Лидия Раевская - Мама Стифлера
Возле нашего с Анькой подъезда толпился народ.
— Вау! — Расширила глаза Анька. — Сколько людёв! Наверно, кто-то из окна пизданулся.
Мы захихикали. Слово «пизданулся» мы услышали недавно, и оно нам очень нравилось. Только пока не было случая, чтобы можно было его применить на практике.
— Яйца, яйца бы ему оторвать, пидорасу! — Голосила где-то в толпе тётя Клава из пятого подъезда. Я её по голосу узнала. — Чего удумал, уёбок! Это хорошо что Танька его спугнула!
Тут я услышала голос своей мамы, и напряглась.
— Стоим мы, значит, с Наташкой Козловой, и курим. — Начала моя мама, а я нахмурилась: не знала, что она курит, врунья. А мне ещё статью о вреде курения читала, и газетой по голове стучала. — Лидка ж у меня не знает, что я курю, поэтому мы с Наташкой на чердаке курим. И тут, значит, слышим — лифт приехал на девятый. И голос детский. Мы ещё думаем: кто это приехал? На девятом у нас одни алкаши живут, там детей ни у кого нету. И тут, значит, люк на чердаке открывается — и Маринка Клавкина там появляется. «Здрасьте, тёть Тань» — говорит. А по лестнице вниз уже грохот слышен. Я её спрашиваю, мол, ты что здесь забыла, Марина? А она мне: «А мне дяденька обещал тут котяток показать на чердаке, только почему-то убежал». Вы представляете, какой ужас? Я, конечно, сразу бегом вниз, а его уже и след простыл. Съебался извращенец!
— Эх, съебался наш извращенец… — Простонала стоящая рядом Анька, и я тоже с досадой плюнула на асфальт: — Блин, теперь про Маринку в газете напишут. Это нечестно!
— Ещё как нечестно. — Анька расстроилась не меньше. — Придётся теперь пораньше в школу выходить, чтобы извращенца поймать. И у Маринки спросить надо: она ему фотографию свою давала или нет?
Но с Маринкой мы так и не поговорили. Тётя Клава отправила её на три месяца к бабке в Тамбов. Зато с мамой у нас состоялся пятый серьёзный разговор, и первый — который без чтения статей.
— Лида… — Маму почему-то трясло, и пахло от неё табаком. — Сегодня на тёти Клавину Марину напал извращенец. Помнишь, мы только вчера об этом говорили?
— Помню. — Кивнула я. — Ты куришь на чердаке?
— Не твоё дело! — Огрызнулась мама, и занервничала. — Я очень редко курю. Скоро брошу. Ты помнишь, что делает извращенец?
— Показывает котят, и требует половую щель. — Ответила я, и вздохнула: — Ко мне он никогда не подойдёт.
— И слава Богу! — Нервно крикнула мама, и достала из кармана сигареты. — Я покурю тут, ладно? Разнервничалась. Ты ж у меня умная девочка, так что заруби себе на носу: никаких котят, никаких чердаков и подвалов, и никаких конфеток от посторонних не брать!
— Покури, чоуштам. — Важно ответила я, и подтянула рейтузы. — ты не волнуйся, я, если увижу извращенца — сразу в милицию пойду. Сразу же.
Неделю мы с Анькой выходили из дома в полвосьмого утра, и бродили в осенних потёмках возле школы, выискивая нашего извращенца. Его нигде не было.
— Это всё мама твоя виновата, — высказывала мне Анька, — Это из-за неё он испугался и убежал. Так что теперь хрен нам, а не фото в газете.
Я плелась рядом, опустив голову, и не возражала. А чо тут скажешь? Анька была стопроцентно права.
Тёмный силуэт у забора школы мы увидели не сразу. И заметили его только когда он приблизился и сказал:
— Девочки, можно с вами поговорить?
— О, — толкнула меня локтем Анька, — смотри: с нами взрослый дядька поговорить хочет. Надо у него будет спросить: не видал ли он тут извращенца?
— Здрасьте. — Сказала я дядьке, и с интересом на него уставилась. На извращенца он был совсем не похож. Дядька как дядька. Ни бороды, ни усов, ни пиратского ножа на поясе. Говно какое-то, а не извращенец.
— Девочки… — Сбивчиво начал дяденька, — можно я сейчас подрочу, а вы посмотрите? Только не убегайте, я вам ничего плохого не сделаю.
— И котят не покажете? — Посуровела Анька.
— И в щель половую не полезете? — Насупилась я.
— Нет! — Истерично выкрикнул дядька, и начал расстёгивать штаны. — Я только подрочу!
— Ну что скажешь? — Я посмотрела на Аньку?
— Путь дрочит, чоуштам. Всё равно до звонка ещё двадцать минут. Хоть посмотрим чо это такое.
Дядька тем временем достал из штанов хуй, и ритмично задёргал рукой.
— Фигасе у него письку разнесло… — Присвистнула Анька. — ты у мальчишек письку видала?
— В саду только. Лет пять назад.
— И чо? Такая же была?
— Не… Та была маленькая, на палец похожая, только остренькая на конце. А это колбасятина какая-то синяя.
— А может, это и не писька вовсе? — Предположила Анька, и подёргала дядьку за рукав:
— Это у вас писька или нет?
— ДАААА!! — Прохрипел дядька, и задёргал рукой ещё динамичнее. — ПИИИСЬКА!!!
— Охренеть. Бедный дядька. — Анька сочувственно посмотрела на дрочера, и погладила его карман. — Кстати, а что он делает?
— Мне кажется, он хочет нас обоссать… — Ответила я, и на всякий случай отошла подальше от дядькиной письки.
— Дурак он штоле? — Анька тоже отодвинулась. — А обещал только подрочить. Ты знаешь что это такое?
— Ну… — Я задумалась. — Наверное, то же самое, что и поссать. Только зачем ему это надо — не знаю. Надо его спросить: когда он уже, наконец, поссыт, и тогда мы с ним поговорим об извращенце. Может, он его видел?
— Дяденька, — Анька встала на цыпочки, и похлопала мужика по щеке: — Вы, давайте, быстрее уже дрочите, а то нам с вами ещё поговорить надо, а звонок уже через десять минут. Долго ещё ждать-то?
— Блять! — Грязно выругался дядя, и стал убирать свой хуй обратно в штаны. — Дуры ебанутые!
— А чой-та вы тут матом ругаетесь? — Возмутилась я. — Мы, между прочим, дети! Вы обещали только подрочить, а сами матом ругаетесь. Мы на вас в милицию пожалуемся!
— И скажем там, что вы нам обещали котяток показать, и в щель половую залезть. — Анька тоже внесла свою лепту. — Ходят тут всякие, извращенцами прикидываюся, а сами даже письки нормальной не имеют.
— Действительно. — Поддержала я подругу. — А то мы прям писек мужицких никогда не видали, и не можем отличить человеческую письку от тухлой колбасы.
— Ебанашки! — Дядька дрожащими руками застёгивал ширинку, и продолжал ругаться: — Блять, нарвался на извращенок! Повезло!
— Кто извращенки? — Я сделала стойку. — Мы? Мы с Анькой извращенки?!
— Полнейшие! — Дядька повернулся к нам спиной. — Дуры интернатские!
— Анька… — Я повернулась к подруге, — Ты поняла, чо он сказал?
— Конечно, — Анька подпрыгнула, встряхивая ранец за своей спиной. — он сразу понял кто мы такие, и кого ищем. Сам, поди, извращенца нашего тут вынюхивает, тварь. И это не писька у него была, а самая настоящая половая щель! Знает, на что нашего извращенца приманивать!
— Ещё раз его тут увидим — палками побьём! — Я обозлилась. — И щель отнимем.
— Да так, чтобы он пизданулся! — Анька ввернула наше любомое слово, и мы захихикали.
— Плохо, конечно, что мы сегодня извращенца не нашли. — Я толкнула железную калитку, и мы вошли на школьный двор. — Но можно будет в выходные полазить по подвалу и чердаку. Может, он там где-нибудь живёт?
— Можно. — Согласилась Анька. — На всякий случай, колбасы с собой возьмём. Надо ж его на что-то ловить?
— Хорошо б ещё половую щель где-то раздобыть. Щель он любит больше, чем колбасу.
… Под трель школьного звонка мы с Анькой уверенно вошли в двери своего третьего «Б» класса.
До встречи с извращенцами, пытающимися запихать нам под музыку Тома Вейтса в половую щель консервированную вишню, с целью вынуть её обратно и сожрать — нам оставалось чуть больше десяти лет…
Эпизоды с ментом (Из цикла «Мои любимые фрики»)
30-06-2009
Кто-то коллекционирует магнитеки на холодильник, кто-то плюшевых поросяток с китайской музыкальной начинкой, а кто-то и ретро-автомобили за многаденег.
Я же когда-то коллекционировала фриков. Ну, и китайских поросяток тоже.
Причём, в коллекцию мою и те, и другие попадали как-то сами по себе. Я особых усилий никогда не прилагала.
Или же так считала.
А вот поросятки были какбэ отличительным знаком фриков, это я уже лет через десять поняла. Когда посчитала количество подаренных мне хряков, и разделила их на количество своих коллекционных упырей. Полученный коэффициент был равен единице.
Нет, друзья. Мои фрики не были лысыми татуированными трансвеститами в латексе. Они не пели песню «Белая стрекоза любви», и не считали себя шестым воплощением товарища Ким Ир Сена на Земле.
Нет.
Всё было гораздо сложнее.
То, что это были фрики — я начинала понимать слишком поздно. Когда на отдельной полке в моей квартире поселялся очередной китайский свин, а подруги переставали ходить ко мне в гости и даже звонить по телефону (ещё одной отличительной чертой моих фриков была их способность пугать своим поведением моих друзей, включая даже Ершову — человека с железобетонными нервами).
