Крэг Клевенджер - Человек-змея
Самая опасная комбинация — «молодой и апатичный» или «молодой и на всех обиженный». Представителей этого вида можно встретить на общественных собраниях: аспиранты или интерны, обожающие рассуждать о синдромах, состояниях, расстройствах, аномалиях…
Стоит задать вопрос вроде «Вы понимаете, о чём я?» — они тут же отвечают: «Нет, расскажите, пожалуйста!» За этим, по их замыслу, должна последовать глубоко личная история. Больше всего такие «активисты» боятся диагнозов вроде «Лёгкая депрессия. Рекомендуется молочная диета, прогулки на свежем воздухе и физические упражнения». Стоит обмолвиться, что в бешенстве пинаешь торговый автомат, проглотивший десятицентовик, — мигом поставят эдипов комплекс, шизофрению или биполярное расстройство в обострённом состоянии. Лучше пожаловаться что плохо спишь или никак не можешь забыть прежнюю любовь Не стоит утверждать, что всё в порядке или что слышишь голоса. Гораздо предпочтительнее невинная ложь вроде «Босс — козёл. По вечерам никак не могу заснуть». Если особенно не мудрить, всё закончится хорошо.
Попался психиатр постарше — стоит посмотреть, не скрывает ли он свой возраст. Обручальное кольцо — ещё один важный пункт. Желательно, чтобы оно было. Если в сорок лет нет семьи, то наверняка есть огромная куча комплексов. Ответ на любой вопрос может разбередить старую рану, и в благодарность обидчика отправят в закрытое заведение. О характере женщины красноречиво свидетельствуют яркий макияж, цвет волос, начёсы, парики… Очки — хороший признак, тонированные очки — плохой. Знаю я таких дам: за тёмными стёклами прячут морщины в уголках глаз, кое-что пострашнее или сами прячутся. Как можно доверять человеку, если не видишь его глаз?
Ни на секунду нельзя забывать, что ответ на самый безобидный вопрос фильтруется через настроение психиатра, его подавленную гомосексуальность, тайную ненависть к родителям, мужчинам или женщинам, недавний развод, бездетность, лишний вес; через что-то одно или через всё сразу. Ваши ответы проходят сквозь багаж детских травм, горечи, переживаний — всего того, что побудило человека стать психиатром. Власть, если подумать, колоссальная: одной подписи достаточно, чтобы тебя до конца жизни заперли в психушке.
Это не первая моя экспертиза. Естественно, я делал ошибки; однажды меня чуть не заперли в таком месте без острых углов. Даже вспоминать страшно: ещё немного — и крошечной иголкой затерялся бы в стоге Департамента психиатрии штата Калифорния. Боже, хоть бы психиатр нормальный попался!
За дверью приглушённые шаги. Ещё секунда — замок щёлкнет, и я увижу эксперта. В детстве, услышав, как по коридору идёт врач, я начинал дрожать как осиновый лист. Десять минут сидения на покрытом стерильной салфеткой стуле в пропахшем изопропанолом кабинете и рассматривания пирексовых банок с ватными тампонами, шпателей для отлавливания языка, механизмов, из которых змеятся провода и шланги… затем блестящая дверная ручка повернётся, и появится улыбающийся доктор со шприцем.
С тех пор мало что изменилось, разве что доктора не всегда улыбаются и вместо шприца несут блокнот.
Дверь открывается, потом снова закрывается.
Итак, моему эксперту как минимум тридцать пять, ухоженные седые волосы убраны в хвост. Очки с толстыми стёклами искажают форму глаз, раздувают веки и делают их неестественно красными. Он наклоняется, чтобы выдвинуть стул, и я вижу болтающегося в левом ухе анха. В правой руке блокнот и папка, в левой — бумажный стакан с дымящимся кофе. Из стакана течёт, но доктор не замечает похоже, это далеко не первый кофе за сегодняшний день. Белая рубашка, никакого галстука, шерстяные брюки и пиджак — неохотная уступка официальному дресс-коду. На нагрудном кармане бедж: «Ричард Карлайл, доктор медицинских наук. Департамент психиатрии и наркологии округа Лос-Анджелес».
Ясно: стареющий активист и борец за защиту окружающей среды, к началу войны во Вьетнаме как раз достиг призывного возраста. Что-то в нём есть, но что именно, пока не знаю. Когда боюсь, кишки будто закипают, а кости, наоборот, становятся холодными как лёд. Нечто подобное со мной сейчас и происходит.
— Мистер Дэниел… — смотрит на папку, — …Флетчер? — Согласно киваю. — Я доктор Карлайл. Хочу задать вам несколько вопросов.
Глава 3
Блокнот жёлтый, с символикой Департамента психиатрии, чистый, один; файл кремовый, с ярлычком «Флетчер Д.», один. То и дело бросая на меня беглые, протяжённостью в миллисекунду взгляды, эксперт пишет кратенькое, в восемь строчек, вступление. Всё, время пошло, причём для нас обоих.
Нельзя:
Шаркать ногами.
Барабанить пальцами по столу.
Ёрзать на стуле.
Чесаться.
Вытирать лоб.
Расслабляться хоть на секунду: за мной следят.
Сидеть как приклеенный тоже не стоит. Немного волнения не помешает, иначе эксперт заподозрит неладное. Лишь благодаря многолетней практике я научился вести себя естественно. Представьте почтенного отца семейства, выходящего на улицу после сеанса порнофильма: затравленно оглядывается по сторонам, нервно щёлкает зажигалкой. Представьте подростка, с бешеной скоростью чистящего зубы, чтобы к приходу родителей избавиться от запаха марихуаны. За три года я шесть раз менял имя, номер социального страхования, родителей, трудовую книжку, школьный аттестат и отпечатки пальцев, однако до сих пор время от времени себя одёргиваю: нужно держаться естественно. Превращаюсь в зеркальное отражение эксперта: ноги прямо, ладони врозь, слегка наклониться вперёд, всем своим видом выражая честность и уверенность. Главное — ритм, ритм, ритм, не сидеть как столб, а двигаться каждые пять минут. Частенько симулянты так заняты своей историей, которую хочется сделать правдоподобнее, что забывают двигаться. Врёшь, изворачиваешься, а тело неподвижно, будто паралич разбил. В результате на фоне внешней неестественности все неувязки липовой истории видны как на ладони.
Пусть руки постоянно двигаются. Эх, дорожку бы сейчас!.. Кручу между пальцами правой руки двадцатипяти-центовик из кафетерия. От указательного пальца к мизинцу: на счёт «раз» монетка с наружной стороны, на счёт «два» — с внутренней. Так, небольшая разминка получается.
Прошло три минуты, Карлайл читает мой файл, заносит в блокнот ещё пять строчек. Достаю из пачки две сигареты. Одну кладу на стол, вторую прячу в ладони и начинаю ловко вертеть пальцами, чтобы сигарета появлялась то в одной руке, то в другой. На «естественное поведение» похоже мало, но без кокаина голова не работает, а подобные манипуляции успокаивают и помогают придумать что-нибудь дельное.
— Здорово! Вы фокусник? — спрашивает эксперт. Понятно, пытается отношения наладить, хочет, чтобы я расслабился, разоткровенничался и выдал всю свою подноготную. Вот для чего учтивая болтовня: не бойся, мол, я тебе друг. Ну уж нет, я начеку, знаю: мой новый «друг» каждое слово записывает.
Ладони вверх — показываю обе сигареты.
— Не-а… Так, баловался в юности. Осталась привычка, когда нервничаю, — криво улыбаюсь я. Замечательно, основа заложена, теперь есть на что опираться, если захочу показать, что он меня «прижал». Как только запахнет жареным, переведу разговор на нервную привычку. Это называется дезориентацией.
— А вы сейчас нервничаете?
— Нуда… — Прячу сигареты в пачку и убираю с глаз волосы. — Есть немного.
Эксперт снова что-то записывает, и в примечаниях к ПН я ухитряюсь прочитать слово «волшебный». Карлайл снова открывает мой файл, прикрывая текст рукой, чтобы я не прочитал. Зря старается: мне и так известно, что там.
* * *Имея водительские права, удостоверенные управлением автомобильного транспорта штата Невада, Раймонд О’Доннелл никогда не садился за руль. Раймонд О’Доннелл никогда не голосовал, не задерживался полицией, не снимал квартиру, не брал напрокат машину и не подавал других признаков жизни. Сбережения Раймонд О’Доннелл предпочитал хранить в округе Кларк штата Огайо, потому что в Неваде слишком свято чтят тайну банковских вкладов. Фамилия Раймонда красовалась на двадцати шести почтовых ящиках по всему Юго-Западу: в Чатсворте, Индио, Визалии, Нидлзе, Бейкерсилде, Лодсбурге и Холсбруке. Ящикам-то всё равно, а их владельцы тупо смотрели на водительские права, узнавали меня на фотографии, забирали деньги и через минуту забывали о встрече.
В управлении автомобильным транспортом и соцстрахе всегда требуют контактный адрес, поэтому на чужих почтовых ящиках дополнительным получателем я указываю своё новое имя, одно из тех, которым ещё не начал активно пользоваться. Иногда выбираю улицу, дом и квартиру в престижном микрорайоне или, наоборот, на незавершённом строительном объекте, а потом отношу на почту заявление с просьбой пересылать корреспонденцию в удобное мне место. Управление автомобильным транспортом никогда ничего не узнает. Адрес для пересылки можно давать любой, даже липовый. Когда я в очередной раз меняю имена, вся моя почта идёт на Аляску! Где-то на севере скопилась целая гора писем, адресаты которых никогда не рождались и никогда не умрут.
