Сирил Коллар - Дикие ночи
— Ты испоганил мне жизнь… Этот педик передал мне СПИД, у меня никогда не будет детей, а он выбрасывает меня на улицу… Я сижу тут, как побитая собака, а он там трахается, за дверью.
Я открываю и молча смотрю на стоящую на коленях Лору, из квартиры напротив выходит соседка и говорит мне:
— Да остановите же ее, заставьте замолчать, ради Бога… Мне-то наплевать, но другие могут вызвать полицию… У нас не принято устраивать подобные сцены на людях! Я иду к Лоре, тащу ее к лифту, она сопротивляется с ужасными криками.
На площадку выходит еще один сосед, берет Лору за плечи и медленно ведет к своей квартире.
— Пойдемте ко мне, вам нужно успокоиться.
Лора оборачивается ко мне:
— Мерзавец, ты хочешь, чтобы я сдохла, тебе больше нравится трахаться с арабом?
На пороге моей квартиры появляется Джамель и спокойно говорит ей:
— А тебе-то что до этого? Тебя бесит, что он общается именно с арабом? Он тебя не хочет, понимаешь, не хочет.
Я прошу Джамеля вернуться в квартиру, иду к Лоре, высвобождаю ее из объятий соседа и веду к себе.
Джамель в моей комнате, он сидит на краешке кровати, Лора идет к нему, но он опережает ее:
— Не разговаривай со мной. Меня нет, я не существую для тебя, о’кей?
Тогда она идет в гостиную и садится на диванчик. Я прошу Лору извиниться. Она удивляется:
— А что я такого сказала?
Джамель стоит, отвернувшись от нее, он бросает:
— Ты вообще не умеешь разговаривать, употребляешь не те слова… Он тебя не хочет, так что сматывайся, все очень просто.
— А ты сам-то умеешь разговаривать?
— Во всяком случае, я умею выразить свои мысли.
Теперь они оба смотрят на меня, но я молчу. Джамель начинает нервничать:
— Почему ты вообще так говоришь: «араб», «грязный араб»?
— Да вовсе я не расистка, совсем нет… Уж ты-то это знаешь, черт, да скажи же что-нибудь, не молчи. Ты слишком большой трус, боишься потерять нас обоих, ведь именно по твоей милости мы сейчас говорим друг другу все эти гадости!
Она права: я действительно не могу выбрать. Джамель говорит Лоре:
— Ты не знаешь меня, ничего не знаешь о моей жизни, да ты хоть знаешь, какое у меня было детство?
— А ты знаешь, что эта сволочь бросила меня, у меня СПИД, я никогда никого больше не смогу любить.
— Найдешь другого…
Я не могу удержаться от смеха — какой детский прием она использует! Лора спрашивает:
— Заткнись, разве неправда, что ты передал мне вирус?
— Ты такая врушка, что тебя трудно опровергнуть.
— Ты сказал своему дружку, что у тебя положительный анализ, или с ним ты поступил так же, как со мной?
Джамель опережает меня с ответом.
— Мне наплевать!
А я добавляю:
— Мы не занимаемся любовью.
— Ну конечно!.. Разве не ты первым заговорил об арабе? Вчера, когда я тебе позвонила, ты ведь сам мне сказал: «Нет, сегодня вечером мы не сможем увидеться, у меня появился жилец». А когда я попросила тебя пойти со мной на праздник хаммам, ты ответил: «Прекрасная мысль, пожалуй, я пойду туда с моим маленьким арабом…»
— Ничего подобного я тебе не говорил.
— А-а-а, тебе стыдно, Джамель теперь знает, что ты рассуждаешь так же, как маленькая парижская сумасшедшая!
Джамель резко вскакивает:
— Это нечестно, я не хочу слушать ничего подобного! — и кричит мне: — Ты такой же, как все! — Джамель сейчас похож на сумасшедшего, он бежит к выходу и начинает изо всех сил колотить в дверь гостиной.
Я мчусь следом за Джамелем и ловлю его уже на лестнице. Он стоит, обхватив голову руками, и бормочет:
— Ничего подобного я не хочу больше слышать, не хо-о-чу! Никто не имеет права так со мной разговаривать!
— Да она просто несет Бог знает что, поверь, не нужно разрушать то, что возникло между нами!
— Никто никогда не делал для меня того, что сделал ты, никто не плакал из-за меня, но это уж слишком: я не могу ни от кого выслушивать подобных оскорблений.
Суставы его правой руки посинели и опухли, некоторые кровоточат. Я спрашиваю:
— Тебе больно?
— Ерунда, хорошо, что я ударил по двери, иначе разбил бы лицо ей или тебе!
Мы возвращаемся в квартиру. Лора сидит на полу под окном; насмерть перепуганный Морис пытается убежать. Мы с Джамелем идем в ванную, и я пытаюсь сделать ему компресс, протираю разбитые костяшки одеколоном. Лора присоединяется к нам, она хочет помочь, Джамель не подпускает ее к себе, но потом сдается. Я иду в гостиную посмотреть на дыру, проделанную кулаком Джамеля.
В кухне готовлю чай для Лоры, которую бьет страшный озноб, потом иду в комнату за свитером. Джамель вдруг бросает:
— Она не злая, эта малышка. Просто слишком влюблена.
Я протягиваю клацающей зубами Лоре свитер, и она говорит:
— А он милый и нравится мне.
Мы решаем выйти, спускаемся вниз, садимся в мою машину. Я собираюсь выехать на Елисейские Поля и найти какой-нибудь открытый банк. На набережных пробки, я разворачиваюсь и выезжаю на кольцо. Здесь еще хуже, мы продвигаемся вперед еле-еле, и Джамель начинает нервничать. Он твердит не переставая:
— Сегодня же суббота, я хочу праздника!
Все банки закрыты. Джамель заявляет нам, что кругом полно денег и взять их очень легко. Я хочу есть и выхожу из машины купить сандвич. Вернувшись к автомобилю, не нахожу там Джамеля.
— Ну что, ты довольна? Что он сказал?
— Да ничего, он ушел вон туда…
Я медленно трогаюсь с места, а Лора говорит мне:
— Не собираешься же ты искать его. Он пошел вон по той улице, направо.
— Да я его и не найду, даже если бы хотел… Есть слова, которые нельзя говорить подобным людям.
— Мне отвратительно, что ты им просто пользуешься.
— Тебе отвратительно, что я хочу быть счастлив хотя бы несколько минут?
— Ты ему не нужен, ты ничего не можешь для него сделать. Тебя, судя по всему, возбуждает в жизни только одно: ласки с маленькими негодяями.
Мы медленно продвигаемся вперед, и внезапно Лора замечает Джамеля. Я окликаю его, но он идет, не оглядываясь, я вылезаю из машины, догоняю его, он не хочет говорить со мной. Тогда я кладу руку на плечо Джамелю, он останавливается и признается, что ему хочется сильно меня ударить.
Лора выходит из машины и раздраженно спрашивает:
— Ну что, долго еще это будет продолжаться? Мне-то что делать?
Джамель идет к ней, угрожающе бросает:
— Не начинай все сначала, дай нам кое-что обсудить, черт бы тебя побрал, дура!
Мы разговариваем на ходу, повторяя одни и те же ничего не значащие слова. Когда мы в очередной раз проходим мимо машины, оттуда выскакивает Лора, она кричит, делает вид, что уходит, возвращается. Джамель говорит:
— В один прекрасный день это все равно должно кончиться, так пусть это случится сегодня… Дай мне десять монет, чтобы я мог купить сигарет.
Когда мы входим в табачную лавку, Джамель кажется гораздо более спокойным. Он повторяет как в забытьи:
— Я ничего больше не понимаю… Не понимаю, оставь меня…
Он уходит, а я бросаю ему вслед:
— Позвони мне сегодня вечером.
— Нет, не знаю…
— Обещай, что позвонишь.
— Я не могу обещать, потому что всегда держу слово. Я ведь не знаю, захочется ли мне звонить.
— Пообещай мне!
— Я не обещаю, но постараюсь заставить себя.
Джамель уходит. Я возвращаюсь в машину и спрашиваю Лору:
— Куда тебя отвезти?
— Я поеду с тобой.
— Нет… Я отвезу тебя домой.
— Я не пойду домой.
Мы едем по набережным, мимо башен Богренель. Я говорю Лоре, что никогда не прощу ей того, что она сегодня сделала. Она отвечает:
— Значит, все кончено, ты меня больше не хочешь… — Она плачет, всхлипывает, вопит, колотит по приборной доске. Я ничего не предпринимаю: хотел бы остановить весь этот кошмар, обняв ее, но не могу, это сильнее меня — мне кажется, что она играет комедию. Кстати, может быть, она именно этим и занимается.
Ворота открыты, я подъезжаю на машине к подножию башни и силой тяну Лору к лифтам. Она со слезами прижимается к зеркалу в кабине, люди делают вид, что ничего не замечают, продолжают разговаривать с детьми, как будто нас просто нет.
Мы входим в мою бывшую квартиру, говорим друг другу все те же, давно известные слова, потом я замолкаю, а Лора все продолжает, не останавливаясь ни на секунду. Я хочу уйти, но она пытается помешать мне, загораживает дверь. Я не могу с ней драться и возвращаюсь в комнату. Лора пользуется этим и закрывает дверь на ключ изнутри, потом идет ко мне со связкой и просит:
— Возьми меня с собой.
— Нет.
Тогда она идет на кухню, открывает окно и держит ключи над пустотой.
— Если ты не увезешь меня, я их выброшу.
Я стою далеко, молчу, потом прошу:
— Дай мне ключи.
Внезапно Лора начинает пинать ногами стулья и кухонный стол. Чашка с шоколадом падает и разбивается. Я ухожу в комнату и растягиваюсь на кровати, монотонно повторяя:
