил, по какому случаю построение.
