Владимир Козлов - Попс
— Не, реально — поехали с нами в Питер, — говорит Миха. — Там как раз три дня праздников на девятое. Или ты — на дачу: «хуячим, хуячим»?
— Ты же знаешь — у нас нету дачи. А где остановиться в Питере?
— Это не проблема. Поднимем друзей, знакомых, найдем какой-нибудь вариант. В крайнем случае — квартиру на сутки. Только не гостиницу — это дорого.
— Нет, спасибо, конечно, но я не поеду.
— Как хочешь. Наше дело предложить. — Миха поворачивается к Садилову. — Видел рекламу этой фигни? — Он стучит пальцем по этикетке пива. — «Теперь уж точно до свида-а-а-анья». Прикольно, да?
— Тупо немного, но, в общем, прикольно.
— Ни фига не тупо. Это такой замес специальный.
* * *Метро Лубянка. Я стою в центре зала, жду Машу, девушку из троллейбуса. Через несколько дней мы опять с ней ехали в семьдесят первом, и я подошел познакомиться. Она живет в моем доме, в первом подъезде — снимает комнату у старухи. Учится в медуниверситете.
Подъезжает состав, двери открываются, на платформу высыпаются пассажиры. Я замечаю Машу. Она улыбается, машет мне рукой. Я иду навстречу.
Поднимаемся по эскалатору, проходим мимо двух ментов, хмуро глядящих на толпу.
— Не люблю их, — говорит Маша. — Такие сволочи. Раз прошла я в метро по разовому проездному — свой студенческий дома забыла — и выбросила сразу. Подходит милиционер — а где ваш проездной? Отвечаю, что выбросила. А он: а как вы это докажете? Повел меня в обезьянник и продержал там до вечера. Видно, думал, что я взятку дам, а у меня рублей пятьдесят всего было с собой.
— И что потом?
— Отпустил. Понял, что поживиться не светит. Жалко только, что долго это до него доходило.
— Менты — уроды. Я вообще не понимаю, как туда можно идти работать. Платят им мало, приходится заниматься вымогательством. Почему не пойти и честно не заработать? Тем более, и престижа здесь никакого.
— Наверно, в менты идут те, кого больше никуда не берут. Или те, кто не хочет вкалывать. Думает, ничего не надо делать, только денежки будут сыпаться. Давай свернем в переулок, хорошо? Здесь слишком шумно.
— Давай.
В начале переулка идет ремонт здания. В будке охранник громко слушает радио, песню «Переулки таганские». Рядом с будкой лежат на асфальте три бродячих собаки. Дома в переулке — ветхие, с осыпавшейся штукатуркой. Людей и машин нет вообще.
— Никогда не подумаешь, что это — Москва, — говорит Маша. — Я второй год здесь живу и все время удивляюсь контрастам: какие-то шикарные новые здания — а рядом вообще трущобы.
— Тебе Волгоград или Москва больше нравится?
— Конечно, Москва. Нечего сравнивать. Мы — провинция. Сколько бы ни говорили, что область благополучная, но по сравнению с Москвой — деревня. Я совсем не жалею, что не осталась там. Хотя одноклассники многие поступили учиться у нас. И мои родители были против. Они — люди простые, мало что видели. Папа — инженер на заводе, мама преподает в институте.
— А моя мама раньше в школе работала.
— В общем, они меня не понимали. Говорили: зачем тебе Москва? Там так сложно, жить будет не на что, умрешь с голоду и всякое такое. С голоду, как видишь, не умерла. Зарабатываю по мелочи: флаеры раздаю у метро, иногда на презентациях работаю. Я никогда не хотела сидеть на шее у родителей. Вот и не сижу. — Маша улыбается. — Они мне только за квартиру платят, на остальное сама зарабатываю.
— Политикой интересуешься?
— Почему ты спросил?
— Любопытно. Не хочешь — не отвечай.
— Да нет, отвечу, что здесь такого? Мне до политики дела нет. Голосовать я никогда не ходила и не пойду. Политикам не верю, вообще никаким. В моей жизни ничего не изменится от того, за кого я проголосую. Разве не так? Я вообще стараюсь не заморачиваться на этом, просто жить.
* * *В центре сквера — памятник Ленину. Справа — уродливое серое здание с двумя антеннами на крыше. Слева шумит фонтан. Над ним — зеленая крыша летнего кафе.
— Ну что, как идет процесс поиска сторонников? — спрашивает Курт у Руди.
Мы втроем сидим на лавке, пьем пиво.
— Трудно идет, очень трудно.
— Фанатов футбольных не пробовали вербовать? Они ведь настоящие реальные патриоты, по крайней мере, так себя заявляют.
— Пробовали. На самом деле они — на редкость аполитичные люди. Большинству, кроме своей команды, ни до чего дела нет. Вообще, все субкультуры — игрушка. Даже те, в которых, вроде бы, идеология. Все — или это не всерьез, или просто разводка. Дебильно все получается. Антифашики ненавидят коммунистов, энбэпэшников. Это, получается, фашисты, то есть самое главное зло.
— Нет, самое главное зло для них — это скины.
— Ну да, в общем. Но и эти тоже.
— Но и скинов не надо всех под одну гребенку. Есть скины-антирасисты, «шарпы» называются, есть «трады» — они в эту байду насчет расового превосходства играть не хотят.
— Ладно, при любых раскладах — это не те, на кого можно опереться. Они играют в свои игры, в свою атрибутику, но за всем этим нет ничего. Пустота.
С соседней скамейки встают парень с девушкой. У него в руках фотоаппарат. Девушка становится на фоне Ленина, он фотографирует.
— Интересно, она — коммунистка, или ей просто сфоткаться, лишь бы был фон? — спрашиваю я.
— Скорее всего — просто любит пофоткаться, — говорит Руди. — Молодежь сейчас, в основном, несознательная. Мозги забиты всяким говном — им не до политики.
— Да, только за деньги, наверно, и можно привлечь кого-то сейчас на свою сторону. — Курт делает глоток пива. — Ищи какого-нибудь олигарха…
— У олигарха брать деньги западло.
— Почему — западло? — спрашиваю я. — Если ты считаешь, что на правое дело? Разве для этого не все средства хороши? Ленин и то брал деньги у немцев…
— Нет, не все средства хороши. Принцип важнее. У этих — не брать никогда и ни при каких обстоятельствах.
— А по мне, — говорит Курт, — олигархи все-таки симпатичней, чем все эти уроды в правительстве. Тоже крадут у народа деньги, только не так открыто и явно. Кроме того, если у нас на сегодня общие враги…
У другого конца нашей лавки стоят две женщины и трое мужчин. Все они пьют пиво и разговаривают нетрезвыми голосами.
— А я говорю вам, что наш отдел придушат, — говорит невысокая тетка с короткой стрижкой. — Рано или поздно, но придушат.
— Ладно, чему быть, того не миновать, — отвечает мужик в пиджаке.
* * *Навстречу нам с Куртом идут три чувака лет по семнадцать, в одинаковых черных майках с надписью «Наши». Они пьют из бутылок пиво.
— Ребята, а не подскажете, что это значит? — спрашивает Курт. — На майках у вас… Вы с «Нашего радио»?
— Не, не оттуда, — говорит один. — Мы вообще не местные. Мы с Нижнего. Приехали сюда на акцию.
— А что за акция?
— Хуй его знает. Сказали, что бесплатно везут в Москву, чтобы постояли где-то там… И потом еще по пятихатке выпишут и пожрать дадут в «Макдоналдсе». Но мы съебались с акции.
— Что, деньги уже выдали? — спрашиваю я.
— Не, выдадут позже, когда ехать домой. Как раз пора к автобусам двигать. Ленинский проспект в какой стороне?
— В той, — показываю я. — И все-таки, что за движение такое? Насчет чего оно? Вам что, не сказали?
— Не, сказали, но я забыл. Серый, ты помнишь?
— Что-то насчет того, что Америка на нас залупается… — говорит невысокий прыщавый чувак. — И фашисты всякие… Ну, и надо фашистам стучать по ебальнику… И против Америки тоже готовиться, чтобы, если чего… Ну ладно, мы пошли, короче.
— Давайте, — говорит Курт.
Прыщавый протягивает ему руку. Курт делает вид, что не видит. Чуваки уходят.
— Слышал я про это движение, — говорит Курт. — Цель — под видом фашистов давить неформалов, чтобы, не дай бог, не случилось «оранжевой революции». Свезли такое вот урло в Москву — за «Макдоналдс», за бабки…
— Если они против Америки, то в «Макдоналдсе» жрать им западло должно быть, — говорю я.
— В том то и дело, что все это профанация. Нет, меня другое гнобит. На пенсии старикам у правительства денег нет. А финансировать такую вот пиздобратию деньги находятся. Надо же их привезти, накормить, плюс еще по пятихатке на каждого.
* * *Я и Маша идем вдоль зеленого забора. Забор кончается, мы выходим к оврагу. На бетонной плите — зеленые осколки пивной бутылки.
— Что там, за лесом? — спрашивает Маша.
— Бирюлево.
— А вон там что за дома?
— Это, наверно, Царицыно. Да, скорее всего. Здесь до парка Царицыно недалеко. Давай как-нибудь сходим.
— Хорошо.
Небо серое, все в тучах. На склоне оврага зеленеют огороды. Там выращивают картошку люди из окрестных домов. Участки разделены ржавыми кусками железа.
— Пойдем, — говорю я. — А то сейчас пойдет дождь. Намокнем.
— Давай постоим еще немного. Мне здесь нравится. Такая панорама…
