Джо Фауст - Дьяволы Фермана
Весельчак перевел взгляд на уничтоженный аэроплан, а потом поднял глаза.
— Ничего страшного, мистер Боддеккер, — сказал он. — Кажется, заодно вы уделали и свою одежду.
Я машинально оглядел рубашку. Потом слова Весельчака дошли до моего сознания, и я вскинул взгляд.
— Что-то не так, мистер Боддеккер?
— Что ты сказал?
У него дернулась щека.
— Я не сказал ничего дурного. Если б я знал, что это плохо, то не стал бы этого говорить. Сказал бы что-нибудь вроде: «он был крепкий», только этот аэроплан, который я сделал, легко ломается. Так что это неправда.
— Ты сказал…
Он попытался припомнить. Мне показалось, что прошла целая минута, прежде чем Весельчак выдал:
— Ага, вот: «кажется, заодно вы уделали свою одежду».
— Почему ты это сказал? — Я взглянул ему в лицо и попытался успокоить. — Ничего плохого ты не сделал. Мне просто интересно.
Весельчак вздохнул и переступил с ноги на ногу.
— Я услышал это от моего босса. Он иногда говорит такие вещи, вы знаете. Я протирал пыль в малом вестибюле, ну там, куда приходят люди, которые ищут работу и все такое, и разбил плафон от лампы. А босс… Он здорово разозлился… А потом кто-то сказал, что он целый день не в духе. Босс спросил меня, что случилось, и я сказал, что собирался протереть плафон, и тот выскользнул у меня из рук, я попытался его поймать, но он упал на пол и разлетелся на куски… А босс посмотрел на него и сказал: «Кажется, ты заодно уделал и свою одежду», хотя у меня на одежде никакого стекла не было. А Мерси, ну, секретарь в малом вестибюле, куда приходят люди, которые ищут работу… она сказала, чтобы я не переживал, потому что босс говорит это всем целый день. А потом он сказал мне это еще несколько раз, когда ему казалось, что я делаю что-то неправильно. Поэтому я решил, что люди говорят эти слова, когда вроде бы сердятся, но как бы не всерьез. Ведь это не плохие слова, нет, мистер Боддеккер?
Я покачал головой.
— Нет. Это прекрасные слова.
Я заплатил ему за сломанный аэроплан, поспешил к лифту и вошел в кабину вместе с группой клерков, направлявшихся в «Пайн, Кридл и Уолш» — компанию, расположенную на семнадцатом этаже.
— Ну что, — сказал один из них, — думаешь, на этот раз Трилби женится?
— Состоялась вчера вечеринка?
— О да.
— И как?
— Это было нечто. — Последовала пауза. — Я управился. Остальные рассмеялись.
— А заодно уделал свою одежду, — сказал третий из них.
— Да пошел ты!
— Сам пошел. Я видел, как ты блевал на лужайке перед домом Трилби…
Нет, подумалось мне. Это уже не может быть совпадением. Что-то происходит, и это «что-то» неразрывно связано с нашим роликом.
Я поднялся на свой этаж и собрал экстренное совещание группы, дабы обсудить положение дел. Не успели мы начать, как в комнату ввалились наши коллеги во главе со Спеннером и Финнеем. У них возникли те же вопросы, что тревожили и меня. Определенно происходило нечто.
А потом словно прорвалась плотина. Если люди и не понимают, что есть «Наноклин», они, без сомнения, осведомлены о рекламе. Коль скоро они произносят фразы наподобие: «Я управился!», значит, они обратили внимание на ролик. И в следующий раз, увидев его, они сообразят, что к чему. «Наноклин» медленно, но верно овладеет их умами.
За этим собранием последовали другие. И я был свидетелем того, как после одного из них кто-то из аналитического отдела взял шестимесячный отпуск за свой счет, осознав, что проведенное им исследование первой реакции абсолютно не соответствует реальному положению вещей.
— …Цифры говорили об этом, — протестовал он. — Я лично просматривал базы. Я знал, насколько важна эта кампания, поэтому работал очень тщательно. Все зафиксировано, все данные, все… И я провел все необходимые анализы.
Спеннер посмотрел на него, почесал подбородок и отчетливо выговорил:
— И еще ты уделал свою одежду…
— Может, тебе стоит взять отпуск? — вежливо предположил Финней.
На бедного парня было жалко смотреть. И ведь он оказался не виновен в случившемся. Ему просто не повезло, ибо ролик стал исключением, подтверждающим правило.
На прочих собраниях основной темой стало планирование дальнейшей политики Пембрук-Холла в области нашего грандиозного проекта.
Первое и основное решение состояло в том, что необходимо и дальше иметь под рукой Дьяволов Фермана. Особенно если мы планируем снимать другие ролики для «Наноклина».
— Приведи их сюда, — сказал мне Спеннер, — и мы предложим им замечательные контракты. Если Дьяволы захотят работать на кого-то другого, мы предложим им больше денег. Намного больше. Достаточно, чтобы купить недурственный домик!
Я посмотрел на Спеннера‹без особого уважения — невзирая на то, что он являлся старшим партнером.
— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что Дьяволы — не безобидные подростки, которые нанимаются в кондитерские лавки, чтобы заработать немного карманных денег? — сказал я. — Они — уличная банда. И я сомневаюсь, чтобы они имели право на покупку дома, учитывая их преступное прошлое.
— Да, — беззаботно отозвался Спеннер. — Но они — наша уличная банда. Ты сделал им имя, в конце концов.
И я не сумел возразить. Лучше всего было бы пригласить Дьяволов в Пембрук-Холл и свести их со «стариками». Я бы с удовольствием на это поглядел. А с еще большим удовольствием я бы вернул Пембрук-Холл к привычному ритму жизни. И в конце концов я автор, а не администратор!
Однако, спустя двенадцать дней после того, как Фермана и компанию впервые представили миру, я шел вместе с ними к лифтам Пембрук-Холла. Весельчак увидел нашу странную процессию и тут же опознал Дьяволов. Они, само собой, его даже не заметили: в величественном вестибюле компании их охватил благоговейный страх. Но я видел, как Весельчак наблюдает за нами из-за колонны — видимо, опасаясь, как бы Дьяволы не избрали его своей очередной жертвой.
Как только мы вышли из лифта в коридор, нас немедленно окружили сотрудники компании. Они построили нас как перед дракой: Ферман, Джет, Джимми Джаз, Шнобель, Ровер и я, а затем нацелили на нас камеры. Потом им пришло в голову поменять нас местами, так что Фермана поставили перед Джетом, а я оказался между Шнобелем и Ровером.
— Отлично, просто отлично, — говорили они.
— Зачем все это? — спросил я, а спустя две секунды нас ослепили лазерные лучи камер. Я думаю, вы видели нашу фотографию — особенно если когда-нибудь изучали рекламное дело. Она уже давно стала классикой. Ферман, с суровым и несколько испуганным выражением, Джет, темной скалой вздымающийся над ним. Джимми Джаз, который пытается придать лицу вежливое выражение, Шнобель, с широкой, восторженной улыбкой, присущей только подросткам. И Ровер, глядящий угрюмо и злобно — так, словно он собирается накинуться на вас, вырвать сердце и сожрать его. И я: взволнованный и озадаченный одновременно. Таков этот кадр, запечатлевший нашу мрачную компанию…
Отсюда нас повлекли в конференц-зал и выставили на обозрение Левина, Харрис, Спеннера, Финнея, Робенштайна и моей творческой группы. Несколько секунд спустя в зал вошла Хонникер из Расчетного отдела. Она заметила меня и тут же послала ободряющий взгляд. В комнате присутствовал еще аналитик, которого звали Макфили; двое людей из адвокатской конторы — Абернати и чопорная женщина по фамилии Джустман; и мужчина, чья улыбка показалась мне настолько же зловещей, насколько бесхитростной была улыбка Весельчака. Имя его выветрилось у меня из памяти. Имя, но не профессия…
— Итак, — сказал Спеннер, когда мы расселись. — Полагаю, все заинтересованные лица в сборе, так что можем начинать. Прежде всего я счастлив сообщить, что нашего маленького полку прибыло.
Все, за исключением Дьяволов, удивленно заохали и заахали, и большая часть моей группы перевела взгляды на незнакомого мужчину.
— Этим утром мы официально приняли на работу выпускницу Колумбийского университета, эксперта-лингвиста, которая уже давно занимала место в штате, хоть и неофициально. С сегодняшнего дня все будет иначе. Так что прошу Пембрук-Холл поприветствовать Кассандру Бэйнбридж.
Будучи в радужном расположении духа, Ферман и Дьяволы зааплодировали. Это вышло кстати, поскольку большая часть членов моей группы — включая и меня — стояли как громом пораженные. Ни с кем из нас не проконсультировались по этому поводу, и никто не хотел видеть Бэйнбридж в наших рядах. Она, конечно, оказывалась полезна, но теперь, в свете наших с Хонникер отношений, я вряд ли мог рассчитывать на Бэйнбридж.
Моя группа быстро спохватилась и внесла свою лепту в аплодисменты, после чего Спеннер продолжил:
— Теперь позвольте передать слово ведущему партнеру компании «Пембрук, Холл, Пэнгборн, Левин и Харрис». Он огласит повестку дня.
Снова раздались аплодисменты. Дьяволов поймали врасплох — всех, кроме Джимми Джаза, который хлопал, пока не заметил, что я затих. Я улыбнулся и кивнул ему.
