Гейб Роттер - Утка, утка, Уолли
Щелчки затворов многочисленных фотокамер отдавался глухим звоном в ушах. В толпе раздавались какие-то единичные выкрики, но я не смог разобрать слов.
— Вчерашний день стал поистине печальным не только лично для нас, но и для всех представителей шоу-бизнеса, так или иначе причастных к культуре хип-хопа, — продолжал Лайонз. — Были поставлены под сомнение честность и искренность одного из наших величайших — не побоюсь этого слова — артистов. То, в чем его обвиняют, — это просто смешно. Орал-Би — настоящий. Настоящий, как сама жизнь. Все его композиции пронизаны болью и яростью. Болью, которую терпишь, стиснув зубы. Это та самая правда жизни, которую можно познать только на собственном опыте. Он пишет о том, что он выстрадал сам. О своем трудном детстве. О взрослении в гетто. О формировании характера. О воле к победе. О преодолении бессчетных препятствий на пути к становлению личности. О том, как человек из самых низов сумел добиться признания, богатства и славы. Такое, друзья мои, не получится подделать при всем желании. Талант такой мощи не вырастишь в тепличных условиях. Орал-Би — настоящий, и это его настоящая жизнь. (Театральная пауза.)
Я не уверен, что мне не послышалось, но я мог бы поклясться, что кто-то из задних рядов выкрикнул: «ЧУШЬ СОБАЧЬЯ!». Однако Лайонз, похоже, этого не слышал.
— Но что самое мерзкое, — продолжал он, — эти абсурдные обвинения — лишь малая часть всей истории. Очень нелицеприятной истории, а именно грязной попытки шантажа поистине эпического масштаба. Попытки, предпринятой одним джентльменом, если вообще можно назвать «джентльменом» настолько нечистоплотного человека — человека, которого я бы назвал «криминальным гением», но не назову исключительно в силу того, что мне не хочется сделать ему приятное. Потому что я доподлинно знаю, что он сам бы воспринял подобную характеристику как комплимент. Этот… змей в человеческом облике… на протяжении многих лет безнаказанно творил зло, манипулировал людьми с помощью принуждения, обмана и шантажа, беззастенчиво обогащался на чужом горе и ждал подходящего случая, чтобы провернуть свою главную аферу. Сорвать по-настоящему крупный выигрыш. Создать свой magnum opus [9]. — Лайонз вновь выдержал паузу, и я снова услышал, как кто-то из задних рядов выкрикнул что-то до жути похожее на «ЧУШЬ СОБАЧЬЯ! ДОЛОЙ!». Лайонз опять не услышал. Или просто сделал вид, что не слышит. — Этого человека зовут Джерри Сильвер. Мистер Сильвер — малоизвестный агент, представляющий интересы практически неизвестных, начинающих актеров, писателей, художников и музыкантов, — получал неплохие доходы, шантажируя своих бедных, отчаявшихся клиентов. Я бы сравнил этого человека с мастером-кукловодом, который посредством умелых манипуляций с привлечением зависимых от него людей — его послушных марионеток — на протяжении последней недели вымогал у меня и моей компании ДЕСЯТЬ… МИЛЛИОНОВ… ДОЛЛАРОВ, угрожая предать огласке эту вымышленную скандальную историю, которая, как он предполагал, даже будучи ложью, разрушит музыкальную карьеру Орал-Би и навсегда опорочит доброе имя «Godz-Illa records». — Лайонз покачал головой. Толпа загудела, переваривая услышанное. Теперь я уже явственно слышал возмущенные возгласы, но что именно кричали — так и не разобрал. — И Джерри Сильвер почти добился своего, — продолжал Лайонз. — Но нам удалось разгадать его подлый замысел.
Настроение в толпе изменилось. Я это почувствовал, хотя так и не понял, что произошло: толи Лайонзу удалось вызвать сочувствие аудитории, толи, наоборот, «коллективное бессознательное» стало проникаться к нему неприязнью, — но зрители явно разволновались.
— Этот мошенник создал сложнейшую оркестровку хитроумной симфонии лжи, угроз и всеобщего замешательства, — продолжал Лайонз. — Честно признаюсь, мы еще не раскрыли его подлый замысел до конца. Для воссоздания общей картины нам не хватает некоторых деталей. Но мы знаем достаточно. — Он снова выдержал паузу, чтобы собраться с мыслями и чтобы дать аудитории возможность осмыслить услышанное.
По рядам зрителей пронесся взбудораженный ропот.
— Леди и джентльмены… все закончится здесь. Сегодня. Я не один пострадал от его махинаций. Есть еще много клиентов-тире-жертв Джерри Сильвера — людей, чьим доверием он так беззастенчиво злоупотреблял. Трое из них сейчас находятся здесь, на этой сцене. — Лайонз указал на меня, Рамону и Марри. — Шантажом и обманом мистер Сильвер использовал их в качестве пешек в большой игре. Целью этой игры, как я уже говорил, был суперприз в десять миллионов долларов, которые мистер Сильвер вымогал у вашего покорного слуги. Он использовал этих людей, а потом, когда они стали ему не нужны, попытался от них избавиться. Как от ненужных свидетелей. Один из этих людей — сотрудник нашей компании, умный и одаренный молодой человек, чье доброе имя стараниями мистера Сильвера было попросту втоптано в грязь. Мало того, что его обвиняют в том, что он якобы пишет тексты для Орал-Би! Его еще подозревают в убийстве! Полиция объявила его в федеральный розыск по подозрению в убийстве, которое он не совершал! Я уверен, вы все удивились, увидев этого человека с нами на сцене. Да, друзья мои: ОН ТОЖЕ С НАМИ. Что бы ни говорили о нем журналисты, он не преступник! Он — пострадавший! Как я сам, как все мы — жертвы бессовестных махинаций мистера Сильвера! — Лайонз вновь сделал паузу, и в тишине, воцарившейся на площади, возник новый звук. Что-то похожее на гулкий речитатив, идущий из задних рядов огромной толпы. Лайонз молчал, напряженно прислушиваясь. Мне показалось… О Господи! Неужели они скандировали мое имя?! Люди из первых рядов начали оборачиваться назад, навстречу низкой волне звука, нарастающей с каждой секундой и катящейся к нам.
— ОООООЛЛЛ-ЛЛЛЛИИИИИ! ОООООЛЛЛ-ЛЛЛЛИИИИИ!
Они действительно кричали «Уолли»?!
— ОООООЛЛЛ-ЛЛЛЛИИИИИ! ОООООЛЛЛ-ЛЛЛЛИИИИИ!
Я безотчетно поднялся на ноги. Я был уверен, что они кричат мое имя.
А потом волна звука как будто разбилась о стену и накрыла меня с головой. Теперь я явственно слышал, что кричат люди на площади.
Они кричали не «Уолли».
Они кричали: «Долой!»
Значит, Лайонз их не убедил.
Люди на площади не приняли его объяснений. С каждой секундой все больше и больше рассерженных голосов присоединялось к возмущенному хору: «Долой!», «Чушь собачья!», «Туфта!», «Хватит гнать!». Лайонз уже не «держал» аудиторию. Пресс-конференция стремительно превращалась в подобие дурдома во время массовых беспорядков в отделении для буйно помешанных психов. Репортеры разом принялись выкрикивать вопросы. Толпа бесновалась. Мне показалось, что среди возмущенных воплей пробивались и крики поддержки, хотя, может быть, я выдавал желаемое за действительное.
Но что самое поганое, я ведь вправду подумал, что люди скандировали мое имя, и поэтому встал. И теперь стоял, как дурак, не зная, что делать дальше. Негативная реакция толпы все же пробила, казалось бы, непробиваемую невозмутимость Лайонза. Он обернулся и растерянно взглянул на меня. Его глаза умоляли: «Спасай». На какую-то долю секунды мы буквально сцепились с ним взглядами, и Лайонз кивнул головой. Господи, Боже мой! Он хотел, чтобы я выступил. Перед этой беснующейся толпой! У меня внутри все оборвалось. Лайонз повернулся обратно к микрофону:
— Прошу внимания! Леди и джентльмены! Позвольте представить вам МИСТЕРА УОЛЛИ МОСКОВИЧА!
Как только Лайонз произнес мое имя, на площади стало тихо. Крики разом умолкли. Остались только щелчки затворов бесчисленных фотокамер, сопровождаемые ослепительными вспышками. Я буквально оцепенел от ужаса. Я не мог сделать шаг, не мог даже пошевелиться. Все кошмарные события последних дней сошлись воедино в этой точке пространства и времени. Теперь все зависело лишь от меня. Я должен был встать перед этой враждебно настроенной толпой и убедить всех в своей правоте.
Я не мог этого сделать.
Клянусь, я собирался сбежать. Развернуться и просто уйти со сцены. А там — будь что будет. У меня больше не было сил выносить это безумие. Да, я уже собирался сдаваться, но тут что-то переключилось у меня в мозгах, и я вспомнил слова одного мудрого человека: «Когда у Линь-Линя возникают какие-то сложности в жизни, я всегда вспоминаю, что говорил мне отец. Он говорил так: «Когда заходишь в дремучий и темный лес, ты идешь в темноту лишь половину пути. А потом ты уже идешь к свету на той стороне».
Я шагнул к микрофону.
Я сделал шаг к микрофону и краем глаза заметил какое-то движение справа от сцены. Я глянул в ту сторону и обомлел: около дюжины полицейских пробились сквозь толпу журналистов, подступили практически вплотную к сцене и растянулись цепочкой вдоль правого края деревянного возвышения. Я повернул голову влево. Полицейские были и там тоже. Они все смотрели на меня, как голодные волки — на жирного зайца. Я сразу понял, что они пришли за мной. Ну, вот и все.
