Яна Гецеу - Я, Дикая Дика
Вот так и мне — с предками тошно, но их присутствие необходимо для примитивного выживания; и одна я быть не могу, по той же причине… Болит надорванная душа. Воет печень, ведь в ней оседают все проглоченные обиды.
Возникают мысли о кислоте, или порции циклы с водкой… но я не таков нарк ещё, чтоб найти в себе некий ресурс достаточный для поисков отравы. Я ведь даже и не знаю, где её берут, со мной от чистой души делились всегда… к тому же депру надо лечить, а не глушить, иначе она вернется отдохнувшая, и так сама тебя оглушит, что следующим этапом будет чёртова сучья больница. А это пиздец, известное дело. И мне его не надо.
Хорошо хоть предки делают вид, что не замечают ничего. Или упахиваются настолько что не в состоянии разобрать нелады с ребёнком. Я не злюсь, зачем же. И сама борюсь как могу. Это ведь не плохое настроение — это истощение. Для психики депрессия — как для скелета сломанная кость. Принимаю препараты, стараюсь улыбаться и забываться за фильмами. Но слезы сами текут, Дьявол бы их побрал-выпил. Иногда жутко трудно держать себя в руках. А иногда и просто невозможно. Безумно тянет умереть… но осознавая, что это тупое требование депрессии, и желая на самом деле жить, я ничего не предпринимаю, лишь ложусь в постель, и плачу. Кусаю руки, вою тихонько, с трудом находя в себе силы держаться в рассудке. Мысль одна — мне плохо, плохо, плохо…
Довалявшись до полного охренения, я как-то выглянула в окно и обнаружила офигительный тёплый зимний вечерок. Такой пушистый, такой уютный… я ощутила физически, что там жизнь, там что-то происходит, движется кровь мира. И очень-очень захотела вернуться. В себя, в мир, и не жалеть даже о выкинутых днях дурного упадка.
Дрожа в слабости, я едва справилась со свитером, джинсами, курткой. Особо трудно дались длинные-предлинные бесконечные шнурки зимних гадов, их оказалось надо зашнуровывать заново, потому что пока я лежала в тюрьме души своей, тёплые дни окончательно уступили затяжным снежным вечерам, и обувь пришлось доставать соответственную.
Во дворе я постояла бессильно, чувствуя дурноту. Надо, необходимо встряхнуться! Вдохнула прохлады пришедшей без меня зимы, и потопала тихонько на железнодорожную станцию. Не знаю, почему, но меня потянуло сейчас именно туда, как-то неосознанно. Захотелось напитаться духом дороги, почувствовать движение. На вокзале же все спешат, все заняты делом, едут куда-то, недовольные счастливчики… жизнь движется, вперед и вперед. Я бы тоже махнула бог знает куда, но проверено, это нифига не помогает. Возвращаюсь обратно, не в состоянии сбежать от себя. Никакие новые места не дают забыться, не вытесняют меня из меня. Потому я просто постою на мосту, в свете прожекторов, глядя на чужие дела, веря, что хоть кто-то может уехать от себя, и забыть кто он есть. И вернувшись, привезти откуда-то оттуда кого-то другого вместо себя, и здесь не найти ничего из прошлой жизни.
И я бы хотела так…
Но нет. Не выйдет, ведь Ветер моя настоящая жизнь, а ни какая не прошлая. Значит, и оставить его в прошлом нельзя, и даже если он умрет — всё едино, я умру вместе с ним, прежде чем узнаю, что его больше нет, по-наитию скончаюсь в тот же миг, и так он не покинет меня никогда, хоть умоляй его хоть нет. И никогда со мной не будет по-настоящему… или всё же будет?? Проклятая надежда, заставляющая жить. Благословенная надежда.
Я достала из бэга дрожащими руками чистую тетрадь, которую таскала на случай, если в универе понадобится. Отыскала чудную ручку, которая пишет в мороз и не течет в жару, и сунув её в зубы, стала потрошить тетрадку, выдирая листки по одному. Из них я неловко складывала самолетики и зажимала готовые под мышкой. Получилось ровно 90 штук. Потом начала выводить на их крылышках надписи «Ивана+Ганя=???», торопливо и жадно, будто это невероятно важно, а для чего — знаю, но так занята, что даже не успеваю оформить эту мысль. Вот сейчас, сейчас я закончу, и тогда!.. Сначала я писала на каждом самолетике сразу на оба крыла, потом притомилась от однообразия, и решила оптимизировать процесс, выводя как попало на правом крыле каждого самолетика, и складывала их в кучку, прижимая бэгом, чтоб не улетели до объявления рейса. Покончив с правой стороной просто перевернула всю стопку на левую, и продолжила. Чем дальше, тем корявее. Ну и ладно, так сойдёт. Перевела дух, осмотрелась, чтоб никого не было на мосту, а то неловко начинать при людях священнодействие, непонятное им, но столь необходимое мне. Сложила поудобнее весь готовый труд, и начала запуск. Оригамики летели как белые голуби, целой эскадрильей, планировали и опускались на стоящий под мостом поезд. Красиво! Вдохновившись успешным началом, я побежала по тонким доскам, расшвыривая самолётики целыми группами. Я так увлеклась, что слышала гул моторов, и радио-переговоры пилотов: «Ганя, Ганя, я Ивана, приём!» — «Дика, Дикая Дика, я Ветер, слышу вас!»
— Ураааа!!! — возопила я шёпотом, запуская последние пять самолетов. Ожившая душа моя пела, и летела вслед за бумажными птицами, гордым и восторженным пилотом.
И похрену, что на меня странно посматривают снизу работники станции в форменной одежде. Думают, видно, что я террористка, но не поймут, в чём тут злой умысел. Ничего не сказали, проводили глазами мою одинокую, отрешенно улыбающуюся всем сумасшедшим существом фигурку, тяжело топающую титановыми гадами по доскам моста. Да и бог с ними, и со мной. Пойду домой спать. Чувствую, сегодня у меня это отлично получится.
После этого самоколдовства я даже нашла в себе силы вернулась к учёбе. Сессия схватила за горло беспощадно. Я ведь половину её продолбала. Но господа, что же делать? Хочешь иль нет — а заканчивать ВУЗ придётся по том ли, кровью ли, депрой, не важно. Важно, что из универа сегодня я вышла, чувствуя остопиздение нечеловеческое! Когда же это кончится, Господи и Дьявол?? Третий курс… ух, твою мать!
Злясь на весь мир, села на лавку покурить. Заметила, что сижу возле кинотеатра. Ага, если не надо долго ждать ближайшего сеанса — зайду, что бы там не показывали!
Пока стояла в очереди, смотрела на хихикающих впереди девчонок-подружек, думала — а ведь кино, это то, куда ходят с друзьями. А я одна! Даже в киношку не с кем пойти… то ли я сука злобная, неинтересная, то ли что-то ещё. В этот момент чуть не заскучала по Гдетыгдеты, формально единственной моей подруге. Но моментально вспомнила, кто она такая есть, аж передёрнуло — вот ещё! Лучше одна, чем терпеть её рядом дольше чётко рассчитанного, чтобы не ссориться, находясь при ней в обществе Ветра. Думать сейчас о Ветре и тем более о его половой тряпке (ха-ха, половой! Тряпке, которую он пользует для своих половых нужд! Тьфу, скоты!) было физически невозможно, тошно, а до сеанса оставалось ещё с полчаса, и я пошла пить пиво. Взяла сразу две порции, в сумме литр светлой бурды. Хотелось как-то размякнуть, но мысль о коньяке печень отвергла моментальной болью, и я не решилась.
Зрение поплыло, и мысли размягчившись, вяло истаяли в черепе, как мороженое в чашке. Пора было отправляться занимать свое место, и ждать чудес от синема, как в детстве… я, пользуясь полупустотой зала, уселась туда, где сама захотела, игнорируя номер на билете — на верхний ряд, посередине.
На экране мелькала какая-то любовь, потом и вовсе сопливый секс, и на меня накатило — я вспомнила вдруг, как в прошлом году, в расцвете наших садо-мазо отношений, мы с Ветром сидели вот так же, и даже здесь же, чёрт меня возьми! И такие же полупьяные, и не глядя на экран, нам было совершенно не до того. Было лето, он ласкал меня под юбкой, и я не пыталась его останавливать — не могла ему отказать. Меня дико возбуждала сама эта обстановка, не подходящая для секса. А он хитро улыбался не глядя на меня, пуская пальцы везде, где угодно, и я раздвигала ноги всё шире и шире, и кусала губы, чтоб не пищать, и он кусал губы, наверное, чтобы не вздыхать. Потом он повернулся ко мне, и сказал на ухо:
— Это ведь места для поцелуев? — и неожиданно встал на колени, широко разводя мне ноги, положил их себе на плечи. Я чуть туфли не отправила вдогонку голове, уже напрочь слетевшей. Я почему-то отчётливо запомнила мысль, что надо по правилам пропищать что-то вроде — «ты что, не здесь, и так нельзя». Но мне было всё равно — я ничего не соображала от желания, как ангел внезапно упавший на землю.
Год назад, уже год назад… о, я не выдерживаю напряжения воспоминаний, и глажу себя под одеждой, вспоминая его горячий язык, и свою неприличную позу. Как я кусала чуть не до крови губы, и все оглядывалась — не идёт ли кто, не видит ли?? Чччёрт!!! Безумие, безумие… Я горю — о, это Ветер! Таков может быть только Ветер!! И этого не повторится! Долгий год прошел… разве он делает так же Гдетыгдеты? Для него это само собой — лизать девушку в кинотеатре? Я не спрашивала. А вдруг, да?! Я бы с собой покончила, Если б поверила в это.
