Алексей Ручий - Песни-Танцы
Отправляя чипсы в рот, я вновь думал о бессмысленности. Бессмысленность, становящаяся системной, преобразуется, как это ни парадоксально, в смысл. Мир безостановочного товарооборота бессмыслен по сути, но если принять за смысл непосредственно сам товарооборот, то и мир наполняется смыслом. Смысл этот мерзкий и скользкий, но при этом легко и удобно усваиваемый человечеством. Словно смерть, выкашивающая своей косой целые города с одной целью: утверждением смерти. Мы покупаем для того, чтобы продавать и наоборот. Кажется, эти ценности давно заменили нам даже религию.
Человечество само плодит бессмысленность. Эта бессмысленность, совершаемая систематически изо дня в день, приобретает статус смысла, а со временем и замещает все остальные смыслы. Мы потребляем исключительно ради потребления. И тем самым уничтожаем в себе саму основу жизни и человечности. Мы – самые хладнокровные из убийц. Охотники за головами охотников за головами…
По вагону один за другим сновали торговцы-всем-что-вам-угодно. Их голоса сливались в один мощный громоподобный рык, который гулкими раскатами отдавался в барабанных перепонках: «Покупай!», «Потребляй!», «Уничтожай!» Мы все были всего лишь винтиками одной огромной системы потребления.
- Чего они от нас хотят, сынок? – обратился ко мне сосед напротив, пенсионер с изъеденным морщинами лицом и орденской планкой на груди, указывая на вездесущих торгашей.
- Чтобы мы покупали их товары, отец.
- Но зачем?
Дед попал в самую точку. Будучи порождением совершенно другого мира, другой системы координат и ценностей, он искренне не понимал законов мира нынешнего.
- Да, в принципе, незачем, просто так.
- Вот-вот. Все у них просто так, - завелся пенсионер, - купи просто так, съешь просто так, живи просто так. Куда мир катится?
- Никуда он не катится, отец. Уже прикатился.
Пенсионер не унимался. Он остановил идущую по проходу женщину-торговку:
- Что вы продаете? – спросил он.
- Мороженое. Желаете?
- Упаси бог, - дедуля почти закричал, - зачем вы это делаете?
Торговка пожала плечами:
- Не хотите – как хотите. Зря только людей отвлекаете…
- Вы – не люди, - резюмировал пенсионер так, что примолк весь вагон.
- Сумасшедший какой-то!.. - поспешила удалиться торговка.
Я прикинул, мог ли быть старик сумасшедшим. Скорее всего – нет. Даже наоборот. Сумасшедшими были все мы: мы покупали и продавали вещи, которые были нам не нужны, вообще никому не нужны. А старик был нормальным. Он не плодил бессмысленность и потому просто не понимал, почему она захватывает мир.
А она захватывала. Она ползла отовсюду: стальными клешнями телевизионной рекламы, вездесущими щупальцами супермаркетов, ощеренными жвалами менеджеров по продажам. Она потребляла нас, так же, как мы потребляли всю эту ненужную нам продукцию. Она переваривала нас и превращала в продукт. Чтобы продать нас дальше…
Через сорок минут я прибыл на Московский вокзал. Вышел из электрички. Покурил, глядя на идущий мимо поток людей. Еще раз подумал о смысле. Потом о доме. Снова о смысле…
Мы – убийцы смысла. Рано или поздно мы уничтожим его окончательно, все потеряет смысл. Тогда не станет и нас. И это правильно. А я – поехал домой.
Танец Мертвых Слов.
Любое знание убийственно, любая книга опасна. В них сокрыт яд, который может убивать очень медленно – на протяжении всей жизни. Ты даже не заметишь, как он испепелит тебя изнутри.
Любое знание – запретно, а плод запретный – сладок. Мы охотимся за ним, не теряя ни мгновения времени, отдавая этой охоте все силы. Тем более опустошительны итоги: мы становимся никем.
Удивительно видеть тут библиотеку. Однако она вписывается в общую логику происходящего: знание-смерть хранится в логове убийц. Я вхожу под сень хмурых камней. Неживое отчаяние хранится в них, дышит ледяным дыханием, пульсирует нервной жилкой последнего дня.
Библиотека не тронута отступающими вглубь лабиринта беженцами и местными жителями: в мире, где жизнь оканчивается гораздо раньше, чем думаешь, и совсем не так, как хочешь, сила слова остается недооцененной, слово это мертво, ожидающе – вплоть до судного часа.
Человек-с-головой-Быка ходит между стеллажей с книгами, подходит к ним, берет что-то с полок, листает и выписывает, затем ставит на место – я замечаю его в столбе света, падающего сквозь потолочный витраж. Опять он, мой неизменный спутник.
- Ты тут хранитель что ли? – спрашиваю я, выходя из тени и прекрасно зная, что он обнаружил меня давным-давно.
- Упаси бог, - он сосредоточенно листает внушительных размеров фолиант, - но я часто заглядываю сюда.
- Что могут дать эти книги тем, кто бежит от смерти? Разве они могут обратить ее от них?
- Ты недооцениваешь силу мертвого слова.
- Почему мертвого?
- Все эти слова мертвы. Давно.
- …Мой вопрос?
- Книги не спасут от смерти, возможно, даже ускорят ее. Но они же дадут упокоение.
Сила мертвого слова – где-то я слышал об этом. Мертвое Слово звучит отголосками умерших голосов, заползает в ушные раковины опарышами потухших легенд, Мертвое Слово мертво тогда, когда мертво и все остальное. Жрецы Зиккурата, к которому закручивается лабиринт, - хранители мертвого слова. Это говорил Человек-без-Глаз. И мой незримый собеседник.
- Эти книги переживут людей, - говорит тот, который с головой Быка. – Они уже пережили многих.
- Тем меньше их ценность.
- Тут ты прав.
- Сила Знания тем ощутимее, чем меньшим Знанием ты располагаешь.
Он наклоняется над одной из книг, всматривается в пожелтевшие страницы, сдувает с них пыль. Читает о людях, которых больше нет, а, может, и вообще никогда не было. Ему больше нечего сказать, он поглощен силой Мертвого Слова, умерщвляющей мощью Знания. Мне тоже пора идти.
Я покидаю библиотеку, стараясь не смотреть на полки, не читать надписей на корешках, не прикасаться к этим книгам, к сокрытому в них Знанию. Ибо Знание убийственно.
Череда беженцев тащится мимо библиотеки, отравляя пространство своими потухшими взглядами. Они не замечают ее – и хорошо. Мертвое слово должно быть мертво. До своего времени.
Будни - Песнь 4. Куплет 4.
Большинство современных людей на вопрос: «Как вы относитесь к мнению большинства?» ответит: «Мне плевать на мнение большинства». В этом плане я присоединяюсь к большинству: мне тоже плевать на мнение большинства. Такое вот масло масляное, тавтология с бескрайним смыслом.
Мнение большинства в нашем рабочем коллективе относительно моей фигуры, как я полагаю, сводится к определению «достаточно странный». Потому что я не вписываюсь в те стандарты, по которым они привыкли оценивать людей. Я вообще мало подхожу под те узкие мерила типичности, которыми определяется офисный мир.
Один из лидеров отдела по объему продаж, я, однако же, при этом открыто ненавижу мир купли-продажи и все, что с ним связано, как своего личного врага. Эталонный офисный сотрудник, я грежу о том дне, когда праведный огонь падет с небес на офисы и бизнес-центры, сметя их с лица Земли.
Такое взаимоисключающее состояние не укладывается в мозгах моего начальства и коллег. Большинству не понять моего нигилизма. Но мне плевать на мнение большинства, равно как и всем остальным на этот факт.
На самом деле моя ненависть к купле-продаже закономерно эти самые продажи увеличивает. Мой циничный романтизм в отношениях с людьми добавляет в эти самые отношения шарма. Наш несовершенный мир так устроен: чем меньше мы раскрываемся ему, тем сильнее он отдается нам.
Отсюда мое неизменно высокое положение в рейтинге сотрудников отдела продаж, который в начале каждого месяца вывешивает на импровизированную доску почета наша начальница Софья. Мне на рейтинг откровенно плевать. Единственная действительная выгода от моих высоких продаж – чуть большая сумма наличности, получаемая мной в день зарплаты, за счет процента с продаж.
Сегодня – день рождения фирмы. Я знаю, что сегодня будет корпоративная вечеринка, на которой будут чествовать лучших сотрудников. Я даже знаю, что наверняка свой приз достанется и мне. Но вопрос лишь в том – хочу ли я его…
Отсюда дилемма – идти или не идти. Лесть и откровенная ложь, которые неизбежно прозвучат во время официальной части, уже загодя вызывают приступы отвращения. Но дармовая выпивка и боулинг это отвращение несколько смягчают. В итоге после ряда колебаний я все же решаю пойти.
Общий сбор в начале седьмого, после окончания рабочего дня. Сократить этот самый рабочий день в честь праздника начальству в голову не приходит. Все правильно: капитал должен оборачиваться непрерывно, любое промедление, любая заминка – это козырь в руках конкурента. Поэтому несмотря ни на что, мы работаем до упора.
