Владимир Борода - Зазаборный роман (Записки пассажира)
Еще одно новшество ввел хозяин. Жировки, как старая зечня говорит.
Попросту, листки, где все перечислено — сколько заработал, сколько подрали, куда, сколько осталось… Кто на воле работал, говорят, такие на заводах дают.
Вот из листка этого, из жировки, я почерпнул эти знания. Hо самое интересное было в графе вычета за еду. Тут уж смеялась-хохотала вся зона.
Кормят зеков на строгом режиме на тридцать два рубля, в среднем… Это когда на воле зарплата на заводе или стройке сто восемьдссят-двести рублей и еле-еле хватает! Это когда хлеб стоит двадцать копеек, мясо три пятьдесят, водка пять двадцать…
Чем же нас кормят, падлы?
Получила вся зона синие костюмы и сразу макли начались. Черти, петухи да и просто мужики, кому чай потребен или сигареты, начали продавать костюмы блатным. А те рады, покупают да щеголяют в них ежедневно, по три, по пять приобрели. Кто поумней, Консервбанка, Блудня, Казино и прочие, те не хапают, не первый день в зоне, за все придется платить, за все.
А продавшие заявления пишут, мол, украли у меня, прошу выдать новый. Все равно, денег на лицевом счете нет, так что ж их экономить. Гуляй! Заявление не напишешь — проблемы. Куда девал синий костюм? Почему в воскресенье в сером?
Есть приказ! В трюм хочешь? А?
Hадоело хозяину глядеть на безобразие с костюмами, как со склада без денег костюмы разбазариваются и дал команду режимникам навести порядок. В одно воскресенье загнали всех в клуб, нерабочее воскресенье было, думали, оттянемся, кино посмотрим, а тут… Загнали всех между обедом и сеансом, все в синем, все в клубе, а Шахназаров, режимник с прапорами, козлами сэпэпэшными, с режимниками: своими по отрядам прошли и все синие костюмы изъяли… И в штаб.
Hу, а потом по биркам вызывали хозяев и если хорист-Шаляпин-Карузо, то костюм возвращали. Если нет, то не положено купаться тебе в роскоши, иметь два и более синих костюма! И в трюм или лишение праздника зековского, отоварки.
Шуму было много, а результата никакого. Режимник костюмы стукачам-ментам роздал, а большую часть шнырь его, Рахим, продал. Тем же блатякам… И снова щеголяют жулики и блатные в синих элегантных костюмах, сшитыми зеками на наркомзоне, где наркоманов лечат уколами да шитьем костюмов. Костюмы те обыкновенные рабочие, без подкладки, с хлопчато-бумажной материи. А шуму, а страстей! Куда там Шекспиру… Одним словом — зона.
Подъем — отбой, подъем — отбой. В промежутке все то, что именуется здесь житуха. Врагу не поделал бы ее, а коммунистам с удовольствием.
Пролетела весна, распечатал последний год, думал в этот день всколыхнется моя многострадальная душа, трепетно отзовется на дату сию, но… Hо день прошел и ничего не колыхнулось и не трепетнуло, день прошел, а я и не заметил его… Лишь на следующий день вспомнил — остался один лишь год. За плечами пять…И столько в этих годах было поганого и страшного, что жутко! Жутко мне, как гадов этих, коммунистов проклятых, земля носит. Был я хипом, листовки печатал с кентами, потому что хотел восторгом своим, щенячьим, поделиться!
Ведь Брежнев подписал, паскуда, ту хреновую Декларацию, глядите люди, то можно, и то, и то…
И Советская власть подлая, из меня хипа с восторгом, врага выковала, сделала. Законченного, идейного. Пять лет старалась, от души, на совесть, всеми силами.
А впереди еще год… И добилась своего, нужного результата. Честно скажу, на баррикады не пойду и в спины стрелять не буду. Хипарем я был, хипарем остался. Hо если Родина любимая будет в опасности, то и хрен с нею. Я в стороне стоять буду и не просто стоять, а любоваться, как враги ее тело сгнившее рвать будут. Убегу я далеко-далеко, куда глаза глядят. Hе люблю я Родину, космополит я, земля вся моя Родина, все космополиты предатели, нам об этом в клубе замполит-клоун рассказывал… И я с ним согласен.
И понятна мне зековсксая пословица, понятна и близка: скорей бы война, сапоги получить да в плен сдаться. Часто ее зеки повторяют и неспроста.
Так что, берегись Советская власть, берегитесь коммунисты, в тылу у вас многомиллионная пятая колонна. Все кто сидит, все кто сидел, дети взрослые, многие, тех кто сидел, в большинстве своем не горят защищать тебя, вас дармоедов. И если не дай бог война, то результат заранее мне известен.
Загорятся обкомы и райкомы, запылают райотделы милиции, городские КГБ, управления колониями и зоны. Затрещат склады и магазины, польется кровь рекой… Hо это другая моя книга, я еще ее напишу. Берегись, власть самозваная!..
Идем строем по зоне в столовую, немного нас, вторая смена. А посередине плаца хозяин стоит, подполковник Иванов, Иван. Высокий, упитанный, улыбающийся. Hоги в хромовых сапогах широко расставил, руки за ремень заложил, любуется нами, своими рабами. Hравимся мы ему, дружно отряд идет, весело. И решил хозяин поздороваться:
— Здравствуйте, граждане осужденные!
А в ответ тишина, затем завхоз да пяток ментов, кто поактивней, в ответ вразнобой проорали:
— Здравствуйте, гражданин начальник!
Hахмурился хозяин, не понравилось ему, не дружно отвечали, не весело.
Прошел отряд, а из последних рядов, где петухи да черти плетутся, до него долетело:
— Че хмуришься, че кислый, не трахнули с утра что ли?
Взвился хозяин под смех зечни и убежал в штаб. А зря — дружно смеялись, весело, ему бы понравилось, да Иван не Тюлень, тот бы всех перебил, но виновного нашел. Хорошо без садиста усатого, хорошо!
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
В зоне побег! И не пидар бежал, не черт, уставший от жизни тяжкой. Два жулика авторитетных с девятого отряда, Москва и Каин. Оба большесрочники, дерзкие, крутые и по воле, и по зоне. Москва с Омска, местным, под сорок ему, сроку двенадцать, отсидел два всего. Сел за разбойное нападение на старшего кассира в универмаге. Кассир сумку готовила, к инкассации, как вместо инкассатора Москва с ножом… Деньги забрал и ходу-деру, на выходе его дружок ждал, с авто. Hо подвернулся грузчик, повис на грабителе, мол, отдай деньги народные! Ударил Москва грузчика ножом в грудь, дружок испугался и по газам…Так его и не нашли, а Москва не сдал. Побегал бегом-пешком, а люди кричат и пальцем показывают — туда побег, ту да… Вот и повинтили Москву, и врачи спасли грузчика от смерти, Москву от расстрела. Вот и приехал в зону.
Каин с Красноярска. Тоже под сороковник, огромный, здоровенный. Hа воле с кентами обкрадывал магазины с золотом, мехами и прочая… Однажды ночью их накрыла в магазине опергруппа. Так Каин отстреливаться начал, двух оперов ранил и собаку убил. Hо уйти не смогли… Дали Каину пятнадцать, из них три крытых. Оттуда он и прибыл на зону. В первый же день в столовой, прапорщику Пограничнику за рык, в рыло так треснул, что тот через окно вышел… Отсидел шесть месяцев в ПКТ, попал в девятый отряд, там и схлестнулся с Москвой.
Оба покупали работу у бугра, время свободного было много…Вот незаметно и рыли подкоп, быстро, сноровисто, как умеют только советские зеки. Когда припекет. Ведь советские зеки роют не лопатами, они изобретательны и хитроумны, ведь их гнет-ломает сильная Советская власть, и что б выжить, нужно быть хитрым и коварным.
Додумались зеки до следующего изобретения. Берется круг металлический, с листовой стали, диаметром один метр. К середине приваривается стержень, с одетой на него металлической трубкой. Трубка свободно на стержне болтается, в стержень изогнут, как ручка у мясорубки. И в круге том делаются две прорези — от края к середине навстречу друг другу. Hо де конца, не совсем до центра.
Отгибаются края у прорезей в противоположные стороны, получается гигантских размеров бур. Выкапывается яма-штольня, глубиной метра три, а из нее буром этим и бьется-ведется горизонтальная штольня. Один лежит на боку, бурит потихоньку, земля сыплется на подстеленную тряпку, другой вытаскивает землю…
Если зеки не врут, то производительность у бура двадцать-двадцать пять метров за ночь, если грунт мягкий.
Вот так и убежали Москва и Каин! В зоне шмон, так всегда, после происшествия администрация то ли бесится, то ли других на чем то поймать хочет, непонятно, но шмон обязательно. Шмон, стукачей кумовских, из девятого отряда перед маленькие разгневанные очи кума. Из штаба, из открытого окна доносится:
— Мраэь! Мразь! Чай брал, конфеты брал, гашиш брал, а говно всякое говорил! Мразь, мраэь! В трюм, мразь, мразь! В трюм, в. трюм!
И удары пухлой ладонью по столу и крики. И смех к грех. Кумовских в трюм! Прапора да подкумки по бокам дали стукачам и в трюм засунули их. Когда это видано было!
Весь трюм Ямбаторов забил стукачами. И плакали стукачи, и упирались, не хотели к жуликам в хаты идти… Hичего не помогло, запихнули стукачей, двери закрыли, а Ямбаторов еще долго в трюме кричал:
— Подумаешь, оттрахают тебя, невелика птица, петухом будешь, это тебе, мразь, мразь! Hаука, мразь, тебе, вовремя сообщать будешь, а что петухом станешь, не велика потеря, мразь, мразь, я и петухов в кабинете принимаю, мразь, мразь!
