Хантер Томпсон - Страх и ненависть в Лас-Вегасе (Новый перевод)
Я подошел к нему с поднятыми руками, изображая улыбку. «Ты навернулся, – сказал я. – Пойдем».
В этот раз на нас действительно все смотрели. Но этот болван не двинулся с места, а я знал, что будет, если я схвачу его.
– Ладно, стой здесь, за тобой сейчас придут. Я пошел.
Я быстро зашагал к лестнице, не обращая на него внимания.
На него это подействовало.
– Видал? – спросил он, поравнявшись со мной. – Какой-то козел пнул меня в спину.
– Наверно бармен, – сказал я. – За то, что ты сказал официантке.
– Господи! Давай выбираться отсюда. Где лифт?
– К лифту не подходи. Они только этого и ждут … запрут нас в стальном ящике и спустят в подвал. – Я обернулся, но никто за нами не шел.
– Не беги. Им нужен только повод, чтобы расстрелять нас.
Он кивнул, вроде понял. Мы быстро миновали большую аллею аттракционов: тир, тату-салоны, менялы и сладости, прошли ряд стеклянных дверей и спустились по газону к стоянке, где нас ждала «Большая красная акула».
– Поведешь ты, – сказал он. – Кажется, со мной что-то не то.
7. Параноидальный ужас … и жуткий призрак содомии … сверкание ножей и зеленые воды
Доехав до «Минт», я припарковался напротив казино, за углом у автостоянки. Не стоит лезть на рожон в вестибюле. За пьяных мы никак не сойдем. Мы оба перевозбуждены. Повсюду вокруг нас чрезвычайно угрожающие вибрации. Мы кинулись бегом через казино и дальше вверх по эскалатору в конце зала.
До номера мы добрались никого не повстречав – но замок не отпирался. Адвокат отчаянно с ним возился. «Суки, поменяли нам замок, – застонал он. – И наверняка устроили обыск в комнате. Господи, нам конец». Вдруг дверь распахнулась. Мы замерли, потом метнулись внутрь. Всё чисто. «Запри дверь на все засовы», – сказал адвокат. Он разглядывал два ключа от номеров. Подняв ключ с номером 1221 он спросил: «А этот откуда?»
– Номер Ласерды, – сказал я.
Он улыбнулся: «Да, точно. Я решил, пригодится».
– Зачем?
– Давай поднимемся к нему и вытащим его из постели струей из пожарного шланга, – предложил он.
– Нет, лучше к нему не соваться. У меня такое чувство, что он нас почему-то избегает.
– Ты прикалываешься? Этот португальский сукин сын опасен. Он следит за нами как ястреб. – Он искоса посмотрел на меня. – Ты что, с ним сговорился?
– Я позвонил ему, пока ты мыл машину. Он сказал, что сегодня ложится, чтобы завтра быть на старте к рассвету.
Адвокат не слушал. Он издал страдальческий вопль и ударил в стену кулаками.
– Вот козёл! Я знал! Он завладел моей женщиной!
Я рассмеялся: «Та блондиночка со съемочной группой? Думаешь, он отымел ее в задницу?
– Правильно, смейся! Вы белые все такие. – Он уже успел открыть новую бутылку текилы и пил ее большими глотками. Потом схватил грейпфрут и разрезал его пополам стальным охотничьим ножом с острым как бритва лезвием.
– Откуда у тебя нож? – спросил я.
– Принесли из обслуживания номеров, я попросил. Чтобы резать лаймы.
– Какие лаймы?
– Лаймов не было. Они в пустыне не растут. – Он порезал грейпфрут на четыре части, потом на восемь, потом на шестнадцать … потом стал кромсать их на ошметки. – Вот козлина, знал ведь, надо выйти с ним поговорить, пока была возможность. А теперь она с ним.
Я помнил ту девчонку. Несколькими часами ранее у нас с ней в лифте вышел конфуз: мой адвокат свалял дурака.
– Вы, наверно, гонщик – сказала она. – В каком вы классе?
– Классе? Каком нахуй классе?
– На чем вы ездите? – спросила он поспешно улыбнувшись. – Мы снимаем гонку для телевидения, и могли бы вас использовать.
– Меня использовать?
Матерь Божья, подумал я. Началось. В лифте было полно народу, мы поднимались с этажа на этаж очень медленно. Когда мы остановились на третьем, его трясло. Еще пять …
– Я езжу на больших мотоциклах, – вдруг вскрикнул он, – невъебенных.
Я засмеялся, чтобы разрядить обстановку. «Винсент блек шэдоу, – сказал я. – Мы в заводской команде.
В толпе послышался грубый недовольный ропот. «Херня», – сказал кто-то сзади.
– Минуточку! – крикнул адвокат … . Потом, повернувшись к девушке: «Простите, мадам, но сюда, кажется, затесался какой-то невежественный ушлепок, который напрашивается, чтобы ему вскрыли ебало».
Он запустил руку в карман черной синтетической жилетки и повернулся к толпе сзади. «Ну что, пидоры бледножопые, кого тут покоцать?»
Я следил за индикатором этажей. Лифт остановился на седьмом, дверь открылась, но никто не двинулся с места. Мёртвая тишина. Двери закрылись. Восьмой … В кабине ни звука, ни движения. Только двери начали закрываться, я шагнул вперед и выдернул его за руку. Как раз вовремя. Двери сомкнулись, и лифт поехал на девятый.
«Бегом в номер! – сказал я. – Эти гады вызовут копов!» Забежав за угол, мы оказались у двери номера. Адвокат безудержно хохотал. «Обстремались. Видал? Обстремались. Как крысы в клетке!» Когда мы заперли дверь на засов, он перестал хохотать. «Чёрт! Теперь всё серьёзно. Девчонка поняла. Она в меня влюбилась».
Теперь, по прошествии нескольких часов, он убедил себя, что Ласерда, так называемый фотограф, каким-то образом овладел девчонкой. «Давай поднимемся к нему и кастрируем уёбка, – сказал он, оскалив зубы и выписывая восьмерки своим новым ножом. – Это ты ему сдал ее?»
– Так, – сказал я. – Убери-ка свой ножик подальше и поди протрезвись. Я поставлю машину на стоянку.
Я медленно попятился к двери. За долгие годы общения с наркоманами ты понимаешь, что всё серьезно. Ты можешь повернуться спиной к человеку, но никогда не поворачивайся спиной к наркотику – особенно если он размахивает острым охотничьим ножом перед твоим лицом.
– Прими душ, – сказал я. – Вернусь через двадцать минут.
Я быстро вышел, заперев дверь на ключ и прихватив с собой украденный моим адвокатом ключ от номера Ласерды. Вот бедняга, думал я по пути к лифту. Его отправили сюда выполнять совершенно нормальное задание: фотографировать гонки мотоциклов и багги в пустыне, а он, сам того не подозревая, очутился в запредельном для его понимания чудовищном мире. Он ни за что не разберется, что тут происходит.
Что мы здесь делаем? В чем смысл это поездки? Неужели меня в самом деле на улице ждет большой красный кабриолет? Катаюсь ли я на эскалаторах гостиницы в каком-то наркотическом угаре или же я приехал в Лас-Вегас, чтобы сделать репортаж?
Я запустил руку в карман: ключ с номером 1850. Хоть что-то реально. Итак, сейчас мне надо поставить машину и вернуться в номер … а потом хоть как-то прийти в себя, чтобы разобраться с делами, которые возникнут утром.
С эскалатора в казино ? вокруг игорных столов по-прежнему толпы. Кто эти люди? Что за лица? Откуда они? Карикатуры на торговцев подержанными машинами из Далласа. Но они настоящие. И их чертовски много – все еще стоят вокруг игорных столов в городе посреди пустыни и что-то кричат в четыре тридцать утра в воскресенье. Все еще дрочат на Американскую Мечту, на образ Большого Выигрыша, вырисовывающегося в предрассветном хаосе затхлого казино.
Большая удача в «Силвер-сити». Обыграй крупье и вернешься домой богачом. Почему бы и нет? Я остановился у «Денежного колеса» и поставил доллар на Томаса Джефферсона … двухдолларовая банкнота-фрик11, как всегда думая, что инстинкт не подведет.
Не тут-то было. Еще два бакса в трубу. Сволочи!
Ну же, успокойся. Научись радоваться и проигрышу. Главное – сделать правдивый репортаж, всё как есть, остальное оставим журналам «Лайф» и «Лук» – по крайней мере пока. Съезжая вниз на эскалаторе, я увидел журналиста «Лайф», скрючившегося в телеграфной будке – он что-то вещал какому-то перевозбужденному роботу в конторской ячейке на том побережье. Вроде того: «Лас-Вегас на рассвете – Гонщики еще спят, пыль еще не осела над пустыней, 50000 призовых покоятся в темном сейфе Дель Уэбба в сказочном отеле «Минт» в самом сердце Центра Казино. Обстановка чрезвычайно напряженная. На месте группа журнала «Лайф» (как всегда в сопровождении отряда полиции…) Пауза. «Да, я сказал полиции. В конце концов, это специальный репортаж для «Лайф»…»
Красная акула стояла напротив казино «Фримонт», где я её и оставил. Я отвёз её в гараж – «машина доктора Гонзо, всё в порядке, если у ваших сотрудников появится свободная минутка – пусть натрут её воском к утру. Да, конечно, запишите в счёт номера».
• • •
Когда я вернулся, адвокат был в ванне. Погруженный в маслянистую зеленую воду – раствор каких-то японских солей – он прихватил их в сувенирной лавке гостиницы вместе с новым радиоприемником, теперь включенным в розетку для электробритвы. На полную громкость. Какая-то херня под названием Three Dog Night про лягушку Иеремия, желавшую принести «Радость всему миру».