Теодор Качинский - Манифест Унабомбера
На этот раз комментарии мы делали не только с целью разъяснить некоторые слова и понятия, но также и для того, чтобы в более или менее сносной степени адаптировать текст Манифеста к российским условиям. По правде говоря, такой текст просто-напросто не мог появиться в России: да, те симптомы, о которых пишет Качинский, с лёгкостью могут быть обнаружены и у нас, и это само собой разумеется, но дело в том, что у нас технологическая угроза надёжно загораживается и даже оттесняется пресловутой "нерешённостью социальных проблем". Какие бы проблемы ни раздирали Америку — это обеспеченная страна, и людям в ней в большинстве своём живётся всё же хорошо. Тед Качинский увидел, что стоит за этим «хорошо», ужаснулся — и начал действовать. Нам же, русским и другим народам России, необходимо выжить, нам некогда разбираться, что стоит за всем этим блистающим электронным совершенством (пользуясь случаем, лишний раз указываем, что по этой же причине нельзя сопоставлять американских левых и наших левых). Кстати, какой замечательный метод не давать людям разглядеть угрозу "нашествия машин" — заставить их плохо жить, заставить их думать о куске хлеба, заставить их не мыслить масштабно.
Переводя и комментируя текст, мы отражали исключительно свою точку зрения на возникавшие лингвистические проблемы, естественно, мы могли где-то и ошибиться. Может быть, некоторые наши примечания не полные или даже неточные (мы добавили 78 примечаний). Выражаясь словами Качинского, читатели Манифеста "должны взять на вооружение эмпирический метод" (параграф 206). Мы будем признательны за указанные неточности нашего перевода или комментариев.
VI. Если Манифест — настольная книга
Манифест Унабомбера — гениальное произведение. Вы можете согласиться с нами, а можете и нет, но не признать его силу вы не можете. Это одновременно пропагандистская листовка и эзотерический — более или менее зашифрованный — манускрипт. Какого-нибудь гностика, если проводить параллели с религией.
Хотел Тед того или нет, но его текст нужно воспринимать и как некий религиозный документ (параграф 184, примечание 31)
Понимал Тед это или нет, но его вера тоже требует "истинно верующих" (параграф 222).
Позитивных "истинно верующих".
"Индустриальное общество и его будущее" — манифест в духе Манифеста Розенкрейцеров, расклеенного весной 1623 на улицах Парижа: прочитали все, а поняли единицы. Но вряд ли Качинский на многое и рассчитывал. Полнокровному (правильнее было бы сказать "малокровному") обитателю каменных джунглей очень трудно понять этого героического одиночку, бросившего вызов не какому-то отдельному правительству, но всему мироустройству, всему миропорядку. Оставим все разговоры о его безумии — если человек смог написать такое, то, даже если он действительно болен, ему это простительно, хотя почему это болезнь нужно прощать. Больной — и больной. Это данность.
В конце концов, вперёд человеческую расу всегда двигали безумцы. Некоторые менее заметные, другие — более.
Для того, чтобы принять Манифест Унабомбера, нужно быть таким же безумцем.
Безумие Качинского — это то безумие, которое освобождает, а не заключает в скорлупу (клипот), однажды сливающуюся со смирительной рубашкой.
Известно, что после публикации Манифеста Унабомбера, после суда над Теодором Качинским в Америке возникли организации, союзы и просто кружки сторонников единственного члена FC. Драматичность и комичность ситуации заключается в том, что большинство состоящих в них людей — те же представители технократической интеллигенции, которым он слал бомбы (да, не только фермеры и работяги признали его "своим"). Увы, многие «поклонники» Унабомбера также нелепы и нелогичны, как и модничающие в футболках Че Гевары банковские служащие. Мы, конечно, со своими дипломами техника по специальности электронно-вычислительные устройства и инженера по специальности лазерные системы не лучшие «обвинители», но мы, по крайней мере, никогда не работали по своим специальностям и уж тем более не способствовали технологическому прогрессу. (Манифест Унабомбера не может оставлять равнодушным, именно поэтому в ущерб объективности мы частенько переключаемся в этой статье на собственную личность.)
Новые революционеры (так уж и скажем — квазиреволюционеры) чтят Манифест, продолжая при этом трудиться в своих наполненных технологией офисах. Может, эти благородные неофиты верят, что однажды они "взорвут систему изнутри". Но, может, с учением Качинского произошла та же история, что и с "Бойцовским клубом" Чака Паланика — клерки и админы прутся от самой идеи, особенно по пьяне, но толком ничего в своей жизни не меняют. Эту особенность "белых воротничков" (которых, по идее — при соответствующем усердии и осторожности — можно было бы подготовить для революционной элиты) хочется назвать "синдромом FC" — здесь вам и паланиковский "Fight Club", и унабомберовский "Freedom Club", плюс раздражение современных (окомпьтеренных) пролетариев от инструмента своей работы: "Fuck Computers" — а именно так, кстати, одно время думали, что называется организация Унабомбера.
Нонконформизм по уик-эндам — горький удел большинства аутсайдеров современного технологического общества.
"Пластмассовый мир победил".
Быть может, мы ошибаемся. Нам очень хотелось бы ошибаться. Быть может, где-то сейчас бойцы неистребимого FC подкладывают листовку-инструкции потенциальному соратнику (приём из "Дневников Тёрнера"), в которой написано что-то вроде того, что когда-то писали розенкрейцеры: "Если кто-либо проявит к нам простое любопытство, то он никогда не будет сообщаться с нами; но если он имеет серьёзное желание быть вписанным в регистр нашего братства, мы, распознаватели мыслей, объявим такого человека соответствующим нашим ожиданиям, но только не раскрывая места нашего пребывания, поскольку самой мысли в союзе с твёрдой волей читателя будет достаточно, чтобы сделать нас известными ему, а его нам"…
После долгих размышлений, взвешиваний и сопоставлений — хотя они могли быть и менее продолжительными, просто нам хотелось обдумать всё как следует — мы пришли к выводу, что единственный правильный вывод из Манифеста, который должен сделать "истинно верующий" — подобно учителю уйти из цивилизации и поселиться в лесу.
Только тогда нельзя будет сказать, что "пластмассовый мир победил".
Не пытайтесь найти себе место в исключениях из правил.
Любое сопротивление, каким бы сильным они ни было, если оно зародилось в каменных джунглях, а тем более, если оно преследует хотя бы толику какой-то "социально-исправительной" цели (общество исправить в привычном смысле этого слова нельзя, его можно переделать только посредством тяжёлого и, может быть, кровавого процесса), любое сопротивление такого рода не будет полностью отвечать идеалу революционера, созданному Унабомбером.
В каждом случае современной протестной или даже антиобщественной деятельности при должном познании Манифеста можно рассмотреть либо сверхсоциализацию (параграфы 24–32), либо процесс власти (параграфы 33–37), либо суррогатную деятельность (параграфы 38–41), либо ещё что-то нежелательное. Каждый человек живёт и действует в своём мире — Качинский объективно оценил все наши миры и выставил вдоль одной линейки. В итоге получилось, что на этот Манифест не имеет права ни один радикал, маргинал или отщепенец, если только он не живёт на природе и не борется за своё выживание в жестокой — но справедливой и равной — схватке с ней.
Все остальные виды деятельности — они, конечно, совершенно не позорны, но как минимум они — полумеры.
Другое немаловажное обстоятельство. Нет-нет, да и предстают учёные в Манифесте эдакими бездушными логическими машинами, закомплексованными умниками, равно как и алчными карьеристами (но это ещё не значит, что они заслуживают бомбы в посылке). Несмотря на то, что Качинский строго разделяет деятелей интеллектуального труда на тех, кто работает на технологию, и тех, кто к ней не имеет никакого отношения ("изучающих археологию, историю, литературу или другие безобидные предметы вроде этих", — как он написал редакции "New York Times"), имидж интеллектуала подпорчен. Пострадавший от бомбы профессор мог быть каким угодно человеком, но если в итоге у кого-то поднялась рука отправить ему бомбу ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО из-за его ума, то что есть этот ум? Зачем он нужен?
Этим мы вовсе не хотим сказать, что теперь в учёные никто не пойдёт. Даже при минимальных познаниях человеческой психологии можно сделать вывод, что теперь многие учёные из-за такого отношения задушат в себе задатки протеста против прессующих условий. К чему сопротивляться, если иначе я не смогу? — справедливо рассудит молодой деятель науки, — если я такой, какой есть? если мне нужна эта чёртова суррогатная деятельность? В итоге элита будущего революционного движения будет сформирована из какого-то более простого, скажем так, материала (наша мысль о формировании революционной элиты из научного состава не так уж и абсурдна — напомним, что сам Качинский обладал докторской степенью).
