Игорь Рыжов - Питерский битник
В одном из них, слегка нарушая гармонию перпендикулярности отвеса конструкции, грациозно красовался литр «Сибирской»…
С утра–то ладно, как достать — не проблема: быстренько сбегали в коридор за стремянкой, выудили и Слава Богу!
После второй стопки всех прибило на тему того, как я её вчера туда затырил?
Все были и пили в этой комнате, стремянку, судя по пыли, никто не трогал минимум полгода, спали тут же.
Говоря словами Ватсона, в исполнении Виталия Соломина:
«Но, чёрт возьми, Холмс! Как???».
Оставалось только допустить, что у меня ночью, как у Карлсона, где–то в районе между лопаток и задницы, неожиданно вырос моторчик, когда все вышли я слевитировал к люстре, затарил рожок люстры продукцией и вернулся обратно.
А к утру пропеллер сам собой втянулся в спину.
Ответ на эту загадку мучает меня до сих пор.
Чудны дела алкоголиков, Прости Господи!
А я уже отбоялся! Но пить её почти бросил: когда троичный нерв воспаляется — могу, как прежде, литр убрать, в качестве анестезии, и ни в одном глазу не будет.
К алкоголям
Я принял литр водки,
А он меня не принял:
Взаимоотторжение:
Рыжов опять в грязи.
И вот я в околотке,
Лежу не на перине.
И каждое движенье
Изжогою грозит.
Алжирское вино — 1.
А какую алжирскую бодягу в коробках раз на Стремена завезли! Цена — как у трёх кефиров, литраж — 0.7, цвет — застарелой трофической язвы!
По причине дешевизны, Сайг, Эльф, Огрызок и рок–клуб пили её трое суток не просыхая, полностью истребив её запасы ещё в трёх сообщающихся магазинах: на Рубике, Колоколах и Пяти Углах.
Весь цимес заключался в том, что при проблёве и попадании на что–нибудь в окресте, она напрочь не меняла цвет, а напротив, окрашивала в свой, включая съеденные накануне продукты, невзирая на их исконную фактуру: всё становилось мрачно–однообразно фиолетовым.
Как–то Лёшка Охтинский, убравшись этой амброзией до готовности предстать перед Апостолом Петром, добрался–таки до Мити Люлина, жившего в ту пору ещё на Софье Перовской (интересно, они с Б. Г вообще осознавали, на ком они проживали?), с целью на постой.
В ночи, ощутив непреодолимое желание поделиться со всеми бродившим, и неприкаянным содержимым организма, понимая, что до дабла он всё это не донесёт, Лёшка рванул по линии наименьшего сопротивления — то есть блеванул в окно со второго этажа, задев при этом подоконник.
С утра он всё это вытер, извинился и растворился в прямоугольных лабиринтах Невского.
…Рассказ Мити Люлина (хозяина квартиры):
— Рыжов, спутя два месяца после Лёшкиного пришествия пятно на подоконнике появилось снова! Там же, на том же месте и в прежних очертаниях!
Я его ацетоном — а оно меня на хуй посылает! Затёр каким–то суперрастворителем, кто–то из художников подогнал, вроде исчезло, теперь со страхом дни отсчитываю!
Какой там Оскар Уайльд с его «Кентервильским привидением»! Пятно вылезло обратно через пару песяцев в той же позе и того же колорита.
Митя перепробовал всю известную и неизвестную ему химию, но спустя какое–то время оно упрямо пёрло наружу.
Оставалось только призадуматься о шаманах из Зауралья, из батареи под подоконником стало тихонько доноситься горловое пение.
Митя пустился на радикальные меры: содрал старую краску и выкрасил подоконник заново, облегчённо вздохнув на полгода.
К весне оно вылезло обратно.
Подоконник после красился ещё раза два, но с тем же результатом: ему здесь явно нравилось и оно требовало прописку! Дух Лёши Охтинского неистребим!
Митя давно переехал оттуда, а меня до сих пор, порой, мучает вопрос: как там нынешние поселенцы, в чёрную магию не уверовали?
* * *Алжирское вино — 2.
Ага, мы им, помнится, доглинтились до моей первой «белочки»: народ в комнату заходит, а я там сухой камышиной стадо ма–а–аленьких коровок пасу, чтоб не слишком разбегались, на ковре сидючи!
Потом всех уверял, что они от сушняка хорошо помогают: за хребтину взял (только с рогами осторожнее, бодаются, могут сухожилие поранить!), к верху копытами перевернул (с глазами осторожней!), ко рту поднёс, да всё вымя высосал!
Помню, ещё у всех просил, чтобы им травки принесли, а то они весь ковёр объедят…
* * *«Шартрез».
Из зелёноцветного, действительно, только «Шартрез» припоминаю!
Ей — Богу, концентрации был такой, что, помнится, с Бобковым и Колькой Аргентиной его из бутылки чуть ли не пальцем выковыривали!
* * *«Ежевичный ликёр»
Ежевичный ликёр — это вещь! Да чистой водочкой разбавленный, да на верхней полке холодильника отстоявшийся, над тарелочкой с нарезкой сыра, чуть слезу пустившего!…
* * *Вино полусладкое «Изабелла»
Еще были «фугасы» с потрясной розовой гадостью: «Изабелла»!
Слог «Б–Э–Э-Э!!!!» в данном и точном названии весьма длителен, протяжен и обилен!
Помнится в детстве, когда одно время проживал рядом со стадионом им. С. М. Кирова (для непитерских — там ЦПКиО через канал), прогуливая школу и разжившись сей амброзией, откушавших уже по батлу, пригласили нас зазывалы опробовать на себе, аки кроликах, новый аттракцион: колесо «Сюрприз», бесплатно, разумеется.
Кто подзабыл — это такая байда, которая начинает раскручиваться горизонтально и, набрав скорость, постепенно переходит в вертикальное положение.
Дабы народ центробежную силу на себе ощутил, бля! Физики недоделанные!
На халяву, и жопа — Клаудиа Шиффер, причём пообещали крутить не полторы минуты, а, сколько захотим.
Таблетки от жадности, недавно принятые, хором завопили нашими, тогда ещё не сорванными глотками: «До упора!!!»
Идиоты не учли только одного — детишки были в дымину пьяные!
Упор подкрался незаметно, когда колесо уже было под прямым углом и нами стали овладевать законы антигравитации.
Блевать первым начал Пашка, причём, начав процесс в верхней точке, он, совершив пол оборота, плюс поправка на движение, скорость и ветер, встретился с собственной же струёй, и, уклонившись от неё, добавил новую партию.
Я, вероятно из зависти, от всего сердца присоединился, и выразил всё, что накопилось.
Это был полёт двух душ наружу!
Мы расстались с выпитым, завтраком, вчерашним ужином, и, кажется обедом — какой там, на хер, вытрезвитель!
…Через 10‑ть минут, нас, с лицами оттенка морской волны на Кара — Даге, кое–как оттуда сняли…
Облёвано было просто всё в округе: от самого колеса, до будки для будущей продажи билетов. Кроме нас. Ни единого пятнышка!
Ни хрена нам не сказали в упрёк, только вслед посмотрели со значением…
Мораль: ибо не фиг из пьяных детей подопытных кроликов делать!
Одному предназначен «Агдам»
В запылённой зелёной посуде.
Никому я тебя не отдам,
И никто пусть за то не осудит.
Помнит враг, а, тем более, друг,
Гад, предатель, скотина и Морлок.
Как с утра или ближе к утру
Припадать к лебединому горлу.
И сжимать эту шею, сжимать,
Обнимая заветно рукою.
Желчь жестокую воспринимать:
Каждый знает, что это такое.
«Жизнь прах», — знает Бог, он не врёт,
Спи спокойно, напиток осенний!
А с утра твой настанет черёд
Даровать мне опять Воскресение.
ПОХМЕЛЬЕ
…В глазах песок. Время отправилось погулять, неопределимо ни визуально, ни на ощупь — часов не видно, те, кто рядом — не скажут ни за когда–нибудь.
Спать и встать — хочется одновременно, эрекции это не касается: то есть местами уже встал. Знакомый врач говорит, что это естественно, перед смертью организм стремится к соитию, дабы передать своё семя и продолжить свой род, у повешенных в штанах всегда находят наряду со следами дефекации и потёки последней поллюции. Не знаю, как насчёт продолжения рода, но в сортир хочется всеми отверстиями сразу. Всё желается оптом, не частями: по–большому, по- маленькому и вырвать часть души на родину обратно. Вспоминается фильм «На игле», где герой, будучи на ломах, не в состоянии подняться, лежак обставил тремя тазиками (или вёдрами?): для писи, для каки и для блевотины, очень хорошо его понимаешь.
Вариант один: разобраться в приоритетах естественных надобностей и медленно, на четырёх костях двигаться сразу в сторону туалета. Кстати, почему никто не додумался в сортирах на дверь внутри вешать писсуар (товарищи женщины, это такой небольшой унитазик, э-э, на уровне, так сказать, пояса, чуть пониже)? Писать и какать одновременно ещё можно, а вот для проблёва в синхронном варианте приходится туда с собой кастрюльку прихватывать, так удобней было бы, намного.
