Василий Белых - Моторы заглушили на Эльбе
Обзор книги Василий Белых - Моторы заглушили на Эльбе
В. Т. Белых
Моторы заглушили на Эльбе
Юношам — допризывникам, готовящимся к защите социалистического Отечества, молодым воинам Советской Армии — достойным наследникам боевой славы отцов и дедов — посвящаю.
АВТОРОтныне мы — однополчане
Моя первая встреча с однополчанами была несколько необычной. Она произошла 7 февраля 1944 года, в день прибытия в 1205-й самоходный артиллерийский полк, куда приказом начальника Главного политического управления Красной Армии после окончания курсов при Военной академии бронетанковых и механизированных войск я был назначен заместителем командира полка по политчасти.
Вечером того же дня после оформления документов в штабе и обстоятельной беседы с парторгом полка капитаном Михаилом Павловичем Пузановым мы пошли с ним в казарму.
Дневального у дверей казармы почему-то не было. Увлеченные оживленным разговором бойцы и сержанты не заметили нашего прихода. Они сидели и лежали на двойных плотно сдвинутых нарах, стояли в проходах.
Первым увидел офицеров молодой, среднего роста боец. Он поспешно одернул гимнастерку и, приложив руку к головному убору, представился: «Товарищ майор, дневальный по казарме красноармеец Плясухин!»
Разговор утих.
— Здравствуйте, товарищи! — приветствовал я красноармейцев и сержантов.
В ответ прозвучало нестройное:
— Здравствуйте…
— Здравия желаем, товарищ майор!
— Вечир добрый!
Окинув быстрым взглядом бойцов, я про себя отметил: команду «Смирно!» дневальный не подал, многие продолжали сидеть и лежать даже после прихода офицеров; обмундированы по-разному: большинство в форме танкистов (кое-кто даже в казарме не снял танкошлем), у иных на погонах эмблемы артиллеристов, саперов, стрелков; одни одеты по форме, словно в ожидании команды «Становись!», другие полураздеты, хотя время отбоя еще не наступило.
Тем не менее я принял стойку «смирно», взял под козырек и громко представился:
— Майор Белых. Назначен в полк заместителем командира по политчасти!
Бойцы оживились. Лежавшие, и сидевшие на нарах поднялись, приводя в порядок одежду.
— О чем разговор? Поделитесь со мной и капитаном Пузановым…
Вперед вышел высокий, стройный боец. Представился: «Сержант Сытытов!»
— Товарищ майор! — уверенно обратился он. — Говорят, что к нам на вооружение поступают семидесятишестимиллиметровые самоходные артиллерийские устауовки,[1] а у них тонкая броня, да к тому же вовсе нет крыши. Правда ли это?
— Правда. А что?
Сытытов не спешил с ответом. Зато его товарищи на все лады принялись обсуждать услышанную новость.
— Обсерватория, а не боевая машина!
— Открой брезент и считай себе звезды, мечтай!
— Романтика, словом!
— Н-да, это вам не KB…
— И не тридцатьчетверка!..
Признаться, подобные высказывания не удивили меня. В беседе при нашем знакомстве Пузанов предупреждал: некоторые бойцы весьма скептически оценивают новые самоходки. Полк еще только формировали. Пополнение прибывало с разных концов страны: одни — из госпиталей, другие — с курсов подготовки и переподготовки специалистов. Некоторые уже успели повоевать в прославленных танковых бригадах, корпусах. Гордились этим и искренне сожалели, что не удалось вернуться к своим побратимам-танкистам. Вечерами в казарме только и разговоров было о том, что, дескать, где уж самоходке тягаться с танком. И обычно большинство клонилось к тому, что самоходка — машина несерьезная, много с ней не навоюешь.
Выждав, когда «скептики» выговорятся, я спросил напрямик:
— Ну а кто из вас видел СУ-76? Может быть, водил ее, стрелял из ее пушки?..
Смущенно переглядываясь, бойцы молчали. Воспользовавшись некоторым замешательством и нерешительностью собеседников, я, так сказать, перешел в наступление.
— Вы правы: толщиной брони и огневой мощью СУ-76 уступает танку KB и тридцатьчетверке. И боевое отделение ее, действительно, сверху не имеет брони, прикрыто брезентом. Но ведь и назначение СУ-76 совсем иное! Это — мощное огневое средство непосредственной поддержки пехоты в наступательном и оборонительном боях. Подождите: получим самоходку, изучим ее тактико-технические данные, опробуем на боевых стрельбах, отработаем взаимодействие в экипажах, тогда и поговорим подробнее. Но говорить будем опять-таки о том, как лучше использовать в бою огневую мощь оружия, которое выковал для нас народ.
Бойцы внимательно слушали. Беседа явно увлекла их. И, главным образом, потому, что затрагивала вопросы, кровно волновавшие людей.
Я исподволь внимательно изучал лица моих новых подчиненных, мысленно подбирал слова, которые необходимо было сказать именно теперь, чтобы рассеять поселившееся в их сердцах сомнение: ведь с этими людьми предстояло идти в бой, и я хотел наперед знать, как поведут они себя в час смертельных испытаний.
— В каких частях вы воевали? — спросил я сержанта, который все время молчал, не высказывая своего мнения.
— В танковых…
— С коммунистом Долгушевым мы уже говорили о самоходках, — сказал Пузанов.
— А вы, красноармеец Плясухин?.
— Пока не воевал. Учился на курсах, на танкиста!..
— А вы, сержант? — обратился я к сидевшему на нарах бойцу с расстегнутым воротом гимнастерки, тому самому, который при встрече молвил: «Вечир добрый».
— Сержант Тавенко, — медленно поднимаясь и поправляя ремень, представился тот. — Был танкистом. На тридцатьчетверке воевал. Механик-водитель…
— А вот вас, сержант Тавенко, вряд ли послушается новая машина, — сказал я, критически осматривая бойца. — Придется перестраиваться, земляче!
— Перестроимось, товарищ майор! Ще й як перестроимось! — широко улыбаясь и застегивая пуговицы гимнастерки, добродушно и искренне ответил Тавенко.
Я невольно перевел взгляд на сержанта Сытытова. Он располагал к себе с первой минуты манерой держаться достойно, открытым взглядом приветливых глаз. Каким-то чувством я угадал в Сытытове единомышленника и, ощущая его молчаливую поддержку, твердо сказал:
— Чувство фронтового товарищества — святое чувство. Знаю, как дорога вам слава танковых бригад, корпусов и армий, в которых вы воевали прежде, Однако отныне мы — однополчане, и славу нашему полку надлежит завоевывать нам вместе.
Затем добавил:
— Оружием, в котором кое-кто из вас усомнился, комплектуются полки и бригады Резерва Верховного Главнокомандования. Надо ценить это. Воевать в нашем полку — большая честь.
Видимо, мои слова затронули души бойцов. Первоначальная сковывающая настороженность уступила место живому, неподдельному интересу: к новому оружию, которое предстояло освоить, к задачам, которые предстояло решать полку в будущих боях.
Конечно, я был далек от мысли, что одной беседой можно привить солдатам любовь к незнакомому оружию, коллективу части. То было лишь начало большой, кропотливой работы. Возвращаясь из казармы на квартиру улицами подмосковного рабочего поселка, я думал о том, что только при повседневной опоре на актив — коммунистов и комсомольцев — мы, командиры, политработники, сможем сплотить людей в единую боевую семью, готовую к любым испытаниям.
…Наутро посыльный сообщил, что меня вызывает командир полка (его прибытия все ждали со дня на день). Я торопливо собрался и вышел на улицу с мыслью: «Каков он, хозяин полка?»
Штаб был неподалеку. Через несколько минут, открыв дверь, я представился худощавому, среднего роста майору.
— Кириллов Евгений Павлович, — пожимая мою руку, назвался он.
Здесь уже собрались заместитель командира полка майор Анатолий Михайлович Андреев, начальник штаба майор Николай Сергеевич Ревва, заместитель по тылу майор Константин Андреевич Запорожский, заместитель по технической части капитан Петр Данилович Настыченко, парторг полка капитан Михаил Павлович Пузанов.
Разговор, прерванный моим приходом, возобновился. Речь шла, естественно, о ходе формирования, о людях, прибывавших в полк. Кириллов был немногословен, больше слушал других. О себе сказал коротко: кадровый офицер, танкист, воевал, имеет ранения и правительственные награды, в полк назначен из резерва.
— В процессе освоения техники и вооружения самоходной артиллерии нам придется заодно изыскивать наиболее эффективные способы ее применения, — подытожил он. — Давайте решим, где оборудовать парк для стоянки САУ. Мне сообщили в центре формирования: на днях они прибывают в полк.
Я информировал командира о своем первом посещении казармы, высказал мысль о необходимости принятия мер по укреплению дисциплины и наведению в подразделениях уставного порядка как первейшего условия успешного решения предстоящих задач. Кириллов меня поддержал. Этот вопрос стал предметом обсуждения на совещании офицерского состава.
