Александр Уваров - Михалыч и черт
Михалыч, сражённый и подавленный событиями прошедшего вечера, объяснить или хотя бы частично осознать которые его одурманенный мозг был совершенно не в состоянии, почти сразу же заснул.
Чёрт же, которому ни уставать, ни спать было не положено по законам мироздания, углубился в горестные размышления.
Время от времени по инфернальной связи он подключался в адской базе данных, просматривал протокол сканирования, делал выписки в блокнот, мычал, потряхивая при этом широкими, перепончатыми ушами и грустнел всё больше и больше.
Минула полночь.
Луна осветила поляну и трава стала серебристо-серой. Свет стекал по ветвям и дуб посреди поляны казался залитым каким-то слепящим жидким металлом, покрывшим тонким слоем каждый лист, каждую ветку, все прихотливые изгибы ствола, кору и даже толстые, узловатые корни, выступавшие из земли.
И вдруг Анемподисту почудилось, что свет луна стал как будто усиливаться, нарастать. И стал он при этом не просто ярким, а ослепительным, резким, прожигающим всё, что попадалось ему на пути.
У Анемподиста стало вдруг тревожно и тоскливо на душе (хотя какая у чёрта может быть душа? просто стало вдруг тоскливо и тревожно).
И понял он, что не видение это и не кажется ему ничего, а так обстоит всё на самом деле. И свет этот ослепительный не предвещает ему ничего хорошего.
Свечение, достигнув апогея, стало ярким до нестерпимости. Трава, листья, ветки чуть заметно задрожали и Анемподист почувствовал вибрацию, прошедшую сквозь всё его тело.
Потом вибрация стихла и с чёрного ночного неба сорвались две звезды. Звёзды летели по замысловатой, изогнутой и закрученной траектории и, слетая всё ниже и ниже, быстро увеличивались в размерах.
И, уже долетев до самой поляны, превратились они в два ярко-белых шара, которые с чуть слышным гудением описали круг и остановились прямо напротив скамейки.
Анемподист, догадавшись, что за визитёры пожаловали к нему в столь поздний час, встал и, соблюдая все необходимые церемонии, учтиво поклонился.
Потревоженный во сне Михалыч закрыл ладонью глаза и, пробормотав: «на хер, суки мусорные, всё равно карманы пустые», перевернулся на другой бок и опять заснул.
Шары вытянулись по вертикали и превратились в две светящихся белых фигуры в длинных, искрящихся плащах.
— Приветствую достопочтенного архангела Михаила и почтенного архангела Рафаила, — произнёс Анемподист с интонацией опытного и вышколенного надлежащим образом чиновника. — Позволю себе спросить: по какой причине посетили столь высокие гости мир сей и прибыли ко мне, скромному служителю Тьмы?
— Заглохни, падла, — сказал один из светящихся и, подлетев, встал сбоку от скамейки.
Второй светящийся (лицо которого походило на лицо человека пожилого, чуть уставшего, с чуть заметными на фоне свечения складками и с грустными, немного миндалевидными глазами) также подлетел к скамейке и присел на неё рядом с Михалычем.
— Твой клиент? — спросил он Анемподиста и кивнул на Михалыча.
— Мой, — ответил Анемподист.
— Ты, дорогой, Рафаила извини, — сказал Михаил и, поманив пальцем Анемподиста, доверительным тоном сказал:
— Он с покойниками дело имеет, с живыми работать не может. Грубоват он, для живых то, нетактичен… Да ты садись, не стесняйся. У нас визит неофициальный, так что давай запросто, без церемоний.
Не решаясь приблизится к столь знатной персоне и резонно полагая, что добром этот визит для него не закончится, Анемподист скромненько присел на самый край скамейки и начал усиленно изучать когти на длинных своих лапах.
После короткого молчания Михаил вдруг захохотал, подпрыгивая и похлопывая себя по коленкам.
— Ну, ты, чёрный, и выдал! — отсмеявшись, сказал Михаил. — Ну ты сегодня спектакль и устроил! Ну ты наших то, белопёрых, напугал! Честно тебе скажу — напряглись они сильно. Как видишь, даже до меня дошло, доложили оперативно.
И, неожиданно перейдя на шёпот, спросил Анемподиста:
— Не удивлён моим визитом?
— Удивлён до крайности, — честно признался Анемподист. — Даже высокородные бесы тысячелетия живут и вашу милость не видят, а тут простой чёрт, простой, незаметный можно сказать, работник Тьмы… И такая встреча!
— А ведь заслужил, чёртов сын! — весело воскликнул Михаил и хлопнул Анемподиста по плечу. — Ей-богу, заслужил! Такую дрянь сотворил, засранец, что после Страшного Суда тебе не просто в геенне париться, а в персональной серной ванне с дополнительным подогревом. Нет, это дело отметить надо! Рафаильчик, организуй…
Второй светящийся (тип с длинной, очень мрачной физиономией, слегка смахивавшей на лошадиную морду) кивнул и вытянул руки вперёд.
Тут же на его ладонях появилось два золотых кубка с дымящейся и пенящейся жидкостью.
Затем Рафаил, почтительно склонившись, передал один кубок Михаилу и второй, брезгливо отвернувшись, Анемподисту.
— Нектар, питие райское, — тоном радушного хозяина сказал Михаил. — Не откажешься, я надеюсь?
«Попробовал бы я» подумал Анемполист. «Вы ж тогда меня, сволочи, так отделаете, что никакие грязевые ванны не помогут».
И, зажмурившись, осушил кубок одним длинным глотком. И с ужасом почувствовал, как нектар, словно кислота, шипит, булькает и пенится у него в желудке, выжигая его изнутри.
«Всё, язва» обречённо подумал Анемподист и открыл глаза.
Михаил с кривой, откровенно издевательской ухмылкой смотрел на Анемподиста и не спеша, мелкими глотками, отпивал нектар из своего кубка.
— Ну-с, — сказал наконец архангел (решив, что чёрт уже достаточно отдышался), — я тебе кое-что поясню. Как ты, наверное, догадываешься, есть во Вселенной вещи, к которым наша контора никак не может быть равнодушной. Есть вещи, которые мы считаем злом, то есть всё то, что угрожает сложившейся системе власти, сложившемуся порядку мироздания, и, в конечном счёте, нашей власти и всей системе нашего правления. Базовый элемент зла — грех, то есть стремление, сознательное или неосознанное, освободиться из-под нашей власти. Ну это, я думаю, ты и сам хорошо знаешь, в школе ещё проходил. Проходил или занятия прогуливал?
Анемподист (окончательно сообразивший, к чему дело клонится) кивнул в знак согласия и тихо сказал: «Проходил… помню».
— И вот сегодня, дружок, — продолжал Михаил, — ты сотворил такое, что по нашей классификации проходит по графе «Грех с большой буквы «Г». Ты думаешь, чертёнок, мы твой план не раскрыли? ты думаешь, мы его не поняли?
— Мы давно за тобой следили, с самых первых твоих шагов на твоём чертовском поприще. И всю опасность твоих экспериментов поняли сразу. С чего бы это лучшего выпускника на обработку всяких отбросов кинули? И без того люмпенов в вашем ведомстве хватает. Мы уж и призадумались было… А чёрные, оказывается, вот чего удумали. С грязью всякой поиграть решили, использовать всю их больную фантазию, весь бред, все кошмары этого отребья, всю их боль и тоску от неудавшейся, не сложившейся жизни, их смертельную обиду на этот мир, нами, между прочим, управляемый мир, использовать весь этот комок грязи, комплексов, ненависти для борьбы с нами! Прямо таки бунт маргиналов какой-то! Хитро придумали, ничего не скажешь…
— Это моя личная инициатива, — тихо, но твёрдо сказал Анемподист. — Цель моих экспериментов по материализации желаний…
— Ты, парень, кончай туфту нести! — оборвал его Михаил. — Наша резидентура и аналитики тоже недаром нектар хлебают и амброзией закусывают. Ты зачем сканирование проводил? Зачем блокировку отключал? Нечего мне сказки о своих экспериментах рассказывать, чай, не попу во сне явился! То, что ты сотворил сегодня вечером — это уже не материализация желаний. Это по другому называется. Это — дестабилизация мироздания на макроуровне. На начальной стадии такие штуки локализовать не так уж трудно. Ну а если какой мудила в большем масштабе всё это повторит? Или вглубь, на молекулярный уровень полезет? И если ему попадётся не какой-нибудь болван спившийся, какой-нибудь другой маргинал, с более осмысленными страхами, с большей болью и более осознанными кошмарами? Если сегодня всё это фарсом закончилось, то в следующий раз и до трагедии дело дойдёт. Выездную сессию Страшного Суда открывать придётся. Чего, красавец, молчишь?
— Осмысливаю, — коротко ответил Анемподист.
И, обернувшись к Рафаилу, протянул ему кубок:
— На, возьми, родимый. Вкусная водичка, благодарствую.
Рафаил резко ударил Анемподиста по ладони. От боли Анемподист разжал пальцы, кубок упал на землю и исчез, рассыпавшись на сотни оранжевых искр.
— Спасибо, дорогой, — сказал Анемподист, сжимая и разжимая пальцы, чтобы утихомирить боль, — только чаевых тебе не будет. Хреновый из тебя официант.
— Не доводи, паскуда, — зашипел Рафаил и многозначительно поводил кулаком у Анемподиста перед глазами.
