Чак Паланик - Уцелевший
Я говорю: как отсюда выйти? В смысле, наружу?
Вон в ту дверь, говорит гримерша.
Стальная дверь у меня за спиной сейчас сорвется с петель.
Пройдешь до конца по коридору, говорит гримерша.
Потом повернешь направо.
Выйдешь из двери с надписью ВЫХОД.
Я говорю: спасибо.
Она говорит, что остался один сандвич с паштетом.
Держа сандвич в руке, я выхожу через дверь, на которую указала гримерша, прохожу по коридору, поворачиваю направо, вижу дверь с надписью ВЫХОД.
Снаружи, на автостоянке, меня уже ждет красная машина с автоматической коробкой передач, Фертилити — за рулем, Адам — на переднем сиденье.
Я сажусь сзади и запираю дверцу. Говорю Фертилити, чтобы она закрыла окно. Фертилити переключает программы на радиоприемнике.
Толпа уже выбежала на стоянку, толпа несется на нас.
Их рожи уже совсем близко. Если плюнуть — не промахнешься.
А потом небеса разверзаются над стоянкой.
Великое чудо.
Белый дождь.
Манна небесная. Я клянусь.
Белый дождь льется сплошной стеной, толпа падает — скользит и падает, падает и растягивается на земле. Белые кусочки дождя попадают в машину, падают на обивку сидений, остаются у нас в волосах.
Адам с изумлением взирает на это чудо, что помогло нам бежать.
Он говорит:
— Это чудо.
Задние колеса буксуют, а потом машина срывается с места, оставляя за собой черный след.
— Нет, — говорит Фертилити и давит на газ, — это рис.
На длинной флаге, что тянется за дирижаблем вверху,
написано: ПОЗДРАВЛЯЕМ и СЧАСТЛИВОГО МЕДОВОГО МЕСЯЦА.
— Зря они это, — говорит Фертилити. — Этот рис убивает птиц.
Я говорю ей, что рис, который убивает птиц, спас нам жизнь.
Мы уже выехали на улицу. А потом — на шоссе.
Адам оборачивается ко мне и спрашивает:
— Ты весь сандвич съешь?
Я говорю: он с паштетом.
Нам надо на север, говорит Адам. Он знает способ, как нам уехать, но машина выходит из Нового Орлеана только завтра утром. Он почти десять лет так ездил — по всей стране. Тайно. Без денег.
Убивая людей, говорю я.
— Отправляя их к Господу, — говорит он.
И Фертилити говорит:
— Заткнитесь. Оба.
Нам нужны деньги, говорит Адам. Нам надо поспать. И поесть. И он знает, где можно переночевать и разжиться деньгами. Он знает места, где у людей есть проблемы покруче наших.
Надо только немного приврать.
— Теперь, — говорит Адам нам с Фертилити, — у вас есть ребенок.
Нет у нас никакого ребенка.
— Ребенок смертельно болен.
Нет, наш ребенок не болен.
— Вы приехали в Новый Орлеан, чтобы положить ребенка в больницу, — говорит Адам. — Вот это вы там и скажете, ну, куда мы поедем.
Адам говорит, что все остальное он берет на себя. Он говорит Фертилити:
— Поверни здесь.
Он говорит:
— Здесь направо.
Он говорит:
— Теперь пока прямо, еще два квартала. Потом — налево.
Там, куда он нас везет, можно будет бесплатно переночевать. Там нам дадут поесть. Там мы можем немного подзаработать — разберем бумаги или разложим корреспонденцию по конвертам, — и нам заплатят наличными. Там можно будет принять душ. Посмотреть про себя в вечерних теленовостях. Адам говорит, что в таком-то раздрае меня вряд ли узнают. Никто не распознает во мне массового убийцу, сбежавшего от правосудия и испортившего людям все удовольствие на Суперкубке. Там, куда мы едем, говорит он, у людей столько своих проблем, что им будет не до нас.
Фертилити говорит:
— Слушай, а сколько надо убить людей, чтобы перейти из разряда серийного убийцы в разряд массового?
Адам говорит нам:
— Вы пока посидите в машине, а я пойду лыжи подмажу. Главное, помните: ваш ребенок очень болен.
Он говорит:
— Вот, приехали.
Фертилити смотрит на дом, потом — на Адама и говорит:
— Это ты очень болен. На голову.
Адам говорит:
— А я, кстати, крестный вашего бедного ребятенка.
На табличке на въезде написано: Дом Рональда Макдоналда[14].
14
Представьте себе: вы живете в доме, но каждый день этот дом — в новом городе.
Адам знал три возможности, как нам выбраться из Нового Орлеана. Он отвез нас с Фертилити на стоянку грузовиков на окраине города и предложил выбирать. За аэропортами ведется пристальное наблюдение. За вокзалами и автовокзалами — тоже. Мы не можем ехать автостопом все вместе, и Фертилити отказалась сидеть за рулем всю дорогу до самой Канады.
— Я вообще не люблю водить, — говорит она. — К тому же твой брат путешествует очень забавным способом. Мы замечательно развлечемся.
Мы переночевали в Доме Рональда Макдоналда и теперь вот стоим на окраине города, на огромной стоянке для грузовиков, возле кафе, и Адам достает из заднего кармана складной нож для линолеума и открывает его.
— Ну что, ребята, куда поедем? — говорит он.
На север тут никто не едет. Адам уже заходил в кафе и беседовал с дальнобойщиками. Так что выбор у нас небогатый, говорит он, показывая по очереди на каждый из грузовиков.
Есть поместье Вестбери, на запад по шоссе № 10, до Хьюстона.
Есть Плантаторский особняк, на северо-восток по шоссе № 55, до Джексона.
Есть замок Спрингхилл, на северо-запад до Боссир-Сити, по шоссе № 49, с остановками в Александрии и Пайнвилле, а потом — на запад по шоссе № 20, до Далласа.
Вокруг припаркованы грузовики с отдельными секциями сборных жилых домов, домов, готовых «под ключ», домов-трейлеров. Домов, разобранных на половины и трети и прикрепленных прицепом к кабинам грузовиков. Открытые части каждого сборного модуля запечатаны плотной полиэтиленовой пленкой, и внутри видны смазанные силуэты диванов, кроватей, свернутых ковров. Крупных бытовых электроприборов. Обеденных столов и стульев. Мягких кресел.
Пока Адам общался в кафе с дальнобойщиками, выясняя, кто куда едет, мы с Фертилити заперлись в туалете, и она перекрасила мне волосы — из блондинистого в черный — и смыла с лица и рук автозагар. Денег, которые мы заработали на конвертах, как раз хватило, чтобы купить мне одежду в магазине «для бедных», жареную курицу, овощной салат с майонезом и салфетки.
И вот мы все трое стоим на стоянке для грузовиков, и Адам проводит рукой с ножом в воздухе и говорит:
— Выбирайте. А то ребята, что развозят эти дома, не будут сидеть тут всю ночь.
Большинство дальнобойщиков ездят ночью, говорит нам Адам. Ночью дорога свободнее. Ночью прохладнее. А днем, когда жарко, и дороги забиты машинами, водители съезжают с шоссе и спят прямо в кабине. У них там в кабинах есть койки, сразу же за сиденьями.
Фертилити спрашивает:
— А какая разница, что мы выберем?
— Разница, — говорит Адам, — в степени комфортабельности.
Именно так Адам и путешествовал по стране последние десять лет.
В поместье Вестбери есть большая столовая и камин в гостиной.
В Плантаторском особняке есть большие встроенные шкафы и дополнительная маленькая столовая «для завтрака».
В замке Спрингхилл есть ванна с джакузи. В ванной — две раковины и зеркало во всю стену. В главной гостиной и хозяйской спальне — стеклянные потолки. В столовой — встроенный буфет с дверцами из освинцованного стекла.
Но все зависит от того, какая тебе попадется часть. Это — еще не дома. Это лишь части домов. Половинчатые дома.
Дисфункциональные дома.
Может, тебе попадутся одни только спальни или кухня с гостиной, вообще без спален. Или, может, три ванных комнаты и ничего больше. Или вообще без ванных.
Электричества нет. Водопровод не подключен.
Даже если тебе попадется совершенно роскошный дом, чего-нибудь там все равно не хватает. Как бы тщательно ты ни выбирал, ты все равно останешься недоволен.
Мы выбираем замок Спрингхилл, и Адам разрезает ножом толстую клеящую ленту, которой защитная пленка крепится к нижнему краю. Разрез небольшой, всего фута два — так, чтобы можно было пролезть.
Из разреза наружу вырывается затхлый воздух, сухой и горячий.
Адам лезет внутрь. Он уже влез по пояс, так что снаружи торчат только ноги и задница. Он говорит нам:
— Ну-ка, что тут у нас? Все оформлено в синих тонах. — Его голос доносится из-за прозрачной пленки. Он говорит: — Мебель высшего качества. Мягкие разборные диваны в гостиной. Встроенная микроволновка на кухне. Люстра в столовой из плексигласа.
Адам забирается внутрь, потом высовывает из разреза голову и улыбается нам.
— Большие двуспальные кровати. Покрытие кухонных столов — под древесное волокно. Низкий комод в европейском стиле и вертикальные жалюзи. — Он говорит: — Вы сделали замечательный выбор. Для своего первого дома.
Мы с Фертилити забираемся внутрь. Сперва — она, потом — я.
Когда мы стояли снаружи, убранство дома, смутные силуэты мебели и цвета казались смазанными и размытыми. Теперь, когда мы внутри, мир снаружи, реальный мир за стеной из пленки, тоже кажется смазанным и нереальным. Фонари на стоянке только что включились — тусклые пятна света с той стороны пленки. Звуки движения на шоссе сделались мягкими и приглушенными.
