Гаетан Суси - Лоскутный мандарин
– Никак не думал, что и в репках течет кровь, – сказал Ксавье лягушке.
Как-то утром он проверил состояние своих финансов и обнаружил, что все его земное богатство составляет один доллар и сорок два цента. К счастью, за квартиру было уплачено. Он подсчитал, что на еду ему на неделю понадобится не меньше доллара, даже если он будет себе во всем отказывать. Сорок два цента надо было отложить на всякий пожарный случай. Что же ему делать, когда эти семь дней пройдут?..
Обуреваемый тревогой, даже не заправив сзади рубашку в брюки, он отправился в свое ежедневное восьмичасовое странствие. Сегодня, наконец, он напал на след – точнее говоря, получил кое-какие расплывчатые сведения, стоившие ему шесть центов. Какая-то бригада разрушителей вроде бы работала где-то в районе рыбного завода. Путь туда был неблизкий, минут сорок пять пешком. Придя на место, он чуть не расплакался – вся площадка была расчищена, земляные работы завершены, подземные коммуникации выведены, мусор вывезен и так далее. О разрушителях, которые там работали, никто ничего толком не знал. От этой новости у кого угодно могло засосать под ложечкой.
Пару часов Ксавье бродил кругами, как сомнамбула, чуждый всему, что его окружает: местам, по которым он шел, идущим навстречу людям, непостижимым мотивам их действий. В конце концов он остановился у газетного киоска. Попытался отвлечься от тревожных мыслей, не дававших ему покоя. Сказал себе: «Не все так плохо, как черт малюет». Но ничего не мог с собой поделать, продолжая суеверно возвращаться мыслями к худшему, как будто плохое, если не думать о нем, обязательно случится, но уже как наказание. Он бездумно скользил глазами по заголовкам, слишком занятый своими мыслями, чтобы вдуматься в то, что стоит за напечатанными словами. Его внимание привлек один журнал, название которого он уже раньше где-то встречал. Журнал был посвящен сносу, и издавался он Гильдией. (Ксавье вспомнил, что только слышал о журнале, но никогда не видел ни одного номера.) Когда он понял, что там должно быть напечатано расписание работы разрушителей, у него бешено забилось сердце. Он стал листать журнал, но продавец тут же ему сказал, что знакомиться с содержимым журналов, не заплатив за них предварительно, запрещено. Журнал стоил тридцать семь центов – практически все деньги, отложенные Ксавье на черный день. Тем не менее, после непродолжительных колебаний, он эту сумму уплатил. Держа под мышкой ларец со Страпитчакудой, подручный направился к скамейке, лихорадочно листая журнал, будто он был его последней надеждой.
Ксавье вышел на площадь Тайме, над которой нависало здание редакции «Тайме» со скошенным подбородком. Повсюду сновали управляемые зелеными трупами длинные приземистые автомобили, в которых почти никогда никого не было видно; трамваи и автобусы напоминали майских жуков, прокладывающих себе путь среди суетящихся муравьев; массы людей гудящим роем входили и выходили из зданий, прокручиваясь в дверях универмагов; в резком солнечном свете в окнах зданий в пятьдесят этажей и выше мелькали возбужденные лица. Ксавье было трудно сосредоточиться, но ему очень хотелось поскорее найти себе какое-нибудь спокойное местечко.
Журнал. На первых страницах без всяких рассказов или заголовков были помещены только какие-то загадочные картинки. Мертвое тело женщины, лежащей на животе на камнях в поднятой до середины ягодиц юбке; голова ее накрыта темной тряпкой. Оборванные дети, с мисками в руках ожидающие, когда им нальют суп, приготовленный в походной кухне; их маленькие ручки скованы наручниками, у многих на лицах ссадины и кровоподтеки. Полностью раздетый старик, однорукий, беззубый, безногий, как бюст, установленный на перевернутый мусорный ящик; с двух сторон от него стоят молодцы в форме рабочих-разрушителей и улыбаются фотографу, как будто этот обрубок человеческий – их охотничья добыча. Голова несчастной лошади, слепой на один глаз, сломанная посредине так, что кажется, будто она хочет достать ртом до лба (этот снимок сопровождает таинственное слово: шиннатсубай). Итак далее. Что бы все это могло означать? В конце концов, дойдя до разворота, Ксавье обнаружил расписание работ – наконец-то! Но только для того, чтобы убедиться, что ни единого слога не понимает в тарабарщине жаргона профессиональных разрушителей.
Руки его безвольно разжались, журнал упал на землю. Ксавье бессмысленно смотрел прямо перед собой. И на это он потратил тридцать семь центов!.. Сцепив руки за спиной, приблизился патрульный полицейский; он поднял журнал и положил его Ксавье на колени. Подручный нечленораздельно пробормотал благодарность. Полицейский коснулся пальцами козырька фуражки:
– Рад был вам помочь.
Из-за угла показался оркестр, медь громогласно выводила бравурные патриотические мотивы. Ксавье этого даже не заметил. Он уже дошел до ручки, до самого дна. И дно это было мутным, грязным, мерзким, манившим скатиться еще глубже. Он отсутствующе покачивал головой, сказал «нет» какой-то своей мысли, как будто перед ним собственной персоной стояло Горе, а он молил его уйти. Впереди оркестра шел мужчина, одетый в красочный костюм наподобие тех, что носят иногда церемониймейстеры, он кричал в рупор:
– Готовьтесь, Минута настает. Готовьтесь, Минута приближается!
Поравнявшись с Ксавье, он как бы в шутку – поскольку оцепенение подручного было чревато бедой – поднес расширяющийся конец рупора к самому уху парнишки и снова прокричал свой лозунг. Ксавье подпрыгнул как обваренный, в глазах у него отразилась такая паника, будто его разбудил будильник.
Но скоро он пришел в себя. Огляделся вокруг, сначала удивившись тому, как он очутился в этом месте, потом поразившись тому, что, несмотря на козни всех недоброжелателей, он остался прежним. Все, что происходило вокруг, казалось ему нелепым и странным. Создавалось такое впечатление, что даже атмосфера содрогается от скопившегося в ней электричества, как будто в преддверии могучего разрешения воздух вибрирует с грохотом листовой жести. Взгляд подручного упал на журнал, о котором он тоже совсем забыл. Ксавье снова раскрыл его. С какой это стати, скажите на милость, он должен отчаиваться? Может быть, там можно найти какую-то информацию, какую-то деталь, которая ему поможет, направит его поиски по нужному следу, воодушевит его? Он дошел до страниц, написанных нормальным языком. Они предназначались очень ограниченной аудитории и назывались Странички подручного.
Парнишка внимательно их пробежал, но ничего действительно для себя полезного не нашел. Несколько поучительных историй, добродушный юмор, карикатуры денди – как же все это было далеко от того, что на самом деле творилось на строительных площадках! (Так, например, на одной картинке были изображены маленькие монахи в сутанах, умилительно махавшие пухлыми ручками, как будто с кем-то прощались. «Бригада миссионеров-разрушителей отправляется в Японию. Саёнара!») Когда он перевернул страницу, с нее как будто бесенок соскочил: на него с портрета смотрел Лазарь. От одного его вида подручного затрясло. Сын Великого Бартакоста был призван служить образцом для молодых читателей: «Ты тоже можешь стать Грозой Стен!..» В сопроводительном тексте, насколько мог судить Ксавье, ложь громоздилась на небылицы. Он перевернул эти страницы, чувствуя себя еще более удрученным, чем раньше. А потом случайно заметил объявление в рамочке.
До него не сразу дошел его смысл – сначала он мелькнул как некая, если так можно выразиться, достаточно абстрактная догадка, которая, тем не менее, вскоре превратилась во вполне осязаемое искушение. Он вспомнил слова слепого нищего, которые завертелись у него в голове, как мелодия шарманки: «С этой лягушкой ты сможешь стать очень богатым». Ксавье пошарил в кармане и вынул оттуда его жалкое содержимое. Потом снова перечитал объявление.
Однако ему пришлось отвлечься от размышлений, потому что вокруг стало происходить что-то в высшей степени странное. Все грузовички, машины, трамваи и так далее вдруг остановились, пассажиры из них вышли, и народа вокруг стало в три раза больше, чем когда Ксавье пришел сюда час назад. Неподалеку тот же церемониймейстер продолжал скандировать тот же лозунг: «Готовьтесь, Минута настает. Готовьтесь, Минута приближается!» – это, видимо, означало, что вот-вот должен неумолимо наступить конец света. Рядом с заинтригованным Ксавье прошла женщина, бормоча что-то себе под нос, как актриса, повторяющая роль перед выходом на сцену. Какой-то старик со скакалкой, перекинутой через плечо, гнусаво повторял своей жене снова ненова: «Я не мог, ну, честное слово, не мог я». Итак далее. Все чего-то ждали. Кто-то с буйным восторгом, но большинство с угрюмой сосредоточенностью, как будто собираясь с силами перед неминуемым тяжким испытанием, и все словно боялись что-то пропустить. Ровно в полдень взвыла сирена, и Нью-Йорк превратился в сумасшедший дом.