Яна Гецеу - Я, Дикая Дика
Возвращаясь с очередного одинокого пьяного похода на Горс, в злом порыве бессмысленности завернула в первый попавшийся двор, села на скамеечку, достала дневник, и написала:
«А все эти тяжко пропитые, такие юные, но такие конченые личики! Эти ужасные девочки, которые тем и ужасны, что никому уже и не кажется, что они дегроидно гадки! А все эти омерзительно недоразвитые мальчики! Боже, боже, с кем я связалась? И весь прикол в том, что никто из них не понимает в ноль, в упор, что они конченные ублюдочные рожи, плешь цивилизации, ее жертвы и ее пороки одновременно! И все они думают, что могут стать певицами, революционерами! Девочки дают таким ничтожным, таким ублюдочным мальчикам! Да и я тоже. Они такие молодые, и такие конченые… боже, боже! Панки сдохли, поверьте мне! Панки сдохли и не надо лелеятьпустые надежды, ведь панки всего лишь те же люди, а люди как таковые просто отстой… и я человек… панк… мерзость, господи, видишь эту мерзость? Не обижайтесь на меня, это правда ваша такая! Каждому достаточно просто лишь в зеркало заглянуть, более-менее трезвому, или не трезвому, но понимающим взором, хоть это и трудно — и увидеть — куда мы все докатились! Оценить, БЛЯДЬ, заценить, на хуй, куда мы припёрлись ВСЕ! Если ты человек — ты полный отстой, уж поверь мне, я знаю, я ВИЖУ!!!»
Хуй вам, духовно продвинутые!!
Хуй вам!!!!
Последние слова я начертала резкими рваными буквами на стене маркером. И не оборачиваясь, ушла прочь с этого места…
Опять чёртова тоска… с самого утра. Непреходящая. Не знаю, куда и бежать уже от неё. Мать разбудила лично, чтоб универ не проспала. Ей Петровна доложила, что я прогуливаю. Ну, я сделала вид, что собираюсь, а когда предки исчезли за дверью, разделась и завалилась в постель. Привычный со школы приёмчик. Не пойду никуда. Не хочу. Полежала — полежала, не спится! Тогда встала, пошарахалась по квартире, пока домработницы ещё нет, повалялась на необъятной родительской кровати, удивляясь, как им не приходится орать с одного угла на другой, чтоб поговорить вечерком? Выкурила крепкую и горькую папину сигару. Кофе попила, мюсли пожевала. Ну и дрянь, как мать может есть их по утрам? Фигура, святое дело! Да, у меня тоже! Вернулась в комнату, разделась перед огромным зеркалом в платяном шкафу. Принялась критически осматривать своё тело — не растолстела ли? А то я в последнее время совсем забросила себя, не слежу ни что ем, ни сколько и чего пью! Опять же не высыпаюсь, а это для целлюлита милое дело! Пришла к выводу, что вроде нет. Только животик немножечко более выпуклый стал. Но это, наверное, не трабл! Пару недель на кашках, и всё сойдёт, как миленькое! Попа гладкая, ни единой складочки — и то верно, что мамин новый французский гель помогает! Она три коробки сразу купила, я одну экспроприировала. Редкостно красивая задница у меня! Не зря так популярна среди друзей мужского пола! Так и норовят то шлёпнуть, то ущипнуть. Есть за что! И татушка моя — кошко-бабочка очень в тему. За два года не устарела совсем. Хороша-то хороша, но вот в солярий сгонять раза три не мешало бы! Если не забуду.
Достала все свои украшения — золото, рубины, одела на себя. Цепочки и жемчужные бусы в пять рядов, очень секси между высокими сосками! Если ещё и пальчиками в перстнях с изумрудом и аметистами прикрыть грудь, и немножко нахмуриться — вообще кр-расота! Есть даже корона-диадема — купила в Сиднее, в двенадцать лет. Жива ещё, а я-то про неё совсем забыла! Какой принцессой я тогда себя чувствовала, когда надевала её на корпоративные банкеты для детей сотрудников! Ходила, гордая и неприступная, мелкими шажочками, в роскошном пышном платье с палантином, и никому не позволяла со Своим Королевским Высочеством даже заговаривать! А в Варшаве, куда ездили к папиному кузену, на какое-то родственное заседание, я в ней впервые поцеловалась! С самым красивым мальчиком вечеринки! И сейчас, довольная, нацепила штучку на грязные, растрепанные волосы. Повертелась голая и в камнях — ух, прикольно! Роскошно! Одно жаль, некому сфоткать! Если настроить фотик по таймеру, и самой… нет, не прикольно, одно тока разочарование получишь. Да и лень, если честно. Потом примеряла всякие шикарные плейбойские позы глядя в глаза своему отражению. Всё думала — надо запомнить, потом воплотить!
Воистину, бриллианты — лучшие друзья девушек! Засохнуть тоска не засохла, но вот что отпустило — это да! Я даже в универ решилась сгонять, на последние две пары. Надо же своих колечек прогулять, они без света чахнут.
И оказалось, не зря вышла! Встретила праздношатающихся Русого и Ведьму. Русый бородку отрастил и усы, почти черные, при светлых волосах вообще прикольный контраст!
— Это у тебя свои такие усы, цветом?
— Ага! — улыбнулся от души мой старый собутыльник.
— Прикольно, да? — поддержала Ведьма. — Мы и не ожидали, что так будет! Когда женились, ему бриться ещё не надо было, пацан совсем! — она тоже от души нежно улыбалась. — А щас, смотри, совсем мужик!
— Ну, так, женатый человек! — важно напыжился Рус. Я фыркнула, не удержавшись — вот блин, нашёлся тоже, будто я не знаю! Псих и накроман, раздергай, каких мало — этого и могила навряд ли исправит!
— Слушь, Дикая, а идём бухать к нам! — вынес самое что ни на есть естественное предложение Русый. — Мы сейчас к Владе, она замуж вышла за байкера молодого! Приколись?
Делать в принципе нечего, и конечно, я пошла.
С тех пор, как я последний раз побывала у Русого дома, тут заметно переменилась обстановка. Только мы сунулись в коридор, как тут же чуть не споткнулись обо что-то странное, металлическую конструкцию с проводками.
— Ой, да это Антоша забыл в гараж унести! — пояснила неожиданно приветливая Влада. И по всей квартире валяются железные штуки, неферские украшения типа драконов и шипастых напульсников, и бензином воняет. Жуткий прикол — мегера Влада нынче носит корсет и чулки! Русого чуть удар не хватил, когда она приподняв юбку продемонстрировала это типа нам с Ведьмой, да ещё и будто по секрету. Но явно так, чтоб и он видел. Да уж… я бы на месте Стаса вообще бы сдохла.
Наконец появился долгожданный молодой муж — красивый, большой парень, при всём байкерском параде — «косая», хайры, штаны кожаные.
— А вот и Антоша! — радостно взвыла Влада, как заждавшаяся хозяина породистая сука, и наверняка, будь у неё хвост, завиляла бы!
Познакомились, сели выпивать. То да сё, обычным порядком.
— Стасик, а давай эту песенку, которая мне так нравится, — облокотилась на стол нетрезвая Влада.
Русый молча кивнул, и пошёл за гитарой. Видимо, всё ещё не отошёл от зрелища сексапильный мачехиных бедёр в чулках… я знаю и эту его грязную тайну. Чёрт, да чегогитарой. авится, — облокотилась на сто нетрезвая Влада. мноволнуясь — ЧТО? только не узнаешь о гадком человеческом нутре под совместным циклодолом…
Русый вернулся, и сосредоточенно тронул струны, примеряясь.
— И не дождаться тепла-а-а-а от мёртвой Луны,
Не добиться огня от высохших серде-е-ец,
Катафалк новобрачных, суета и цветы —
— Это день идёт со смертью под венец!!
Батюшки мои, да это ж Шмели! Вот бы не подумала, что Влада такое может любить! Я, кажется, уважаю её всё больше! Мы-то с Русым ладно, известно дело, поШмелята те ещё, но вот Влада!
— Тень гуляй, по ночам и днем,
Гуляй тень пятном неизвестной звезды,
Гуляй тень венцом,
От мечты до мечты не дожить!
И голос у неё оказался очень даже ничего, такой народный, сильный и прокуренно-звонкий, если можно так сказать. Вытягивала она «на ура», и среди звенящего общего тона прорываются сигаретные нотки. В общем красиво, и душевно.
— И не дождаться дождя от сексуальных фантазий,
От ужасных снов с летальным концом,
А когда тень воскреснет, нимб ее украсит,
Станет жёлтой как осень,
Со злове-е-ещим лицо-о-о-ом!
Ведьма тоже хорошо пела, только иногда прерывалась, затягиваясь, и покашливая. А ведь одно время бросала курить, сгубит её эта чёртова привычка, у неё лёгкие не слава богу… да и у меня.
— Не дожи-и-и-и-и-ть…
Русый не пел, он сосредоточенно уставился на свои ловкие пальцы на струнах, будто не может так играть! Обычно-то он закрывает глаза, если музыка грустная, или строит глазки окружающим, если весёлая, и залихватски поёт, но сейчас видимо, всё не может даже просто взглянуть на мачеху… жуть. Зачем мне такие секреты? Я исподволь взглянула на его жену, она будто ничего вовсе не замечала, пела себе или затягивалась. Знает ли нет? Но вот Ведьма бросила короткий взгляд на свекровь, скользнула по её ногам с едва уловимой тенью, и я поняла — знает! Всё знает… или мне показалось? Не знаю, почему-то я не могла забить на это совсем не моё дело, и сидеть себе спокойно, будто я тоже принимаю участие во всей этой внутрисемейной байде. Раз знаю, что Русый сох по мачехе в сексуальном смысле, и кажется, продолжает до сих пор, так и не получив «своего» (вернее, конечно, чужого, табуированного). Всё, забить и забыть! Просто петь. А потом домой — и пусть все живут, как знают.
