Кристиане Ф. - Я, мои друзья и героин
Едва я успела прикурить, мама вбежала в комнату. Она заорала: «Ты…, ты…, ты принимаешь наркотики!!!» Я тихо сказала: «Что за ерунда, с чего это ты взяла?» Тогда она бросилась на меня и стала заворачивать мне руки. Я не сопротивлялась.
Конечно, мама сразу же увидела свежие воронки. Схватила мой мешок и вывалила всё его содержимое на кровать… Выпал шприц, пачка табака и целая куча пустых чеков. На фольге ещё была героиновая пыльца, и когда меня начинало долбить, а порошка не было, я ногтями соскребала эту пыль и кололась этим… Теперь всё это было вывалено на койку, и, таким образом, доказательств моей наркомании было просто от пуза… Впрочем, мама допёрла ещё в ванной. Там она нашла не только брызги крови и кровавые салфетки, но и сажу на ложке, в которой я готовила. Она уже немало прочитала в газетах о героине и легко смогла разобраться во всех находках.
Ну, я не стала отпираться. Я упала без сил на пол, хотя только что вогнала себе дозняк отменного М-порошка, зарыдала и не могла произнести ни слова. Моя мама тоже не говорила особенно. Её просто трясло. Она была в шоке. Наконец она вышла из комнаты, и я слышала, как она говорит с Клаусом. Вернулась она уже относительно спокойной и спросила: «Так что же, ничего с этим сделать нельзя? Ты что же – не хочешь бросить??» Я сказала: «Мамочка, я больше ничего не хочу так сильно в этой жизни, как бросить! Честно! Верь мне! Я так хочу отколоться – да ты не представляешь!» Она сказала: «Ну, хорошо попытаемся вместе… Я беру сейчас отпуск и смогу быть всё время с тобой, и начинаем мы прямо сегодня!» Я сказала: «Это здорово! Только вот ещё одно дело… Без Детлефа ничего не выйдет… Он мне нужен, и я ему нужна. Он тоже хочет соскочить. Мы уже давно говорили об этом, уже давно. Мы так и хотели соскакивать вместе!» Тут моя мама совершенно сошла с лица и лишь тихо спросила: «А, Детлеф, он что – тоже..?» Он ведь всегда очень нравился ей, она была рада, что у меня такой хороший друг. Я ответила: «Конечно, он тоже! А ты думаешь, я бы одна это делала? Да Детлеф просто не допустил бы этого! Как же я могу теперь бросить его одного?!» Мне вдруг стало хорошо. Меня до слез радовала мысль, что теперь мы наконец-то расстанемся с этим кошмаром… Чёрт возьми, мы ведь уже давно собирались отколоться! На маму, однако, было просто страшно смотреть… Она была совершенно зелёной, и я думала, что её сейчас хватит сердечный приступ – таким ударом оказалось для неё известие, что Детлеф – наркоман. Но, думаю, она была просто потрясена тем, как легкомысленно она вела себя последние два года. Так, теперь же её одолевали сомнения. Она хотела знать, как я добывала деньги на героин…
Понятно, она быстро дорисовала себе полную картину наркотики панель, клиенты, сутенёры и всё такое прочее…
Я бы никогда не решилась сказать ей правду… Я солгала: «Да как-то само набиралось… Ну, просила, там, пару марок у людей. Как правило – получалось. Ну, убирала там, сям – чего ещё-то?!» Больше она не спрашивала. И было видно, как счастлива она была получить ответ, который не подтверждал её самых худших опасений. И так уж, всего, что она узнала в это воскресенье, хватило бы, чтобы свалиться с инфарктом. Мне было просто безумно жалко её, и меня мучила совесть…
Мы, в спешке одевшись, тотчас выскочили из дома, чтобы найти Детлефа… На вокзале его не оказалось. Его не было и у Акселя, и тогда вечером мы поехали к отцу Детлефа… Родители Детлефа были в разводе. Отец – мелкий служащий. И он уже давно знал, что там с Детлефом. Моя мама накинулась на него с упрёками: почему он, зная обо всём, не сказал ей ни слова. Тут его отец всхлипнул раз, всхлипнул два и чуть не разрыдался перед нами. Мысль, что его сын наркоман, а он ничего не может с этим поделать, постоянно мучила его… Ну, теперь-то он был рад, что моя мама хочет взять дело в свои руки! Он повторял всё время: «Ну, слава богу – теперь всё будет в порядке».
Папаша Детлефа обладал огромной коллекцией снотворных и успокаивающих средств, и я немедля реквизировала у него все эти препараты, сказав, что у нас нет валерона, и что выход без валерона будет зверски мучителен. Домой мы уехали с пятью упаковками мандракса, пачкой геметрина и горой валиума. Ещё по пути в метро мне пришлось закинуться целой пригоршней таблеток, так как ломка уже начиналась. Таблетки хорошо взяли, и я проспала всю ночь напролёт…
Утром Детлеф стоял в моей комнате. Отец нашёл его сразу после нашего ухода.
Детлефа уже круто гнуло, и меня сильно удивило, что он всё-таки не вмазался где-то по пути, а пришёл ко мне переломаться. Какой он всё-таки классный, подумала я! Он же наверняка знал, что у меня нет героина и быть не может. Детлеф сказал, что хочет быть вровень со мной, когда мы начнём.
Детлеф, как и я, действительно хотел бросить всё это. И теперь мы даже радовались, что дело обернулось таким образом. У нас не было ровным счётом никакого понятия – как и у наших родителей впрочем, – что это полный бред если двое дружбанов-наркоманов пытаются вдвоём слезть с иглы. Потому что рано или поздно один из них начинает снова, и второй колеблется только пока не узнает, что его друг вмазался. То есть, мы-то, возможно, и знали об этом, но предпочитали строить иллюзии. Нам всё время казалось, что у нас с Детлефом всё по-другому чем у других. Да, в конце концов, мы не хотели ничего делать по одиночке, Детлеф и я!
До обеда мы держались на пилюлях в общем-то неплохо. Мы разговаривали друг с другом, рисовали себе нашу жизнь после откола розовыми красками и обещали друг другу стойко держаться в ближайшие дни. Несмотря на начинающиеся боли, мы были счастливы вместе, сидя у меня в комнате.
А днём это началось… Мы беспрерывно глотали таблетки и заливали их вином в огромных количествах, но ничего не помогало. Внезапно я почувствовала что мои ноги совершенно не подчиняются мне. В подколенных впадинах было страшное давление я боялась, что вены просто не выдержат и порвутся. Я легла на пол и вытянула ноги. Я пыталась то напрячь их, то расслабить но мускулы просто не слушались меня. Тогда я руками прислонила ноги к шкафу… Это было ошибкой, потому что там они оставались несколько часов. Я просто не могла оторвать их от стенки шкафа. Я извивалась и каталась по всему полу, но ноги так и оставались на шкафу, как приклеенные.
Я совершенно взмокла от ледяного пота. Я тряслась и замёрзала, и этот пот лил по всему лицу, заливая глаза. Вонял он ужасно! Я понимала, что этот вонючий яд, которым было полно моё тело, выходит теперь наружу, и мне казалось, что я присутствую при изгнании чертей из себя самой…
Детлефу было ещё хуже. Он был в полной отключке в смысле головы. Трясся от холода, но вдруг снял свой пуловер и сел на стул около окна. Его ноги были в постоянном движении. Он будто бежал, сидя на стуле и мёртвой хваткой схватившись за его ножки. Его ноги, тонкие как карандаши, в страшных конвульсиях постоянно ходили взад и вперёд. Каждую секунду он вытирал пот с лица, но пот этот лил литрами. Детлеф страшно кричал, извиваясь как угорь и просто корчился от боли.
Спазмы желудка. Это было похоже на агонию.
От Детлефа воняло ещё хуже, чем от меня, и в крохотной комнате нечем было дышать. Я часто слышала о том, как разрушается наркоманская дружба после удачного откола. Я думала, что всё равно люблю его – даже сейчас!
Детлефа вдруг оторвало от стула, он как-то добрался до зеркала в моей комнате, и уставившись в него, сказал: «Всё: я не выдержу! Я не перенесу этого! Нет, я просто не могу!» Я не отвечала. У меня не было ни капли сил, чтобы хоть как-то придать ему мужества. Я просто заставила себя не думать так же, как он, и попыталась сконцентрироваться на каком-то глупейшем романе ужасов, лихорадочно перелистывала и рвала страницы газеты. Язык и горло пересохли до невозможности, рот при этом был полон какой-то едкой слюны. Я всё не могла её сглотнуть и зашлась в кашле. Чем судорожнее я старалась проглотить эту слюну, тем сильнее становился кашель, и вскоре этот кашель уже вообще не прекращался ни на секунду – я не могла дышать. Потом меня стошнило. Прямо на ковёр. Я блевала какой-то белой пеной. Я подумала, что меня рвёт прямо как мою собаку, если та обожрётся травой. Потом я вспомнила, что никакой собаки у меня уже нет… Кашель и рвота не прекращались.
Всё это время мама была в гостиной. Выглядела совершенно растерянной и беспомощной и не отваживалась зайти к нам в комнату. Каждые пять минут она выбегала в универмаг и приносила нам что-то, что мы даже не могли проглотить.
Наконец, она принесла солодовые леденцы, и именно они помогли мне. Кашель прекратился. Мама убрала всю блевотину с ковра. Она была очень мила, а я не могла даже спасибо сказать… Вдруг разом подействовали все эти килограммы колес – я же сожрала пять таблеток валиума, две мандракса и догнала всё это бутылкой вина!
Нормальный человек после такого продрых бы пару дней точно, не вставая с кровати, но моё тело было настолько загажено, что практически не реагировало на яд. Тело стало только немного спокойнее и улеглось на кровать. Около кровати поставили тахту, на ней уже лежал Детлеф. Мы не касались друг друга. Каждый был занят собой. Я была в каком-то полуобморочном состоянии. Я спала и в то же время знала, что сплю и всё равно чувствую все эти проклятые боли. Полусон перемежался полубодрствованием. Мне казалось, что мозг мой совершенно обнажён, и любой может прочитать все мои самые грязные мысли, и что теперь-то мама увидит, что за омерзительный кусок говна её дочь. Я ненавидела своё тело. Я была бы рада, если бы оно просто сдохло!
