Генри Миллер - Под крышами Парижа (сборник)
Я лелею свою эрекцию, пока не добираюсь до Эрнеста и Энн. Иду за пёздами, одной за другой, мечтая о них. Мля, должно быть, я, пиздой ушибленный… вот, пожалуйста, снова сам с собой разговариваю… таким я не занимался с тех пор, как впервые сюда приехал, когда мне было до того, блядь, голодно – съел бы что угодно, а из-за этого почти все время немного бредил… Поебка… черт. Завидя большую сочную задницу, я хотел сожрать эту проклятую штуку. Но одному я научился…. можешь голодать хоть до смерти, а старина Джонни у себя внизу о пизде не думать не может. По-прежнему крепко встает, даже когда у тебя колени подгибаются, что и ходить не можешь ровно. Если тебе совсем уж плохо и живот пухнуть начинает, тогда все, конечно, может быть иначе. Но про это я так никогда и не узнал… Вместо этого я побирался.
Эрнест не сказал Энн, что звонил мне. Едва он меня замечает – испускает вопль. Так, так, так… подумать только, и я тут! Хлопает меня по спине и трясет за руку…. а они как раз только что собирались обо мне поговорить, сообщает он. Что же до Энн, она смятена и смущена, однако приходится выкручиваться как умеет.
Господи, сколько ж чепухи потребно для того, чтобы завалить женщину с собою в постель! Некоторых женщин то есть. Гораздо проще было бы просто хлопнуть Энн по жопе и сказать: «Пошли к тебе поебемся». …..С Энн, может, такое и удалось бы, если б она достаточно напилась. А нам приходится торговаться и ебать друг другу мозги. Эрнест решает, что у него сегодня день рождения.
– Все выпиваем за мой счет! – говорит он. – У меня день рождения….
……..Поскольку нас тут всего трое, дорого ему празднование не встанет. Энн, услышав про день рождения, удивляется так же, как и я. Эрнест упорствует, что все-де так и есть, только забывает, сколько ему лет.
– Я б устроил вечеринку, – скорбно говорит он, – но у меня дома так мало места…
– О да, у меня тоже, у меня тоже, – сообщаю я Энн.
– Ну… – неуверенно произносит та.
– Прекрасно! – ревет Эрнест. – Самое место устроить маленькую вечеринку! Вы пока тут вдвоем посидите… Мне нужно одно дельце провернуть. Но я вернусь… Вернусь! – Поодаль, уходя, он бросает мне: – Бога ради, пои ее и дальше….
– Ну да…. пои! Легко сказать, а как мне, нахуй, ее поить, если она решит, что пить больше не хочет?
– Поставь ее вверх тормашками и вливай в жопу… я так и делал. Только не давай ей трезветь, пока не вернусь.
– Что за блядская докука! Пошли лучше шлюху какую-нибудь снимем, а? Сегодня на улице полно славных девушек.
– Так, Алф, вот давай только не будем…. Ты знаешь, где сейчас Сид?
– Нет, не знаю я, где сейчас Сид, и мне, вообще говоря, плевать. Ты соображаешь, что раньше это была моя пизда, пока вы с Сидом не начали лапы к пирогу тянуть? Где тот костюм, что она собиралась мне купить? Сегодня вечером она мне его, что ли, купит? Нет, вы ее намерены облапошить как-то с этим фотоаппаратом! Ей-богу, Эрнест, у дружбы есть свои границы. Вы с Сидом по пизде пустите все, за что ни возьметесь.
– Тсс, она тебя услышит…. Слушай, Алф, я с тобой никогда в жизни не финтил…. если я чего с фотоаппаратом и проверну, то уж прослежу, чтоб о тебе позаботились. Конечно, если ты не хочешь ей ввинчивать, можешь с нами и не ходить….
– Ты это о чем, если не хочу ей ввинчивать? У кого больше прав ей ввинтить? Кто ее первым разлатал?
Хотелось бы мне вспомнить, что я говорил Энн следующие полчаса. Наливал…. Заливал. Ссал разговором, как слабый мочевой пузырь. Я говорил обо всем, блядь, на свете…. Обо всем, что ни приходило в голову, и всякий раз, когда ловил гарсона за фалды, – это была точка. Она забыла, что на меня обижена, и сидела, вывалив титьки на стол и слегка раззявив рот, стараясь догадаться, в чем тут все дело. Даже дала мне себя немного пощупать под столом, пока я пел ей песенку на русском. Но в ответ щупать меня не стала, сука… по-прежнему слишком благородная дама, куда деваться. В общем, пить она не прекращала.
Но ей уже не сидится на месте. В этом гадюшнике слишком мало народу, чтобы ее туристский ум этим удовольствовался. Не могли б мы ненадолго сходить куда-нибудь еще, а Эрнесту оставим записку? Мне кажется, эта мысль великолепна, поэтому мы уговариваемся с официантом, что он передаст, и идем дальше по улице.
Энн становится игрива. Две порции в новом месте, и ей там уже довольно. Мы пишем еще одну записку и пробуем другое место. К тому времени я уже начинаю ощущать в себе всю эту выпивку. Еще записка. Одно заведение Энн не нравится, потому что в нем полно моряков. В следующем чересчур много шлюх. Затем еще в одном месте она насчитывает шесть кошек, а их она терпеть не может. Господи, я уже перестал и пытаться сообщать Эрнесту, где мы можем оказаться…. Просто всякий раз оставляю записку, что мы тут были и ушли.
– У Эрнеста правда день рождения? – спрашивает меня Энн каждые несколько минут.
Мля, откуда я знаю, день у него или не день…. может, и день. Вообще-то, мне кажется, и сам Эрнест не знает, когда у него день рождения. Мне интересно, не нужно ли вывалить ей все откровенно и просто попросить денег… выпивка уже становится дороговата. И как только я хочу оставить в баре записку, у меня завязывается спор с хозяином, который не способен понять, отчего мы не желаем побыть в таком приятном местечке, как у него, и дождаться своих друзей.
– Если у Эрнеста день рождения, – решает Энн, – нужно что-нибудь ему подарить…..
Из того места мы идем в ближайший мужской магазин. День рождения Эрнеста! Мля! Почему он не назначил сегодня мой день рождения, хотелось бы мне знать? Сердце у меня замирает, когда она принимается скупать вещи. Она просто ходит по магазину и тычет во всякое пальцами, а продавец сваливает их в кучу на прилавок.
Рубашки, галстуки, носки…. боже мой, это же преступно! А я стою тут в костюме, у которого манжеты обтрепаны, и в шляпе, которой, похоже, ботинки себе чистил….. Исподнее… какой размер? Ну а какой размер я ношу? Сукин сын этот со своим днем рождения! Ботинки! За ними надо идти в другой магазин, и, чтоб усугубить оскорбление, мне приходится нести свертки. Мы выпиваем еще, плачу за это я, и покупаем ботинки. Ну вот же сука, если она хочет тратить капусту, я ей помогу… но Эрнест за этот вечер мне ответит!
– А чего ты ему костюм не купишь? – спрашиваю у нее я. – И может, еще пальто и шляпу?
Костюм? Но как ей снять с него мерку для портного? И Сэму костюмы всегда шьют по три-четыре недели. Наконец я ее убеждаю купить готовый… если не подойдет, он его сдаст обратно. Я, блядь, до того уже рассвирепел, что мне плевать, что она станет делать. Я даже разрешаю взять меня манекеном, пока она выбирает, чего ей хочется. Но я решил, что больше не понесу эти проклятые пакеты ни единой остановки. Вываливаю их перед пауком, который заправляет этой лавочкой, и говорю, что он может все это отправить с посыльным. Конечно, стоить это будет немного чего-то, если мы хотим доставку сегодня же вечером, сообщает он мне…..
В следующем баре, куда мы заворачиваем, я направляю Энн в глубину, в угол, и сажаю ее лицом к стене, чтобы она не видела того, что ей не понравится…. Я хочу немного жопой отдохнуть. Но не проходит и десяти минут, как вваливается Эрнест… с Сидом.
– Мы получили ваши записки! – орет Эрнест и размахивает ими.
Откуда-то из него выпадает электрическая лампочка, и ее хлопок едва не вызывает в баре панику. Эрнест тащит чемодан, а все карманы у него топорщатся. Сид несет треножник и полдюжины отражателей, а также какие-то стойки для света. Его будто всего раскроили, и он пытается под пальто удержать в себе кишки… из него все время вываливаются кольца черных трубок. Если присмотреться, это электрические кабели.
– Болван, – говорю я ему, как только отвожу чуть подальше от Энн, – ты хочешь ее вообще спугнуть? Какого хуя вы не оставили все это в такси?
– Пошел ты… она не знает, что это. Я ей скажу, что это аппарат рутбир делать… – Он поворачивается к Энн и сообщает: – Это чтобы готовить домашнюю газировку….
Еще после пары порций Эрнест желает немного покататься, и мы забираемся в фиакр и едем на правый берег через Иль-де-ля-Ситэ. Но теперь уж я точно постарался сесть рядом с Энн. С нею все уже в порядке… она разогрелась и в темноте затхлого фиакра вполне дружелюбна. Доезжаем до Пляс-де-ля-Бастий, а когда подкатываем к жилью Энн, где лошадь немедленно ссыт, уже прикончили одну бутылку, которую с собой прихватил Сид. По пути, проезжая Нотр-Дам, я запустил руку Энн под юбку, а она ощупывала мне ширинку….. на обратном пути она высвободила мой хер, когда мы миновали морг на Пляс-Маза, я приспустил на ней штанишки, а что она делала своей другой рукой, сказать не могу.
Все барахло, купленное Энн, прибывает одновременно с нами. Как только мы оказываемся у нее, она все вручает Эрнесту. Он в тумане, не понимает, что это значит.
– Это тебе на день рождения, балбес! – ору я. – На твой чертов ебаный день рожденья!
