Чарльз Буковски - Возмездие обреченных
— А вы попробуйте, — мило улыбаясь, попросила девочка. — Садитесь на мамин стул.
«Странная девочка, — подумал Мартин, — смелая, просто бесстрашная».
Мартин пересел в кресло рядом с девочкой.
— Ну, что ты хочешь, чтобы я почитал тебе?
— А просто читайте, что там написано в этом журнале.
Мартин с трудом различал буквы, морщась, он начал читать.
Статья была посвящена проблемам безопасности на предстоящих Олимпийских играх. Сплошная бестолковщина. Ему было наплевать па все эти игрища. Но вот девочку, казалось, заинтересовали проблемы безопасности Олимпийских игр. Она придвинулась поближе, чтобы лучше слышать, взяла его за руку, пряди ее волос касались его щеки. Голос Мартина дрогнул.
«Так, — подумал он, — в рассказе мужчина в этот момент положит руку на ее ногу и погладит. Нежно. Это будет началом…».
Вдруг дверь регистратуры распахнулась, и из нее вышла крупная женщина в блузке, широких брюках и сандалиях.
— Вера, мы уходим!
Вера улыбнулась Мартину.
— Спасибо, мистер!
— Она, наверно, замучила вас, сэр? Несносный ребенок!
— Да нет, что вы! Все нормально.
Мама с дочкой удалились, и Мартин положил журнал обратно на столик. Сегодня вечером он будет писать. Просто войдет в комнату, сядет перед машинкой, откроет бутылочку вина и включит радио. И оно придет. Вся проблема в том, что в нем смешались крайняя неуверенность в себе и чрезмерная доверчивость.
Дверь снова отворилась, и ассистент врача объявила:
— Мистер Глиссон, подойдите, пожалуйста, сюда.
Мартин встал и проследовал за ассистентом в регистратуру.
— Первая дверь направо, — указала она, пропуская писателя вперед.
Мартин кивнул и вошел в кабинет. Он уверенно расположился в кресле и вытянул ноги. Ассистент пролистала его карту.
— Так, я вижу, что рентген вам делали в прошлый раз, значит, сегодня обойдемся без него, если, конечно, вас ничего не беспокоит. Были какие-нибудь боли, неприятные ощущения?
— Связанные с зубами — нет.
— Откройте рот.
Она покопалась у него в зубах острым инструментом.
— Ну, что ж… кое-где есть зубной камень, но кариеса нет.
— Это хорошо…
— Как поживаете, мистер Глиссон?
— Нормально. А вы меня помните?
— Конечно.
— Ну, спасибо. А как ваши дела?
— Хорошо, если не считать, что наша лошадь сдохла.
— Лошадь?
— Да, у нас была скаковая лошадь. Вчера вечером он сдохла. Вот такая печальная история.
— Да, всякое бывает. У меня тоже как-то кошка умерла.
— Так, держите вот это и откройте рот, я начну удалять камень. Когда я скажу, введите трубку в рот, как соломинку.
Она вручила Мартину инструмент для отсасывая крови и слюны.
— Да, я помню, как им пользоваться, — закивал Мартин.
Ассистент принялась очищать его зубы. Она была обыкновенной домашней женщиной лет 35, довольно образованной; возможно, слегка полновата, излишне приземиста, но очень опрятная, в общем, хорошая женщина.
«Так, — думал Мартин, — а что если: мужчина сидел в стоматологическом кресле, ему удаляли зубной камень. Вторая половина дня. Бредовая беседа. Мужчина с похмелья. Странные ощущения. Нет, не сумасшествие, а просто некоторая странность. Жизнь протекала размеренно, без каких-либо потрясений. Такие вещи, как Смерть, Судьба — его не волновали. Жизнь укладывалась в понятия: есть, спать, пить. Ни больше, ни меньше. И вдруг этот человек совершил нечто неожиданное, бессознательно, по инерции, как будто потянулся за монеткой на тротуаре — он свободной рукой схватил ассистента за жопу, крепко сжал и затем отпустил.
Девушка ничего не сказала, продолжал шлифовать зубы. Она подала знак, он запустил дренажную трубку в рот и откачал слюну. Потом он отложил инструмент и уже двумя руками ухватился за ее крепкие ягодицы, яростно помял их и отпустил. Ассистент продолжала работу. Тогда он задрал ее накрахмаленную юбку, нащупал трусики и стал стягивать их. Она молча шлифовала…»
Тут Мартин услышал вопль ассистента:
— ЭЙ! ВЫ ЧТО ДЕЛАЕТЕ?
Мартин приподнялся. Женщина отскочила к двери. Она дико таращилась на него.
— ВЫ С УМА СОШЛИ? — снова заорала она.
В кабинет вбежал доктор Уорнер.
— Что случилось, Дарлин?
— ЭТОТ КРЕТИН МЕНЯ ЛАПАЛ!
— Это правда, сэр?
— Не знаю, наверное…
— А Я ЗНАЮ! ОН ЛАПАЛ МЕНЯ ЗА ЗАДНИЦУ!
— Я не хотел, это случайно получилось, как во сне…
— Вы не должны позволять себе подобных вещей, сэр, — пожурил его доктор Уорнер.
— Я знаю, я понимаю, что это ошибка, я… Я не знаю, что сказать…
— НАДО ЗВОНИТЬ В ПОЛИЦИЮ! ПУСТЬ ЕГО ПОСАДЯТ! ОН ОПАСЕН! — вопила ассистент.
— Вы правы, — смирился Мартин, — вызывайте полицию. Я подожду. Меня действительно нужно изолировать. То, что я сделал — абсолютный идиотизм. Я извиняюсь, и осознаю, что одних извинений недостаточно.
— Ну, раз так, — согласился доктор Уорнер, — вызывайте полицию, Дарлин.
— Нет, — вдруг отказалась ассистент, — пусть идет. Видеть его не могу. Просто выгоните его отсюда!
Мартин был сильно удивлен перемене ее намерений.
— Спасибо, — промямлил он, — поверьте, я никогда раньше не совершал ничего подобного, так что простите меня!
— Уходите немедленно, — отвернулась Дарлин, — или я передумаю!
— Пойдемте, вам лучше уйти, — потянул его за собой доктор Уорнер.
Мартин выбрался из кресла и вышел из кабинета. Оказавшись на улице, он отыскал свой «БМВ», нащупал в карманах ключи, открыл дверцу и сел за руль. Вырулив со стоянки, он выехал на бульвар и остановился у светофора. Когда загорелся зеленый, Мартин повернул направо. Он двигался с общим потоком машин до следующего светофора. Загорелся красный, и Мартин остановился. Он сидел в окружении других машин и думал: «Все эти люди, они ничего не знают обо мне». Загорелся зеленый, и он снова поехал вместе со всеми. Он двигался в противоположном направлении от дома, но это не имело для него никакого значения.
Примечания к рассказу «В ступоре»
Гарольд Харт Крейн, американский поэт. Родился в 1899 году в Гарретсвилле, Огайо, в семье крупного сахарозаводчика. Не имея серьезного образования, с детских лет Гарольд пристрастился к литературе, отдавая предпочтение английским авторам елизаветинской эпохи (Шекспир, Марло) и французским поэтам XIX века (Рембо, Верлен). Намерение сына стать стихотворцем отец встретил с негодованием, однако Гарольд сумел настоять на своем и отправился покорять Нью-Йорк. Здесь он погрузился в мир литературной богемы и общался с такими «мэтрами», как Аллен Тэйт, Кэтрин Энн Портер, Джин Тумер и др. Своим кумиром Крейн считал Т. Эллиота, но при этом пытался придерживаться американских традиций стихосложения, заложенных У. Уитменом.
В 1926 начинающий поэт выпустил сборник стихов «Белые небоскребы». Главным же произведением Крейна принято считать другой сборник — «Мост» (1930), в котором автор «достаточно экспрессивно и новаторски выразил собственное видение исторической и духовной миссии Америки».
Пристрастие к алкоголю и сумбурная личная жизнь расшатали и без того неустойчивую нервную систему поэта. Частые психические срывы мешали ему обзавестись постоянным окружением и усугубляли чувство одиночества. Собственное творчество не находило должного отклика у критики и читателей. Вероятно, все эти причины толкнули Крейна на самоубийство. В 1932, возвращаясь из Мексики в Нью-Йорк, он прыгнул с палубы корабля прямо под вращающийся винт машины.
Эрнест Хемингуэй (1899–1961 гг.) родился в окрестностях Чикаго в семье доктора и на протяжении последующей жизни «активно боролся со своим мелкобуржуазным прошлым». Романами «Фиеста», «Прощай оружие», «Иметь и не иметь», «По ком звонит колокол» он создал себе имидж прогрессивного интеллектуала и настоящего мужчины — любителя женщин, приключений, корриды, охоты, рыбной ловли, бокса и вообще всего того, что положено настоящему мужчине. После романа «Старик и море» получил в 1954 году Нобелевскую премию.
Был женат четыре раза. С 1939 года жил в своей усадьбе на Кубе. Несмотря на свою широко известную «левизну», после прихода к власти Фиделя Кастро (1960 год) предпочел вернуться в США. Но смена климата повлекла за собой депрессию. Хэм перестал писать, забросил охоту, отстранился от женщин и застрелился. После этого в память о своем кумире все прогрессивные интеллектуалы и настоящие мужчины стали отращивать себе бороды.
Томас Чаттертон, английский писатель. Родился 20 ноября 1752 года в Бристоле. Отец его был хормейстером в местной приходской церкви и умер за 3 месяца до рождения сына, оставив беременную жену и дочь Мэри (3–х лет). Мать Томаса Сара Чаттертон была образцовой домохозяйкой и души не чаяла в своих детях. Постоянно получая от нее сладости и карманные деньги, Томас обещал, что будет заботиться о матери потом, когда станет богатым и знаменитым.
