Виктор Пелевин - Бэтман Аполло
К счастью, на самолете был душ со всем необходимым. И чистая одежда — дубликат того костюма, в котором я прилетел. Но в первую очередь я состриг отвратительные загибающиеся ногти, очень затруднявшие любое действие руками. Сбривая бороду, я порезался — мне никогда раньше не приходилось иметь дела с такой длинной щетиной.
Бортпроводник в синем хитоне и легкой золотой маске уже не отворачивал от меня лицо — что вполне меня устраивало.
— Сколько времени я провел на корабле? — спросил я.
— Не могу знать, — ответил он.
Я понял, что это мог быть уже совсем другой проводник.
— Сейчас что — лето, осень?
— Зима, — сказал проводник.
— А какого года?
— Четыре тысячи триста девяносто шестого.
— Ты чего, шутишь со мной? — спросил я зло.
— От основания Вавилона, — сказал он, сгибаясь в испуганном поклоне.
Я почувствовал себя неловко. Проводник был обучен прислуживать высшей вампирической элите — и если он так говорил, значит, именно это летоисчисление считалось официальным в среде undead. Вокруг меня были прекрасно справляющиеся со своими обязанностями кадры. Неадекватен был я сам.
— Ну да, да, — сказал я. — Спасибо, мужик. Помнишь.
Халдей протянул мне флакон в виде двуглавой мыши.
— Вызывает Москва.
Я выдернул пробку и опрокинул флакон в рот. В нем, как всегда, была только одна капля.
Проводник попятился, открыл дверь для персонала ловким ударом зада — и исчез в пилотской кабине, словно боясь случайно услышать, о чем я буду говорить с пустотой.
Передо мной возник Энлиль Маратович в черном спортивном костюме. Он висел в своем хамлете. Было непонятно, видит он меня или нет — а сам я не хотел его тревожить. Несколько минут прошли в тишине. А потом он открыл глаза.
— Рама! Как дела?
— Как сажа бела, — ответил я угрюмо.
— Ага, — сказал он. — Я знал, что все будет хорошо. Извини, не предупредил, что могут быть… Задержки и осложнения. Сам понимаешь…
— Понимаю, — отозвался я, — как не понять. Мне теперь надо совершить какой-то подвиг. Что это? Зачем?
Энлиль Маратович развел руками.
— У бэтмана свои причуды, — сказал он. — Тут тебе никто не поможет. Должен придумать сам.
— А вы его совершали?
— Совершал. Только не спрашивай как.
— Почему?
— Ты не можешь это повторить за мной или другими. Если я расскажу про свой опыт, я только тебе помешаю. Задачу надо решить самостоятельно. В тебе должен проснуться дух вампира.
— Но как?
— Могу только намекнуть, — ответил Энлиль Маратович. — Тебя лишили Древнего Тела. Поставь себя в такие условия, чтобы оно оказалось тебе очень нужным. Но с крыши прыгать я бы на твоем месте не стал. Не факт, что сработает. Тут нужно другое…
— Что именно?
— Сделай самое искреннее, что можешь. Вырази всю боль своего сердца и всю его страсть. И еще… Надо презреть опасность и показать силу духа. Это должно быть опасно.
— А насколько?
— Ну не так, чтобы слишком. Мы все-таки вампиры, а не камикадзе.
— Можно конкретнее?
Энлиль Маратович покосился куда-то в сторону.
— Нельзя, — сказал он. — Думай.
— Полагаете, Аполло слушает?
— Вряд ли. Но помнить про такую возможность надо всегда…
Энлиль Маратович почувствовал, должно быть, что выглядит не слишком солидно, и прокашлялся.
— Ничего, крепись. Через это все прошли. Я имею в виду, кто вернулся.
— А что, были такие, кто не вернулся?
— Почему «были», — сказал Энлиль Маратович. — Они и сейчас есть. В некотором смысле. Корабль большой, сам видел… Да ты не бойся, Рама. Справишься. Только не затягивай с этим. Ты мне нужен внизу. Иштар опять нас вдвоем на ковер вызывает.
Я только вздохнул.
— Ладно, хватит об этом, — сказал Энлиль Маратович. — Тебе конверт дали?
— Дали, — ответил я.
— Открой.
— Прямо сейчас?
Энлиль Маратович кивнул.
Я взял желтый конверт, аккуратно, чтобы не повредить содержимого, оторвал его край — и вынул оттуда еще один конверт, поменьше. Он был густо покрыт бессмысленными черными закорючками — примерно как на банковских вкладышах с пин-кодом.
— Этот тоже.
Я задержал дыхание, готовясь к тому, что будущее вот-вот ворвется в мой мозг, разорвал второй конверт и вынул из него сложенную вдвое бумагу.
— Раскрой.
Бумага была покрыта клинописью. Если в этих вытянутых узких треугольниках, похожих на повернутые друг к другу наконечники стрел, и скрывался смысл, мне он был недоступен.
— Я ничего не понимаю, — сказал я.
— Зато я понимаю, — ответил Энлиль Маратович.
— Это на каком языке? — спросил я.
— На верхнерусском. Местами на английском. Просто записано нашим внутренним шифром. Чтобы случайные люди не поняли… Про мультикультурализм слышал? Вот это он и есть…
Я вспомнил рассказ Дракулы о человеке, раненном стрелой. Дракула был прав — какой там стрелой. Скорее армейским залпом. И вот я сам везу их домой. Целую тучу стрел…
— Хорошо, — сказал Энлиль Маратович. — На пять лет сразу прислали. Теперь имеется некоторая ясность…
Судя по его веселому лицу, циркуляр не содержал ничего особенно жуткого. Или наоборот, вдруг подумал я.
— Что там? — спросил я.
— Не все детали понятны… Выборы со свиньей… Вот что они хотят сказать? Неприятный сюрприз? Малосимпатичный кандидат? Или в смысле свинку взорвать?
— Чего-чего?
— Я вслух думаю, — сказал Энлиль Маратович. — Ты же сам знаешь, как все непросто. Ладно, прорвемся. В крайнем случае пьесу закажем. Опыт уже есть.
— А как в целом? — спросил я. — Какие горизонты?
— Самые обнадеживающие. Ветер истории, Рама, дует в наши паруса.
— В каком смысле?
— В прямом, — сказал Энлиль Маратович. — Я знаю, что тебе Аполло говорил. Про эту их частотную революцию. Что так, мол, гуманнее и баблоса больше. Баблоса больше, не спорю. Пока что… А вот гуманизм… Чтоб ты знал, наши партнеры уже не первый век Щит Родины ломают — и все под эту песню. А чего там у них гуманного, спрашивается? Человек, что ли, хорошо живет? Отпахал на трех работах, вечером поебался с соседом в жопу и спать. А там American Dream. И у нас хотят такое же сделать. Только не выйдет. Щит Родины им не сломать. Если, конечно, — он долго посмотрел мне в глаза, — какой-нибудь иуда изнутри им не поможет. Так что думай, Рама, думай — с кем ты и как…
— Мне сейчас не до этого, — сказал я тихо.
— А насчет баблоса не переживай, — словно не слыша меня, продолжал Энлиль Маратович. — Тут такой культурный разворот намечается, что мы на первое место по удоям выйдем. Китай и Америку обгоним. Колбасить будет всех. Подробности при встрече… Ты только с подвигом не затягивай, хорошо?
— Угу, — сказал я. — А как там протест? Организовали?
Энлиль Маратович заметно помрачнел.
— Уже проехали давно, — ответил он. — Теперь вот с коррупцией боремся. Халдеи, представляешь, все расчеты проебали. Все, какие могли. Я до сих пор поверить не могу, что такое возможно. В этой стране и конец света просрут. Не удивлюсь ни капли. Ты сейчас в Москву?
— В Москву, — сказал я.
— Если в ментовку случайно загремишь, ничего им не объясняй. Просто укуси какого-нибудь старшего мусора. Прямо зубами за шею. Или еще за что-нибудь. Только смотри, чтоб был не меньше полковника. Это теперь для халдеев внутренний код оповещения. Если кого из наших заберут. Чтоб не сидеть со всеми в обезьяннике.
Я почувствовал тревогу.
— Что там творится? Я же новостей черт знает сколько не читал!
— Да нормально, — сказал Энлиль Маратович. — Все под контролем. Собаки лайкают, а караван идет.
Мы на минуту замолчали. А потом, совершенно неожиданно для себя, я спросил:
— Скажите, кто на самом деле Софи?
Энлиль Маратович грустно улыбнулся.
— Это Аполло, Рама.
Я уже знал, что услышу эти слова. И все равно они бритвой полоснули меня по сердцу.
— Сам Аполло? Типа как в маске?
— Можно сказать и так, — ответил Энлиль Маратович. — Но это упрощение.
— Почему?
— Потому что Софи — это спящий Аполло. Она его сон.
— А какая разница?
— Очень большая. Когда Аполло становится Софи, он не помнит, что он Аполло. Он или она думает, что она Софи. Это как с Иштар. Когда она становится Герой, она действительно Гера.
— А почему мне про это никто не сказал?
— Это ваши дела с бэтманом, Рама. Никто в это не посмеет лезть. Когда речь идет о бэтмане, вампир отвечает за каждое слово и каждую мысль. Кому нужны лишние проблемы?
— Но если Аполло и есть Софи, зачем тогда она борется за освобождение человечества? Да еще с такой искренней силой? Почему она ненавидит самого Аполло?
— Нужна мудрость, чтобы это понять, — ответил Энлиль Маратович. — Если в здании Empire V есть трещина, Аполло узнает про это первым. Потому что найдет ее сам. Он действительно великий император.